Принципиальный обмен

- Эдик, мы должны обратиться в милицию! – уже не в первый раз Ольга врывалась в комнату именно с этой фразой, но, как в предыдущих случаях, порыв ее быстро останавливали. - Я был там, - устало отозвался парень. - Они говорят, что ничего не знают, просят принести кучу каких-то документов и выгоняют меня к черту. Да и я почти уверен, что Гил находится именно у них. - Ну, объясни же толком, почему ты так решил! – девушка плюхнулась на пустовавшую уже который день койку Гильберта. Если в первые два дня Брагинская готова была пускаться во все тяжкие, разжигать панику, кидаться в рыдания, то теперь она уже стала чуть спокойнее. И только ей одной было известно, как тяжело далось это видимое спокойствие. - Неужели, ты до сих пор не поняла? Я виделся с этим Дэном, про которого ты говорила, позавчера. Сразу ясно, что связываться с ним опасно. Сам Дэн под крылом своего папаши, поэтому может творить все, что в голову взбредет. А вы с Гилом - чуть иного поля ягоды. И, скорее всего, нашего друга задержали именно для косвенного давления на дэновскую шайку. - Не пойму, как ты до этого дошел. - Подозрительный тип этот твой Дэн. Явно что-то знает, но молчит. Один парень на моем факультете с ним знаком. Говорит, что Дэн твой приторговывает импортными шмотками. - Дэн нормальный. У них есть в компании куда более темные личности. - Короче, я просто боюсь идти еще раз в милицию. Но тебе туда соваться не нужно точно. Ты сама с этими студентами-дессидентами связана. - И что же делать? – Ольга капризно нахмурилась, так как бессильное отчаянье не оставляло ей больше ничего. Эдуард погрузился в раздумья на некоторое время, а затем, громко выдохнув, произнес: - Схожу еще раз к этому Дэну. По всему видно, что он расколется, если давить посильнее. *** Короткий телефонный разговор, оборвавшийся совершенно нелепо, вызывал у Натальи целый фейерверк переживаний. С одной стороны, ее охватило беспокойство. Было что-то прощальное в голосе Ивана. Словно там, за океаном, его скосила неведомая болезнь, и вернуться ему уже не суждено. С другой стороны, прощаться можно и не по причине неизбежной смерти. Поэтому, поддавшись наплывам ревности, Арловская уже вторую ночь рисовала в своей голове образы загорелых улыбчивых американок в купальниках-бикини. О сне и отдыхе не могло быть даже речи. Едва сохраняя вертикальное положение во время лекций, Наталья, придя домой, не могла и глаз сомкнуть. - Все равно он к тебе вернется, - попыталась ободрить Наташу мать, когда отец, быстро позавтракав, оставил их наедине. - Я знаю, - вяло намазывая варенье на хлеб, отозвалась девушка. - А если и загуляет, то невелика потеря. Ты же у нас красавица, - женщина положила ладонь на руку дочери. - Я вовсе не беспокоюсь. - Вижу я, как ты не беспокоишься. Под глазами черно. Не спишь, наверное, совсем. - Сплю я, - буркнула Наташа. - Хоть бы мать не обманывала. Сама была молодой, из-за парней не спала. Все мечтала, что выйду замуж за военного. Ночами только и представляла, как на свадьбе будем танцевать. Я в платье со шлейфом, а у него вся грудь в медалях. - Сбылось же. - Вот и у тебя все хорошо будет. Правда, платье у меня без шлейфа вышло, но тоже красивое… Признайся, есть ведь молодые люди, которые тебе внимание уделяют? В школе, помню, много мальчиков за тобой ухаживать пыталось. - Не знаю, - Наталья скривилась. – Мне все равно. - И напрасно! Нужно уважать себя. А то этот Ваня видит, что никуда ты от него не денешься, и творит, что хочет. Пусть почувствует, что конкуренты у него есть. Девушка ничего не сказала и приступила, наконец, к еде. - Ваня не плохой, - продолжила мать. – Но мне кажется, что он немного высокомерен. Понимаешь? Ну, поступил он в наш университет. Это хорошо. Мозги есть у парня, раз из такой провинции выбрался. Что там у него еще за заслуги? На гармошке играет, да хоккеист? А тебе-то какой с того прок? Как к нам придет, все сидит и молчит. Даже не поговорить по душам с ним. И учится он на кафедре археологии. Это значит, что всю жизнь в экспедициях и проведет. А ты будешь дома с детьми сидеть, локти кусать. И бояться будешь, что студенточка какая-нибудь его умыкнет. - Мне пора, - оборвала Наталья, вставая из-за стола. - Уже? – мать взглянула на часы. - Да. Хотела еще в общежитие к Ольге заглянуть. Давно ее не видела. А Ваня, когда звонил, спрашивал, как она там… - Опять твой Ваня! Наталья дослушивала негодования матери уже из прихожей, одеваясь. От обиды девушка едва сдерживала подступающие слезы. Меньше всего ей сейчас хотелось выслушивать то, о чем она и думать боялась. - Пока! – крикнула Арловская, открывая дверь и выходя. На лестничной площадке она быстро вытерла все-таки скатившуюся слезу и перевела дыхание, чтобы унять судорожный трепет в груди. Только тут Наталья заметила торчащую из дверной ручки герберу с маленькой, свернутой в трубочку запиской на стебле. С некоторой опаской девушка вынула цветок. - Милая Наташа, - начала читать она тихим шепотом. – Знаю, что моя тетрадь попала к тебе, поэтому чувствую некоторую неловкость. Думаю, нам нужно объясниться, чтобы впредь я не мог вызывать у тебя никакой неловкости. Обещаю сегодня же зайти в твой корпус. Т. Л. Мурашки пробежали по спине Натальи от осознания того, что этот странный Толик где-то выведал ее точный адрес. Нет, Лоринайтис вовсе не вызывал у нее чувство неловкости, как сам он полагал. Скорее, это испытываемое девушкой можно было назвать паническим страхом. Но никто еще не видел испуганную Наталью Арловскую, и этот ее железный образ не мог дать трещину ни при каких обстоятельствах. Поэтому, спустившись на дрожащих ногах в подъезд, на улицу Наташа вышла уже привычной твердой походкой. А за время, проведенное в автобусе, девушка почти сумела набросать в голове несколько возможных планов развития разговора с не в меру настырным ухажером. О том, чтобы навестить Ольгу, Арловская и думать забыла. Три пары девушка отсидела как на иголках. За это время она успела придумать огромный обвинительный монолог в адрес Лоринайтиса, мысленно дать ему пощечину и гордо уйти. Представлявшаяся ей картина выглядела вполне достойно, но быстро рушилась в том случае, если отвергнутый ухажер вдруг решит дать ответ. - Какое слово он сейчас сказал? –шепнула Наталье соседка по парте. - Кто? – встрепенулась Арловская. - Лектор. Кто же еще-то? Я не расслышала. Ты не пишешь лекцию? - Я что-то задумалась… - Наталья растерянно посмотрела на пустую страницу тетради. – Дашь мне потом переписать? - Эх, староста! Какой пример ты подаешь группе? Наташа тихо усмехнулась и взялась за ручку, вот только строчки лекции все равно плавно переходили в каракули на полях. Уже который день девушка не могла сосредоточиться хоть на чем-то. Лоринайтис показался в перерыве между третьей и четвертой парой. Он немного постоял в дверном проеме, не решаясь войти, и лишь затем сделал шаг в аудиторию. Наталья заметила его сразу, хотя до случая с тетрадью парень казался ей довольно неприметным. Встретившись с Лоринайтисом взглядом, Арловская резко поднялась со своего места и поспешила навстречу. Разговаривать на глазах группы ей не особо хотелось. - Привет, - тихо поздоровался парень - В коридор, - коротко отозвалась Наталья. Толис не стал противиться и покорно пошел следом за девушкой. Так и не найдя удобного для разговора места внутри университета, Арловская вывела парня на улицу. - Прохладно сегодня, - заметил Лоринайтис, поежившись от порыва сырого ветра. - Как обычно. Но мне не о погоде с тобой поговорить нужно. - Я понимаю. Та тетрадь… - Эта? - Наталья достала свернутую помятую тетрадку из внутреннего кармана просторного жакета. – Весьма занятное чтиво, но ты прав: оно настораживает. Толис смутился и отвел взгляд на перила крыльца. - Неловко вышло, - проговорил он. – Мы ведь едва знакомы… - Мы не знакомы. - Это ты так думаешь. - Ах, да! Ты ведь наблюдал за мной. - Просто интересовался. Вид Лоринайтиса в этот момент был настолько жалок, что Наталья невольно смягчила тон. - Хорошо. Но ты ведь понимаешь, что все это лучше прекратить? - Не понимаю, - оторвавшись от перил, Толис вновь заглянул в глаза девушки. – Мне казалось, что шанс может быть у каждого. - У меня есть молодой человек. - В университете вы с ним даже не разговариваете. - Не вижу смысла выставлять напоказ свою личную жизнь, - в голосе Арловской просквозили нотки раздражения. Толис ничего не возразил в ответ. Он уставился в блеклое небо, затянутое лохмотьями туч, и, казалось, стал ждать озарения. - Скажи еще, что сейчас пойдет дождь, - насмешливо произнесла Наталья. - Конечно, пойдет. В той стороне, кажется, уже идет. Лоринайтис указал в восточном направлении. Там очертания старинных домов тонули в тонкой серой пелене. - Ты здесь родился? – зачем-то спросила девушка. - Нет. Но мы живем здесь уже лет пятнадцать. Ты ведь тоже не отсюда родом? - Зачем спрашивать? Кажется, ты все обо мне знаешь. Оба тихо рассмеялись. - Я, наверное, похож на маньяка? - Есть немного. - Мне просто… - Толис замялся. – Мне мало тебя в моей жизни. Поэтому и пытаюсь узнать о тебе как можно больше. - Поэтому ты решил следить за мной? Это жутко, знаешь ли. Лоринайтис развел руками. - Я все равно никуда от тебя не денусь. Просто теперь не буду скрываться. - Это ничего не изменит, - Арловская, наконец, почувствовала уверенность и смогла улыбнуться. – А тетрадку я оставлю себе. Хочу еще раз перечитать кое-что, познакомившись с поэтом. Разговор вышел вовсе не таким, как представляла его Наташа. Составленный в ее голове образ Лоринайтиса-преследователя никак не вязался с реальным человеком, спокойным, чуть застенчивым и открытым одновременно. - Хорошо, - кивнул парень. Толис постоял на крыльце еще немного, провожая девушку взглядом. После он не спеша отправился в свой корпус. Дождь и вправду начался через минуту. Барабаня по железным крышам и старым водосточным трубам, он в один миг заставил прохожих искать укрытия под зонтами, в капюшонах курток и в уютных кафе, тянущихся вдоль тротуара. А Толис продолжал спокойно идти и открыто любоваться давно знакомыми домами. Никогда прежде город не казался ему таким живым и ярким. *** Уже на следующее утро Альфреду стало значительно лучше. Проснувшись ближе к обеду, он лениво потянулся и тут же сел, однако легкое головокружение заставило его вновь опуститься. Комната пустовала, однако тот факт, что находился он не дома, уже радовал Джонса. Парень с трудом припоминал часы, проведенные в поезде, и, окажись они сном, он бы даже не удивился. Провалявшись пластом почти полчаса, Альфред повернулся на правый бок и едва не уткнулся лицом в тумбочку. Все-таки в комнате катастрофически не хватало места. Вскоре чувство голода, пропадавшее где-то пять дней, обрушилось на Джонса со всей своей могучей силой. Парень осторожно сел и спустил ноги на пол. Слабость никуда не ушла, но Альфред ощущал себя относительно здоровым. На тумбочке предусмотрительно был оставлен маленький термос, пачка таблеток, какая-то баночка с инструкцией и тарелка огромных, криво нарезанных бутербродов. - Соседи, я вас люблю! – Альфред довольно хлопнул в ладоши и приступил к позднему завтраку. Вкус еды ощущался пока слабо, но таблетки горчили вовсю. Насытившись, Джонс смахнул крошки на пол и, не слезая с кровати, ногой включил телевизор. «Еще так рано, - заметил Альфред. – Он придет не скоро». Спать больше не хотелось, хотя сериал, шедший в этот момент, навевал тоску, поэтому парень достал из тумбочки учебник и принялся его трясти. Маленькие фотографии выпали тут же из слежавшихся страниц. На темных снимках едва различались очертания спящего человека. «Я точно чокнулся», - Альфред невольно улыбнулся. Сериал закончился, и Джонс решил, что ему пора бы умыться. Мысли становились все яснее, до состояния бодрости парню не хватало только холодной воды на лицо. Прошлепав по полу босыми ногами, он достал из шкафа чистую одежду и ушел в ванную. Вентиль крана легко провернулся, вода приятно холодила руки, и хотелось стоять так как можно дольше. За дни, проведенные в липкой постели, в постоянном жаре, Альфред невыносимо соскучился по свежести. Смочив полотенце, Джонс обтер шею, затем опустил голову под струю воды. В какой-то момент парню показалось, что в комнате хлопнула дверь, но по времени соседям еще явно было рано возвращаться. Решив, что звук ему послышался, Альфред продолжил приводить себя в порядок. Выйдя из ванной, Джонс замер в дверном проеме. Иван, впервые вернувшийся пораньше, сидел на кровати, спиной к выходу и спокойно рассматривал фотографии. - Добрый день, - запнувшись, произнес Альфред. Брагинский быстро обернулся. Лицо у него было такое, словно его застукали за преступлением. Джонс в этот момент испытывал сходные чувства. - Ты уже встал? – задал Иван вопрос с самым очевидным ответом. - Как видишь, - Альфред прошел до своей кровати. – А копаться в чужих вещах – дурной тон. Ты в курсе? - Это было здесь, - Брагинский положил фотографии на тумбочку. – Когда ты их сделал? - Не помню. Кажется, в тот день мы ходили к Бонфуа. - Это было давно. Может, сходим еще, когда ты поправишься окончательно? - Я хорошо себя чувствую. - Вчера ты меня откровенно напугал. Особенно, когда попросил прогнать черную собаку, которая вроде как сидела в углу. - Жуть какая-то, - Альфред передернулся. – Видимо, доктор вколол мне какое-то волшебное снадобье. - Скорее всего, к вечеру тебе станет хуже. Поэтому пока не радуйся особо. Джонс лишь отмахнулся. - Я здоров. Сегодня же пойду на работу, пока меня оттуда не погнали. - Кстати! – на лице Ивана заиграла улыбка. – Ты уволен. - Что? – Альфред сдвинул брови. - Я разговаривал с Чаком. Они найдут тебе замену. Джонс вскочил на ноги и крепко вцепился в плечи Брагинского. - Как ты связался с Чаком? Ты хоть представляешь, сколько мне теперь им нужно выплатить?! - Ничего ты им не должен, - спокойно ответил Иван. – Правда, мне пришлось отдать им все, что у меня было до конца семестра, но неустойка выплачена. Альфред чуть ослабил хватку, а затем и вовсе просел на пол. - Я верну тебе все до конца семестра. - Это гадкое место, Фред, - Иван опустил руку на голову Джонса, и тот прислонился лбом к его колену. – А деньги, в любом случае, были не моими. - Государственные? – спросил устало Альфред. - Как и все, что я с собой привез. - Как и ты, - Джонс тихо усмехнулся. - Как и я, наверное. Поднимайся с полу, ты и без того еще не выздоровел до конца. Без пререканий Альфред взобрался на свою кровать. После короткого улучшения, ему вновь стало не по себе. - Я сегодня узнавал о твоих задолжностях, - сообщил Иван. - Откуда у тебя столько плохих новостей? - На самом деле, все не так плохо. Если постараться, то к концу месяца ты сможешь от них избавиться. - Я третий год от них избавиться не могу. - Потому что не старался! И убивал кучу времени на работу. Я тут прикинул… Судя по тому, что ты тратил кучу денег на сладости, нужды ты не испытываешь. Можно начать немного экономить и устроиться ассистентом в университет. С учебой эта работа хорошо совмещается, да и полезно будет в будущем. К шести вечера ты при любом раскладе будешь свободен. Библиотека работает допоздна, поэтому можно заниматься… - А отдыхать когда? – Альфред приподнялся, выказывая заинтересованность. - Во-первых, отдых у тебя и раньше был сомнительным. Во-вторых, не беспокойся, я не собираюсь тебя гонять сутками напролет. Но, скорее всего, тебе придется временно выйти из команды. Хотя ты и без того не ходил на тренировки. Когда ликвидируешь задолжность, сможешь вернуться. Если будет нужна помощь, я к твоим услугам. - Это звучит странно, - проговорил Джонс. – Так, будто я могу жить нормальной жизнью. - Почему бы нет? – Иван ободряюще похлопал Альфреда по плечу. – Просто я тут задумался… Разве тебе не это от меня нужно? Джонс непонимающе посмотрел на Брагинского. Тот поспешно встал и отошел к шкафу. - У меня плаванье через двадцать минут. Я пойду, - пробормотал Иван, доставая сумку с верхней полки. - Постой, - Альфред сел на край кровати. – Что ты имел в виду? Что мне от тебя нужно? Брагинский проверил содержимое сумки и, не найдя что-то, вновь обратился к верхней полке. Вопрос Джонса так и повис в воздухе. Иван долго копался в своих вещах, но искомый предмет так и не был найден. - До вечера, - проговорил Брагинский и взялся за дверную ручку, но так ее и не повернул. Вместо этого он развернулся, быстро поцеловал Альфреда в щеку и повторил последнюю фразу. Теперь, казалось, он мог уйти со спокойной душой. *** Ольга торопилась уйти с работы пораньше, так как ей не терпелось услышать от Эдуарда хоть о каких-то результатах. Промокшая до нитки, она влетела в общежитие и тут же была остановлена окликом вахтера: - Оля, постой! Девушка резко развернулась. - Что такое? Пропуск? – Брагинская схватила сумочку и принялась панически быстро копаться в кармашках. - Будто я тебя не запомнил! – отмахнулся старик. – Ты по-немецки хорошо говоришь? - У меня мама учитель немецкого, - девушка чуть насторожилась. – Да и я в ГДР ездила. - Мужчина пришел… - вахтер незаметным жестом указал на седого незнакомца, сидевшего в кресле. – По-русски двух слов связать не может. Спроси, что ему нужно. Ольга взглянула на иностранного гостя и чуть вздрогнула от неожиданности. Лицо его ей явно было знакомо. - Извините, - начала она, медленно припоминая давно не использованные слова. – Чем я могу вам помочь? Мужчина, заслышав ломанную родную речь, оживился и быстро снял шляпу. - Мой сын живет здесь, - ответил он. – Его зовут Гильберт.