Принципиальный обмен

Франциск умел создавать праздник из ничего. И это умение проявилось у него едва ли не с первых лет жизни. Еще будучи молчаливым крохой, он одной только улыбкой своей мог развеять мрачную атмосферу, так часто повисавшую в доме Бонфуа в первые годы семейной жизни. Родители Франциска поженились по молодости от большой любви, однако романтика первых нежных чувств неизменно разбивалась об унылый быт и неспособность мадам Бонфуа содержать хозяйство в хоть каком-нибудь порядке. Неряшливость супруги раз за разом приводила мсье Бонфуа в негодование, однако на все его упреки жена отвечала той же монетой, напоминая о неудачах на карьерной лестнице. Благо, мазохистская страсть раз за разом лишь укрепляла сей союз. А Франциск, как маленькое семейное солнышко, продолжал своей лучезарной улыбкой разгонять сгущающиеся тучи взаимных претензий. Дар этот не иссяк по прошествии лет, и, оказавшись в рабочем коллективе университета, Бонфуа без особого труда завоевал всеобщую любовь своей легкостью и положительной энергией. Разумеется, никто не мог бы отрицать наличие у Франциска незаурядного ума и ораторских способностей, но остаться в университете после окончания учебы он смог лишь благодаря все той же лучезарности. Коллектив просто обожал шутки Бонфуа, его бесконечные истории в обеденный перерыв, его яркие идеи. Поэтому, когда по городу поползли слухи о любовных похождениях француза, все приняли их снисходительно. Пускай делает то, что считает дозволительным. В конце концов, он ведь молод! К описываемым событиям о личной жизни Бонфуа знал уже практически весь город. Вернее, все знали о его прошлом. Настоящая же жизнь Франциска вдруг оказалась вне поля зрения местной общественности. Поэтому, как только одна особенно болтливая секретарша принесла очередной слушок, его тут же с интересом подхватили и раздули до вполне себе правдоподобной истории. Опровергать что-либо Франциск не намеревался. - Да всем давно известно, что у них интрижка! – заверяла все та же секретарша новенькую ассистентку. - И никто ничего не говорит ему? – недоумевала робкая девушка. - А что ему скажешь? Увольнять его никто не будет. Студенты его любят, начальство в восторге. По кафедре средних веков прокатилась волна невнятного одобрения. Среди собравшихся в этот момент преподавателей не нашлось ни одного, кто мог бы высказать в адрес Бонфуа явное отвращение. Даже его оппоненты в научной среде признавали, что как человек Франциск вполне приятен. - Посмотреть бы на этого доктора Бонфуа, - вздохнув, проговорила ассистентка. - Да он подойдет с минуты на минуту. В подтверждение слов секретарши двери в помещение распахнулись, и на пороге показался сам предмет обсуждения. Как обычно, Франциск Бонфуа был заразительно бодр и свеж. Поприветствовав всех, он прошел к своему столу и принялся искать что-то среди множества папок. - Вы слышали о том, что произошло в шестом корпусе? – спросил Франциск, продолжая просматривать исписанные листы. - Нет, - секретарша подперла кулачком подбородок и приготовилась с увлечением слушать. - Наша Хелена перепутала ящики с находками из прошлогодних экспедиций. Помните, тогда наш университет отправил одну группу на границу с Мексикой, а вторую – почти к самой Канаде? Никогда не сомневался в профессионализме этой женщины до сегодняшнего утра. Подумать только, она решила, что совершила открытие века, обнаружив артефакты с юга в ящиках с севера! - Франциск издал сдержанный смешок и все присутствующие его подхватили. – Мне кажется, ей пора в отпуск. Она не бывала там уже лет пять, совсем заработалась. Тема отпуска вызвала большой интерес, однако в дальнейшей беседе Франциск принимать участия не стал. Он и сам ни разу не пользовался положенными деньками отдыха за все время работы. И причина была вовсе не в огромной любви к делу или нехватке денег. Бонфуа просто не представлял себе иного темпа жизни. Отпуск виделся ему как время одиночества в четырех стенах собственного дома с бутылкой вина в руке. Благо, теперь хорошее вино было ему по карману. Франциск обогнул стол и, заняв свое место, приступил к заполнению заботливо подброшенных ему бланков. Потянувшись за калькулятором, Бонфуа краем глаза заметил маленький календарик, приклеенный к карандашнице на кусочек скотча. Дни отпуска в нем были отмечены зеленым маркером. «Может, взять пару недель? – допустил мысль Франциск. – Съезжу, наконец, домой...». Мужчина шумно выдохнул. Давненько он не называл Францию домом. Хотя в последнее время отец и мать стабильно разговаривали с ним по телефону раз в месяц как минимум. Звали приехать. «Решено! - Франциск стукнул ручкой по столу, поставив точку на бланке. – В этом году полечу». - Доктор Бонфуа, к вам пришли, - возвестила секретарша и указала на дверной проем, где, держа в руках толстую зеленую папку, стоял Артур. - Секунду... – рассеянно пробормотал Франциск и поспешно сгреб бланки в кучу. Как только он закрыл за собою дверь, пересуды возобновились. Об отпуске уже и речи не шло. - Это и есть тот самый Артур? – громким шепотом спросила ассистентка. - Угу, - кивнула секретарша. – Бонфуа никогда не консультирует его здесь, как обычно делают остальные. Всегда наедине. Говорю же, что у них интрижка! - Если тебя послушать, то получится, что интрижка у них длится уже лет пять, - заметил один из преподавателей. Покинув кафедру, Франциск, разумеется, знал, о чем продолжится разговор. Вот только сплетни эти наводили на него одну лишь тоску. По слухам его жизнь выходила куда интереснее реальности. - По какому вопросу? – непривычно вяло спросил Бонфуа. Артур с некоторой опаской огляделся по сторонам и быстро проговорил: - Я забрал документы. Коротко высказавшись, Керкленд приготовился к долгому разговору, какие случались уже не раз, когда очередная депрессия заставляла его совершать глупости. - Ясно, - Франциск кивнул, пребывая в некоторой задумчивости. – Куда дальше? - Пока точно не решил. Есть варианты. Скорее всего, вернусь в Англию... - Отца скоро должны отпустить, - добавил Артур, помолчав немного. Бонфуа потер переносицу, пытаясь сосредоточиться. Странное дело – еще совсем недавно он был полон энергии, а теперь его давила неожиданная усталость. Вновь в голову полезли мысли об отпуске, что в данный момент совсем не казалось уместным. - Хорошо, - выговорил Франциск. – Зайди ко мне, когда будет время. Когда ты хочешь уехать? - Думаю, недели на две я здесь еще задержусь, - пожал плечами Керкленд. - Хорошо, - повторил Бонфуа. *** - Можешь ехать медленнее? – проговорил встревожено Мэтью, взглянув на спидометр, и, на всякий случай, тронул ремень безопасности. Альфред без пререканий сбавил скорость. За окнами сплошной зеленой стеной проносились деревья. - Ты пропустил поворот, - заметил Уильямс. - Да? – Джонс встрепенулся и на секунду оторвал остекляненный взгляд от дороги. – Ничего страшного. Свернем на следующем... - Ты какой-то рассеянный сегодня. Не выспался? - Наверное. Мэтью замолк, дабы не отвлекать брата. Альфред с самого утра показался ему странноватым. И начать стоило хотя бы с того, что Джонс, вечная сова, бодрствовал уже в шесть часов. Он просто сидел на берегу и складывал башенки из гальки. В таком необычном состоянии его и застал еще сонный Уильямс. На все вопросы Джонс отвечал односложно и невпопад. - Ты опять ускоряешься, - сказал Мэтт. – Если ты плохо себя чувствуешь, я могу повести... - Ты умеешь водить машину? - Бывало пару раз. Все лучше, чем ты сейчас. - А что я? Стрелка спидометра дернулась вверх. Вместо ответа Уильмс осторожно приложил ладонь ко лбу брата. - У тебя температура. - Все в порядке, - Альфред рассеянно улыбнулся. И без догадок Мэтта он прекрасно чувствовал озноб, от которого едва ли не тряслись руки. Иван в этот момент тихо посапывал на заднем сидении, запрокинув голову. С утра он выглядел немногим лучше Джонса, но припухшее лицо говорило о том, что Брагинский хотя бы спал. Остаток дороги занял совсем немного времени, и все опасения Уильямса оказались напрасными. Пусть Альфред и казался потерянным заболевающим человеком, машину он мог водить в любом состоянии. Проблемы начались лишь тогда, когда парни, забрав вещи, собрались на станцию. - Фредди, ты никуда не едешь в таком состоянии! – заявила миссис Джонс, хватая сына за капюшон куртки. – У тебя ужасный жар! Ты останешься дома еще дня на три, а потом посмотрим... - Мама, - Альфред попытался разжать цепкие пальцы. – Я в норме. Честно. Как приеду, сразу же схожу к врачу. - Ты не сходишь! – стояла на своем женщина. – Я тебя знаю. Ты даже в постели лежать не будешь! Как позовут тебя твои друзья, так ты и побежишь. - Я не могу так просто пропускать занятия, - решил пойти обходным путем Джонс. - Как будто ты их не пропускаешь! Фредди, я звонила в твой университет не раз. - Я пропустил целый месяц, пока был дома... - Это уважительная причина! Семейные обстоятельства. - Мама! – голова гудела, поэтому Альфред не смог найти еще хоть один довод в свою пользу. На деле, у него была лишь одна причина, по которой он не мог задержаться дома. И причина эта никак не ложилась на язык. Весело распускать о себе глупые слухи, открыто лгать. Но правда, даже если она не так уж и плоха, дается сложнее. - Три дня, - проговорила женщина, обхватив руками лицо сына. – Я должна убедиться, что тебе лучше. В гостиной повисла напряженная тишина. Альфред смотрел в глаза матери едва ли не с отчаяньем, но сигнал этот так и оставался вне поля зрения женщины. Всем своим взведенным телом она умоляла сына остаться. - Фред, - вмешался Иван, поняв, что зрительное это противостояние может продолжаться без малого вечно. – Я вполне могу доехать один. Ты и вправду ужасно выглядишь. Джонс обессилено отвел взгляд. Похоже, никто так и не смог его в полной мере услышать. Три дня – пустяк, если речь идет о целом семестре, о годе, об обычном месяце, наконец. Вот только календарь на стене говорил о том, что уже наступило второе ноября. И означало это лишь то, что времени до трижды проклятого двадцатого декабря осталось катастрофически мало. Хотя Альфред и сам не понимал, чего он ожидает. - Фредди, ты остаешься, так ведь? – робко спросила миссис Джонс. Парень кивнул и неуклюже принялся снимать куртку. Тошно было от того, что на какое-то время он почти поверил, будто эти три дня нужны не только ему. - Иван, я тебя отвезу, - проговорил мистер Джонс и вышел вновь заводить машину. Брагинский окинул гостиную взглядом: довольно просторно и уютно, но совсем не по-домашнему. - Ну, наверное, пока, - Иван широко улыбнулся, хотя мрачный вид Альфреда не предрасполагал к легким проводам. - Пока, - Мэтью протянул руку. - Заезжай как-нибудь... Уильямс выдал привычную фразу для прощания, однако быстро понял, что в данном случае она не совсем к месту. - Пока, Иван, - миссис Джонс дружелюбно раскрыла объятия. В силу своего небольшого роста она почти повисла на госте. - Проследи, чтоб он лечился, - шепнула женщина, когда губы ее оказались у самого уха Брагинского. Альфред так и не подошел. Пробормотав что-то себе под нос, он махнул рукой. *** - Итак, товарищ Байльшмидт, - медленно проговорил полнотелый мужчина в форме и откинулся на спинку стула. – Вы по-прежнему утверждаете, что не знаете никого из тех, кто собирается ежевечерно на квартире товарища Костякова? - Только самого Дениса, - повторил Гильберт то, что за последние сутки говорил уже раз пятнадцать. Ответ этот стабильно раздражал следователя, о чем свидетельствовал крупный синяк на щеке парня. Но Байльшмидт стоял на своем. – При мне там никого не было. - Сколько можно повторять этот бред? С вами я искурил уже пачку, а с мертвой точки так и не сдвинулись... Вот гражданочка одна нам сообщила, что на днях вы (а личность вы приметная) выходили из подъезда с какой-то девицей в пальто. Смеркалось, к сожалению, и девицу-то гражданка наша не рассмотрела. Только вот покою она нам не дает, девица ваша. Вы ведь студент хорошего университета, государство оплачивает ваше обучение. А вы долг ему отдаете такой монетой поганой - девиц водите по всяким квартиркам сомнительным. Вы, товарищ Байльшмидт, не сомневайтесь. Девицу мы отыщем, да ведь вам польза будет, если вы следствию посодействуете. - Мы не занимаемся на квартире Костякова ничем противозаконным, - вновь Гильберт повторился. Новые фразы у него просто закончились. - Как же нет? Соседи жалуются на шум среди ночи, на музыку странную. Хулиганство, как минимум! Систематическое. Гильберт никак не прокомментировал обвинение. Немного расслабившись, он вытянул ноги и уставился в боковую стенку. Туда, где в окружении ориентировок на беглых преступников висел в толстой раме портрет Брежнева. Сочетания это вызвало у Байльшмидта легкий смешок. - Чего это вы веселитесь? – прищурившись, спросил следователь. – Знакомых, наверное, на стеночке увидали? - Кто ж его не знает? Следователь некоторое время пытался понять, о ком именно идет речь и, поняв, наконец, побагровел от сдержанного гнева. - Шутите все? – прошипел он, опираясь на стол. – А вот посидите в камере пятнадцать суток, и перестанете шутить! Раздался громкий стук в дверь, и мужчина вынужден был присесть вновь. Тонконогая молодая женщина принесла пару исписанных корявым почерком листов и тут же удалилась. Следователь быстро пробежался взглядом по бумагам, и напряженное его негодование сменилось едва ли не триумфом. Маленькие карие глазки сверкнули победным огоньком. - Имя Бортникова Валерия Тимофеевича вам о чем-нибудь говорит? – почти пропел мужчина. - Нет. - Значит, бьете, и паспорта не спрашиваете? Гильберт нахмурился, пытаясь уловить суть вопроса. - Тут, видите ли, жалоба на вас поступила, - следователь потряс исписанными листами. – Товарищ Бортников негодует. Вы, говорит, с подельником его ударили по голове, оглушив тем самым. И денег сто рублей из кармана вытащили. Байльшмидт по-прежнему не мог взять в толк, откуда появилось обвинение. Самым верным ответом казалась простая подстава, дабы создать давление. - Все не понимаете? А я вот прекрасно понимаю. Тут ваш портрет словесный расписан до всяких мелочей. Говорю же – приметный вы, товарищ Байльшмидт. - Кто такой этот Валерий? – прямо спросил Гил. - Студент училища, простой работяга, которого вы с каким-то другом нагло ограбили. Кстати, о друге вам лучше рассказать поподробнее. Согласитесь, теперь следствию необходимо помогать. Одно дело – шабаши на квартирах государственных служащих устраивать, а другое дело, когда кровь с деньгами замешаны. Товарищ Бортников ведь в больнице успел полежать после вашего нападения. Может, и работать теперь не сможет. Мало ли как вы его покалечили? Наконец, картинка в голове Гильберта начала проясняться. Он уже почти забыл о тройке приятелей, преследовавших его в прошлом месяце. Как-то быстро они исчезли из его памяти. Тот факт, что столь отъявленная личность сама придет в милицию и напишет заявление, с трудом укладывался в сознании. Но, вопреки привычной логике, все вышло именно так. И теперь Байльшмидт сидел с огромным фингалом напротив следователя и покорно принимал возлагаемые на него обвинения. - Не было подельника, - произнес Гил. – Показалось вашему Бортникову. Следователь глухо рассмеялся, и пуговицы на его животе едва не разлетелись по углам. - Как угодно, товарищ Байльшмидт. Но лучше бы вы помогали следствию.