Принципиальный обмен

      С первого дня работа лаборанта не пришлась Альфреду по душе. Более того, он всем сердцем возненавидел свой новый род деятельности. Будучи охранником, Джонс мог со спокойной душой отключать мозг и наслаждаться приятной пустотой в мыслях. Время от времени от него требовались лишь физические усилия. Не сказать, что пребывание на кафедре археологии заставляло парня находиться в постоянном умственном напряжении. Скорее, все было почти наоборот. Все свободное время он только и занимался тем, что исправлял шифры на пакетиках и коробках, неверно подписанных Хеленой. Подобная однообразная деятельность требовала концентрации внимания, но, в то же время, и отупляла мозг до максимально расплавленного состояния. Таким образом, Джонс уставал, особо не напрягаясь.       После всех лекций и бессмысленного пребывания в пыльном складском помещении Альфред шел вовсе не в общежитие, как привык это делать с прежней работой. Теперь в его расписании появился еще один неотъемлемый пункт – библиотека. Здесь он находился ровно столько, сколько позволял ему сонный разум. Как только голова непроизвольно начинала склоняться над книгой, Джонс посылал все к черту и уходил. Жизнь парня стала значительно спокойнее, правильнее в какой-то мере. За целую неделю он не совершил ничего, что могло бы потревожить его смиренную совесть. Альфред вел себя как примерный студент: рано вставал, исправно посещал занятия, подрабатывал по своей специальности, просиживал вечера за книгой и намертво вырубался около часа ночи. В общем, он делал все, что противоречило его природе. И если на первых порах подобная жизнь казалась ему забавным экспериментом, то совсем скоро парень понял, что в гробу он видал подобные эксперименты.       Временами Альфред даже завидовал Ивану, пристроившемуся в торговом центре. Конечно, работа его была не менее унылой, но предполагала хоть какое-то разнообразие и общение с людьми. Сегодня он проверяет ценники, завтра расставляет новые товары, послезавтра выбрасывает пакеты с просроченным молоком, а слеповатые старушки постоянно интересуются у него, где именно расположен стенд с крекерами, продаваемыми по скидке. У Альфреда же в распоряжении были стеллажи с коробками и корректор с маркером. Зато миссис Джонс, узнав, что сын ее теперь работает где-то в университете, с искренней гордостью оповестила о данном достижении всех соседей.       Сидение в библиотеке доставляло Альфреду чуть больше радости, чем работа на Хелену. Вернее, оно не причиняло ему столько неудобств. Он и раньше иногда занимался учебой; перед экзаменами даже сумел наступить себе на горло и часами горбился над книгами. Поэтому, освобождаясь от горячо ненавидимых ящиков, Джонс почти с удовольствием шел в соседний корпус. Там, собрав с полок все необходимое, парень устраивался за одним из столов и приступал к чтению. Нужные мысли не сразу и не всегда приходили в голову. Требовалось время, чтобы войти в русло. Поэтому, переборов себя, Альфред отказался от помощи Ивана. Если в одиночку он еще мог сосредоточиться, то в присутствии соседа об учебе и речи не шло.       Так, в один из вечеров, твердо намерившись закончить доклад, Джонс засунул в уши вату и потратил уйму времени на организацию рабочего места. Лишь удостоверившись, что отвлечь его уже не способно ничто, Альфред уткнулся в книгу. Ручка проворно бегала по белым листам, глаза, уставшие за день от пыли, на радость даже не слезились. В очередной раз низко согнувшись над страницей с мелким шрифтом, Джонс понял, что нуждается в проверке зрения. Очки, исправно служившие в течение пяти лет, медленно, но верно теряли пригодность.       - Фред! – раздалось под самым ухом, и Джонс резко подскочил на месте, уронив на пол тетрадь.       - Привидение! – гневно проговорил парень и нагнулся, чтобы поднять упавшие принадлежности.       - Ты не расслышал меня с первого раза, - едва сдерживая смех, Иван занял соседний стул.       - Что?       - Не расслышал с первого раза ты меня. У тебя вата в ушах? Видимо, очень трудно дается твой доклад.       - Тема нудная. Знаю, что сам выбрал, но тогда я не думал, что это так скучно.       - Ясно. Мне тут тоже кое-что нужно посмотреть для завтрашнего дня. Записался на дурацкий курс...       - Ты уже закончил дела в магазине?       - Я очень спешил. Не знаешь, где здесь авторы-прозаики с фамилиями на «Л»? Я просмотрел полки, но не нашел.       - Подожди, - Джонс снял очки и потер переносицу. – Здесь недавно сменился библиотекарь. Она делала перестановку и пропустила «л». Чтобы не переставлять все заново, она поместила всех, кто на «л», в конец. Перед полками с поэзией.       - Ну и каша! А ты хорошо ориентируешься здесь.       - Пришлось научиться. Вставай, я помогу тебе найти твою книжку.       За неделю Альфред действительно начал неплохо разбираться в запутанных коридорах стеллажей. Они, при некоторой хаотичности, выгодно отличались цветными переплетами от одинаковых складских полок.       - Вот «Л»! – объявил Джонс победно. – Похоже, библиотекарь – это мое призвание.       - Поздравляю, - усмехнулся Иван и принялся искать нужную фамилию, словно напрочь забыв об Альфреде.       - Гм! – Джонс прокашлялся в кулак. – А где благодарности?       - Спасибо. Извини, что отвлек. Можешь идти…       - Эх! - Альфред вздохнул даже слишком громко для тихого помещения. - И почему я не могу быть таким деревянным?       - Потому что у тебя шило в заднице.       - Ну да, - парень развел руками и сделал шаг обратно, но так и не ушел. – Я вроде как благодарен тебе за попытку сделать мою жизнь спокойнее. Мне, правда, не хватает… консерватизма.       Иван кивнул и вытащил одну из книг.       - Но это не то, что мне нужно от тебя, - продолжил Джонс.       - Давай дома поговорим.       - Дома Ван. Мы опять весь вечер просидим на расстоянии вытянутой руки и ни слова друг другу не скажем.       - Если честно, я не хочу об этом говорить.       - Окей, - Альфред отвернулся к соседнему стеллажу и вынул первую попавшуюся книгу, чтобы хоть как-то обосновать свое нежелание возвращаться в читальный зал. Пробежавшись взглядом по странице, Джонс понял, что пропущенная буква «л» - далеко не единственная оплошность библиотекаря. Среди классической прозы каким-то образом затесалась книга на французском.       - Если что, я не настаивал на отношениях, - вновь заговорил Альфред. – Мы можем все прекратить. Хотя прекращать нечего…       - Хорошо.       - Что «хорошо»? – Джонс напрягся.       - Как хочешь.       - Тебе все равно?       - Пожалуйста, займись своими делами, - чуть напористее произнес Иван.       Бросив книгу на среднюю полку, Альфред все-таки направился в читальный зал, но и на сей раз он не дошел даже до конца стеллажа. Джонс вернулся, чтобы вставить злополучный сборник французской поэзии на прежнее место, однако маленький томик никак не лез меж двух толстых книг.       - Хороша ваша советская наука! – процедил Альфред. – Вы роботов уже конвейерами собираете или ты пока пробный образец?       Иван промолчал, уткнувшись в открытую страницу.       - Наивный… - бормотал Джонс, борясь с непослушным томиком, но от нервозности дрожали руки. – Ты просто запрограммирован на наивность.       - Фред, закрой рот и брось уже эту книжку! – Иван развернулся и выхватил сборник у парня. – Ты нихрена не понимаешь, поэтому просто помолчи.       - Да, я не понимаю, - воскликнул Джонс и тут же сам осекся. Голос его благополучно потонул в пыльных рядах книг.       - Я не понимаю, какого черта ты вообще полез в это дело! – тише заговорил Альфред. – Не думаю, что такого рода отношения соответствуют твоему государственному стандарту. А что? У тебя ведь все ему соответствует! Ты когда кровать заправляешь, делаешь прямые уголки.       - Все сказал?       - Погоди! Почему у тебя, при всей такой стандартности, нос с горбинкой?       - Заводской брак. Альфред, что за бред? – Иван придал голосу беззаботный тон. - Уймись уже. К чему пытаться меня исправить, если через месяц все это будет уже неважно?       - Да ты… - Джонс не нашел, что добавить. – Я хочу тебе помочь.       - Как? – Брагинский сорвался на смешок. - Ты даже не представляешь, какой жизнью я живу. Наверное, здесь мне будет удобнее следовать твоим советам, но что мне с ними делать, когда я вернусь домой?       Вопрос повис в воздухе. Он никуда не делся, не растворился, а именно повис. Иван, сдвинув брови, всматривался в глаза Альфреда. Тот, в свою очередь, всем видом своим выражал надежду на отклик.       - Мы говорим на разных языках, - выдохнул Брагинский. – Во всех смыслах.       - Нет, - Джонс покачал головой и чуть подался вперед. – Мы прекрасно друг друга понимаем.       Слова его прозвучали у самых губ и послужили самым прямым намеком на то, что спор временно должен быть отложен. Иван опустил многострадальный сборник мимо полки, и тот с глухим стуком упал на мягкий ковер. Так выходило, что поцелуи для Брагинского всегда ограничивались именно поцелуями. И если с Натальей он позволял себе сдержанные объятия, то в случае с Джонсом все было немного запутанней. Так и не решив, куда деть руки, Иван сцепил их за спиной. Альфред же, вопреки присущей ему наглости, лишь схватился пальцами за рубашку Брагинского. В любое другое время прикосновения казались чем-то вполне естественным и вовсе не вызывали смущения, но не во время поцелуев.       - Да что же это… - пробормотал Джонс, отстраняясь. – Который раз ловлю себя на мысли, что твоя странность заразна.       - Моя ли?..       - Вот скажи, целуешься ты тоже по ГОСТу?       - Что опять не так? – Иван расцепил руки.       - Ты весь какой-то напряженный. Тут нужно расслабиться, а ты будто костенеешь. В первый раз еще ничего было, а потом – чуть дернешься, и ты уже закрылся. Понимаешь?       - Нет.       - Например… - Джонс окинул полки взглядом, словно ища пример. – Ты знаешь, что такое французский поцелуй?       - Звучит, как название пирожного.       - Все очень запущено…       - Извини, но тебе не кажется, что библиотека – это не лучшее место, чтобы расслабиться?       - Как по мне, то вполне нормальное место. Мы с Рэйчел однажды…       - Можешь не продолжать.       - Хорошо! – Альфред набрал в легкие воздух и, встряхнув руками, выдохнул. – На три минуты можешь выключить мозг?       - Кажется, это влечет за собой биологическую смерть.       - Глупая шутка, - Джонс все-таки вяло улыбнулся. – Просто не напрягайся три чертовых минуты. Это сложно?       - Три?       - Да хотя бы одну! Кого я обманываю? Просто не напрягайся. Без времени. Тебе назови время, ты ведь в уме отсчет вести начнешь. Все. Заткнись. Еще один глубокий вдох, и Джонс плотно прижался к губам Ивана.       - Да расслабься ты! – глухо проговорил Альфред после короткой борьбы с неповоротливостью Брагинского.       - А я разве не расслаблен?       - Тебя тараном не пробить! Это, конечно, ни в какие рамки не лезет, но открой рот... Браг... Ну, ты не у дантиста на приеме! Чуть-чуть...       Добившись нужного результата, Джонс решил, что эта Наташа, какой бы она ни была, должна выразить ему письменную благодарность за старания. Обхватив руками плечи Ивана, Альфред начал привычный легкий поцелуй. Только теперь он понял, почему раньше держал дистанцию: слишком непривычным на ощупь был Брагинский. Высокий, не хрупкий, весь какой-то твердый и застывший. Он мог сотню раз повторить, что совершенно расслаблен, но на деле продолжал оставаться натянутой струной. Чтобы не спугнуть напором, Джонс некоторое время просто держал ладони на широких плечах и пытался настроиться на нужный лад. «Только бы не переборщить...» - твердил он себе. Впервые возможное развитие событий пугало самого Альфреда. Даже если Франциск и разглядел в нем определенного рода наклонности, они еще не предполагали наличия желаемого опыта. Поборов себя, Альфред потянулся к верхней пуговице рубашки и, коснувшись чужой шеи, с облегчением понял, что кровь закипает не только у него. Пульс Ивана стучал все так же неразмеренно, но на сей раз он был намного быстрее и ощутимей. Для довольно призрачного контроля Альфред оставил ладонь у шеи. Чувство равенства ободрило Джонса, но дыхание, и без того слишком громкое, тут же предательски сорвалось. Дабы не потерять инициативу, Альфред прижался ближе и почти повис на Брагинском. Иван, пошатнувшись от навалившегося груза, сделал шаг назад и уперся в полки (благо, стеллаж был прикручен к полу). Поцелуй, наконец, перешел на «французскую стадию». Неуклюже держась на ногах, Джонс подтолкнул Ивана к стене. Теперь опора стала более надежной. После долгой борьбы Альфред все-таки добился ответа, но окончательно утратил ведущую роль. Брагинский крепко вцепился в него, почти лишая движения. Сбитое дыхание отступило для Альфреда на десятый план. Дышать вообще не представлялось возможным, когда с такой силой сжимают в объятиях. Поцелуй прерывался на миг и возобновлялся с прежней силой, а неумелые ласки все больше походили на прелюдию. Мягкие касания губ невольно заставляли блаженно улыбаться, но нежность слишком резко переходила в ненарочную грубость. Джонс ясно ощущал, как взмокла его спина под шерстяным жилетом. От внутреннего жара и от горячего дыхания хотелось поскорее скинуть лишнюю одежду. Но из «лишнего» на Альфреде был лишь глупый жилет, а опыт подсказывал, что к раздеванию лучше не приступать.       - Постой... – выдохнул Альфред, прикрыв рукой распаленные губы. Как ни странно, тихая просьба была услышана. Не ослабляя мертвой хватки, Иван замер, но мутный блеск в его глазах говорил о том, что остановка эта произошла почти случайно.       Какое-то время внутри Джонса происходила мучительная борьба, а затем он все-таки произнес:       - Я по... Пойду.       - А?       - Что?       На сей раз вопрос не повис в воздухе. Он сразу же улетучился в никуда. Но за время короткой заминки Джонс успел поостыть. Отодвинув от себя Ивана, Альфред сделал шаг и отвернулся.       - У меня для тебя две хорошие новости, - сказал он, взглянув на Брагинского через плечо. – Во-первых, ты, похоже, не совсем робот... А во-вторых, мужской туалет сразу слева от выхода из читального зала. Тут недалеко... Увидимся дома.       И Джонс, махнув рукой, наконец, ушел. А тетрадь с конспектом так и осталась на одном из столов. ***       К концу недели странное поведение старшего Байльшмидта окончательно вымотало Ольгу. Казалось бы, благополучие сына должно стоять на первом месте у родителя, однако реальность показывала иной результат. Дни шли, бардак на всех уровнях продолжал нарастать, а Гильберт так и оставался за решеткой. Эдуард всеми силами отговаривал девушку от действий, постоянно твердя о чистоте репутации, а сам Альберт едва ли шевелился. Преодолев немалый путь от Берлина, он словно выдохся и впал в праздное безделье. Стабильно заглядывая в соответствующие конторы и проводя в очередях некоторое время, мужчина не добивался ровным счетом ничего и не особо по этому поводу беспокоился. Все его силы устремились в иное, чуть более интересное русло: он просто преследовал Ольгу. В действиях Байльшмидта больше не было первоначальной грубоватости и напора. Теперь он позволял себе лишь скромные подарки в виде цветов и непонятно где раздобытых неизвестных Ольге сортов шоколадных конфет. Неизменно он осыпал девушку комплиментами, достойными, скорее, романов для европейских домохозяек. Красивые слова лишь настораживали Брагинскую, и она, теряясь, старалась найти предлог для окончания разговоров. Любые попытки получить информацию о Гильберте заканчивались провалом. Альберт в двух словах обрисовывал ситуацию, заверял, что скоро все наладится и продолжал петь любимую песню об очаровательной наивности Ольги и о изумрудном блеске ее лучистых глаз. Некоторые, особенно удачные, по мнению Байльшмидта, комплименты так и оставались для Брагинской пустым набором звуков. Не столь высок был ее уровень немецкого, чтобы оценить все словесные выверты мужчины.       Наконец, настал день, когда Альберт предполагал начать сборы на родину, а дело Гильберта так и повисло в воздухе. Ольга, значительно осунувшаяся от постоянной нервотрепки, уже с трудом находила в себе силы на поддержание приличной дистанции с Байльшмидтом. Цепляясь за него, как утопающий за соломинку, девушка ловила себя на мысли, будто бы почти готова продать мужчине душу за то, чтобы заставить его предпринять хоть какие-то решительные шаги в освобождении сына. Ольга уже не могла исправно заниматься своими привычными делами, и лишь постоянное наблюдение со стороны Эдуарда оберегало ее от глупых шагов.       - Я безумно устала, - уже без эмоций произнесла девушка.       В момент, когда вселенская апатия вновь накрыла ее волной, Брагинская сидела на давно пустовавшей койке Байльшмидта и теребила край покрывала.       - Он не может оставить Гила в таком положении, - заверил Эд. – Или он зря сюда прилетел?       - Не знаю, что ему нужно. Если бы он хотел, он бы что-нибудь сделал. У него есть деньги, это видно. Можно ведь кому-то что-то предложить, пока кругом такой кавардак. Гил ведь по какой-то «хулиганке» идет.       - Или покушение на убийство…       - Не нагнетай! – отчаянно отмахнулась Ольга и уткнулась лицом в ладони.       – Можно что-то сделать. А он думает о какой-то чепухе!       - Ты и сама о чепухе думаешь. Что мне вчера говорила? А?       - А что?! – девушка стукнула по столу маленьким кулачком. – Скажу, что поеду с ним. Может, успокоится, делом займется. Потом разберемся, как отмазаться.       - Такое чувство, будто тебе это сильнее надо.       - Что?       - Чтоб Гила освободили. Он ведь его сын…       - И мой друг!       - Друг?       Девушка подняла на Эдуарда воспаленные от бессонницы глаза.       - А кто же еще? Или ты думаешь, что я не успела привязаться к нему за все время знакомства? Знаешь, сколько у нас всего за спиной!       От воспоминаний у Брагинской голова могла пойти кругом. Мелкие шалости, постоянно совершаемые парнем, составляли все разнообразие ее жизни.       - Не знаю, но предполагаю. Гил много о тебе рассказывал.       - И что же он говорил? – Ольгу кольнуло любопытство.       - Вот освободится и сам тебе скажет! – поняв, что начал болтать лишнее, Эдуард схватился за разобранный радиоприемник.       - Если освободится…       - Куда он денется!       Громко вздохнув, Ольга упала на бок. Ее успокаивал тот факт, что в присутствии Эдуарда можно помолчать немного. Парня вовсе не смущали посторонние люди в комнате, когда он занят делом.       - Прости за бестактность, но когда ты в последний раз с кем-нибудь… дружила? – Эд не отрывал взгляда от сплетений цветных проводков.       - Ты в романтическом смысле? – вопрос не особо смутил Ольгу. – Нужно подумать… Ах, да! С Игорем… Игорь был последним.       - Кто это?       - Одноклассник. Мы начали вместе гулять перед самым выпускным… Правда, потом он поступил в училище в Свердловске…       - Перед выпускным? – Эдуард непроизвольно вздернул брови. – Ты ведь закончила школу лет восемь назад.       - Невежливо напоминать о возрасте! – лицо Ольги вспыхнуло розовым.       - Прости еще раз.       Для обиды у Брагинской не было особых причин. Эдуард лишь озвучил еще раз то, о чем она и раньше прекрасно знала. Если бы не происшествие с Гильбертом, тема старения и одиночества занимала бы ведущее место в голове Ольги. Только напряженное ожидание отвлекало ее от самоистязания.       - Тоже думаешь, что я так и останусь старой девой? – тихо спросила девушка.       - Что? – Эдуард поднял голову и поправил очки. – Пожалуйста, не задавай таких дурацких вопросов. Ерунда какая-то…       - Большинство моих одноклассниц уже замужем.       - Оля…       - Вчера я нашла фотографию со школы. Там я совсем другая.       - Даже я уже не похож на свою школьную фотографию!       - Мужчинам проще принимать возраст. Вы и в сорок будете иметь спрос. Мне до тридцати осталось всего пять лет, а дальше…       - Прошу!.. – Эдуард пересек комнату, чтобы встряхнуть Ольгу. - … Не говори мне о таких вещах. Мне и без того постоянно кажется, что я твоя подружка, а ты еще вздумала обсуждать подобное.       - Подружка? – Брагинская распахнула глаза.       - Да! – парень вскинул руки. – Не знаю, о чем вы говорите с Гильбертом, но ко мне ты обращаешься за какими-то странными советами. То спрашиваешь, какую блузку надеть, то приносишь рецепты засолки… Зачем мне рецепты засолки?       - Но ты сказал, что тебе понравились мамины огурцы…       - Кстати! – Эдуард пропустил мимо ушей слова девушки. – Я в упор не вижу различий между твоими блузками. Они все белые! Разве не все равно, какую надеть, если они одного цвета?       - Фасоны разные, - робко пояснила Ольга.       Лишь по дрогнувшему голосу парень понял, что неожиданно бурной реакцией напугал девушку. Он и сам который день пребывал на взводе. В конце концов, Эд хоть и косвенно, но был причастен к аресту Гила, в чем никогда в жизни не решился бы признаться Ольге.       - Что-то нервный я сегодня, - парень скривил улыбку. – А ты лучше пошла бы прогуляться. Погода сегодня неплохая. Компанию не составлю – дела. А ты погуляй, проветри голову. В четырех стенах только сильнее себя накручиваешь.       Немного поразмыслив, Ольга решила последовать совету Эдуарда и отправилась туда, куда неосознанно послал ее сам же парень, - в химчистку. Скидав в сумку все свои блузки, девушка задалась целью немедленно отдать их на покраску. «Мне точно нужна зеленая, - решила она, стоя уже около светофора. – И желтая. А красную, наверное, не нужно. Это как-то фанатично».       Прогулочной походкой проходя мимо резных фасадов, Ольга сожалела лишь о том, что в химчистке не нанесут на ткань цветочный орнамент. День и вправду выдался на славу: солнечный, безоблачный, теплый для поздней осени. На узких тротуарах высохли вечные лужи, оставив лишь темные пятна, а мрачная угрюмость, исходящая от старинной архитектуры, уступила место непривычной праздничности. Вековые дома словно скинули с себя печальный налет революции и вновь окунулись в свою царскую юность. Задрав голову, девушка любовалась на балконы, на узорные карнизы, на очаровательных ангелочков, притаившихся под самыми крышами. Беленые дома почти светились на ослепительном лазурном фоне неба, и от этой неожиданной легкости грудь полнилась свежестью и готова была разорваться под натиском сильных неведомых переживаний. Ольга чувствовала себя одновременно окрыленной и влюбленной во что-то. Ее все крепче захватывало предвкушение новизны.       Забыв о первоначальном маршруте, девушка свернула к площади с фонтанами. Странно, что в такой чудный день они не работали, но даже без разлетающихся водяных брызг все вокруг сияло. Солнечные блики играли на мраморных телах статуй, сверкали на застывшей поверхности воды. Ольга выбрала себе скамейку на самом солнечном месте и, размотав шарф, подставила бледное лицо теплу. Усталость, одолевавшая ее последние месяцы, впервые отступила. Нечто, именуемое интуицией, упорно нашептывало о приближении перемен. Словно кто-то словом или делом подсказал Ольге верный путь. Еще час назад девушку одолевали упаднические мысли, а теперь сам воздух велел дышать полной грудью. «Идите к черту, Альберт Байльшмидт! – Ольга хотела бы крикнуть нечто подобное во весь голос, но даже внезапная свобода не позволила сделать это. – С вами или без вас, Гильберт выберется. Он всегда выбирался. И если всем плевать, то я больше не полагаюсь ни на кого! Моя жизнь! Хочу – и пускаю ее под откос! Имею право. Столько лет послушания! Кто бы вынес? И без всяких стариков хватит сил его вытащить!»       Губы Ольги медленно растянулись в широкой улыбке. Тело волновалось и дрожало от напряжения, словно зарядилось солнечным теплом. Оставив блузки на скамейке, девушка быстрым шагом направилась в сторону ближайшей остановки. Кипящая внутри энергия не позволяла ей больше медлить. Если бы чертов следственный изолятор не находился так далеко, Ольга непременно кинулась бы бегом. «А если бы в Сибирь?... – пронеслось в голове. – Да хоть и так! Сама с Урала! Подумаешь, тайга! Хотя… Какая тайга? Он ведь иностранец. И что с ним будет? Ничего с ним не будет!» Людям, стоящим вокруг, могло бы показаться, что Ольга больна. Щеки ее то вспыхивали, то резко бледнели. Дрожащая улыбка застыла на лице. Девушка едва сдерживала себя. Ей хотелось плакать, но уже не от страха и одиночества. Горько было лишь за годы смирения, безвольного ожидания чуда. Проклятый автобус все никак не подходил.       - Мужчина! – воскликнула Ольга, повернувшись к незнакомцу в темном пальто. Чуть позже она и сама не сумела бы объяснить свой внезапный порыв. – Могу я с вами поговорить? Хотя не отвечайте! Чего вы так напряглись? Почему бы нам не поговорить? Ведь все мы – семья. Так нам твердят каждый день. Братские народы, братские государства… А на деле, как враги, честное слово!       - Пьяная, похоже, - прошептала старуха в теплой не по погоде шали. Женщина, стоящая с ней рядом, согласно кивнула.       - Я пьяна от самой себя! – Ольга нервно рассмеялась. – Хотя нет… Я только протрезвела! Знаете, у меня сейчас сердце выскочит от счастья! Я хочу с кем-то поделиться им, его так много…       Девушка подскочила к старухе и крепко обняла ее покатые плечи.       - Бабушка! Можно мне вас так звать? У меня давно нет бабушки… У меня в этом городе нет родни. Я-то думала, что никому не нужна! А если представить, сколько нас таких – тех, кто никому не нужен! И все терзаются в одиночку. И я так терзалась… И знаете, что сегодня произошло?       Старуха растерянно захлопала подслеповатыми глазенками.       - Я влюбилась, бабушка! – проговорила Ольга. – Я невозможная дурочка! Он сейчас сидит… Ну, в смысле, его временно арестовали. А я вдруг поняла, что влюбилась. Простите, что плачу… Меня не нужно успокаивать. Я всегда была такой спокойной, что тошно! Не знаю, как маме сказать… Ей он точно не понравится. Она ведь у меня учительница. Скажу, что в немца влюбилась, она напугается. И папа. Их ведь уволить могут за такую дурную дочь! И меня уволят! Пойду железные дороги строить…       Брагинская, наконец, отпустила старушку и вцепилась в худенького студента.       - А у тебя любимая есть?       Парень испуганно заозирался по сторонам.       - Нет? Видишь ту девушку? – Ольга резко развернула студента, пребывавшего в ступоре. – Подойди. Вдруг она тоже одна. Только не нужно мне чепуху нести про то, что тебе еще учиться надо! Сама научилась уже. Диплом тебя в старости не обнимет и не согреет. Ты не стесняйся только! Хочешь, я подойду? Девушка!       Не унимаясь и не помня себя, Ольга металась по остановке, цепляясь к прохожим. Люди, поначалу старавшиеся отойти от нее подальше, столпились кругом и наблюдали, не скрывая улыбок. Смех ничуть не смущал Брагинскую. Напротив, она смеялась в ответ еще звонче. Благо, поблизости не нашлось ни одного служителя порядка, и немалая толпа веселящегося народу осталась без внимания.       - А вот и мой автобус! – опомнилась Ольга, когда прямо перед ее носом открылись с шумом металлические двери. Новая волна людей вывалилась наружу. Брагинская громко попрощалась со всеми и хотела было сесть, но знакомый силуэт заставил ее задержаться.       - Наташа! – окликнула она, узнав Арловскую. – Давно тебя не видела…       Наталья, казалось, не сильно обрадовалась встрече. Покраснев, она неуверенно махнула рукой и собралась идти своей дорогой.       - Эх! – Ольга спрыгнула со ступеньки, и автобус почти сразу же тронулся. – На следующем уеду… Такая встреча!       - Привет, - Арловская улыбнулась уголками губ. - Как Ванька уехал, ты у нас не показывалась. Занята, наверное, сильно. Староста все-таки…       - Да. Дела… - взгляд Наталья растерянно блуждал по сторонам.       - Как ты? Ванька писал? Мама сказала, что ей пришло письмо. Мне-то он писать не станет. Ты ведь его знаешь!       - Да уж… Но он звонил.       - Ух! – Ольга даже подскочила на месте. – А я все боялась, что он нам ни одной весточки так и не пошлет. Ванька и дома-то не особо разговорчив был. Посидит с нами, послушает, что другие рассказывают, и пойдет по своим делам. А тут – сам позвонил! Значит, соскучился.       - Наверное… Ты извини, но мне еще нужно в библиотеку успеть. Завтра после пар давай посидим в нашем парке?       - До завтра мир с ума сойти сто раз успеет, - Ольга вновь заливисто рассмеялась. – Но ты беги! Я постараюсь завтра с тобой свидеться… Наташа успела лишь облегченно выдохнуть и сделать шаг, когда ее вновь окликнули.       - Я тебе махал рукой, а ты не туда смотрела, - вместо приветствия сказал подбежавший паренек, еще не знакомый Ольге. Наташа ничего не ответила, бросив на Брагинскую испуганный взгляд.       - Оля, - представилась девушка, протянув парню руку.       - Толя.       - Забавно, - Брагинская хихикнула. – В рифму.       - Ну, да.       - Это друг, - поспешно пояснила Наташа. – Толис, это сестра Вани. Лоринайтис взглянул на Ольгу не менее растерянно, чем Арловская.       - Мы пойдем, - извинительно произнесла Наталья. – Нам еще кучу книг перерыть нужно. Для доклада.       - Конечно, идите, - Брагинская активно закивала. – Я все поняла…       - Нет, ты не подумай…       - И не думала! – отмахнулась Ольга. – Сама всегда только с мальчишками дружила.       - Но Ване лучше не говори.       - Конечно.       Толис и Наталья быстро скрылись из виду, а Ольга вдруг поняла, что ей до глубины души радостно и за Арловскую тоже. Друг этот парень ей, или нет, она хотя бы не одинока.       Дождавшись следующего автобуса, Брагинская, наконец, продолжила свой путь. Она уже не кричала о своем счастье, не приставала к прохожим. Ей было уютно. Излишки внезапной энергии вылились через край, и безмятежный покой разлился по телу. Ольга с мягкой улыбкой любовалась парочкой, сидевшей в креслах напротив. Им не было дела до той, что не отводила от них взгляда. Темноволосая девушка, совсем еще юная, рисовала ручкой на ладони паренька цветок. Автобус трясся, проезжая на кочкам, но девушка продолжала аккуратно выводить синие линии. Закончив, она что-то шепнула парню, и они оба тихо рассмеялись, прижавшись лбами друг к другу.       «Все так просто, - думала Ольга. – А я накручивала себя. Чего искала? Вечной любви? Да нет ее. Он мне надоест потом. Будем ворчать друг на друга, как мои родители. Если доживем. Хотя нет! Любовь, наверное, вечна. Это страсть проходит, очарование всякое. Я ведь Ваньку, дурака, люблю уже двадцать с лишним лет. И злилась на него, когда мама заставляла с ним сидеть, и конфеты у него воровала. А ведь он все равно для меня родной человек. Так и будет. Быть не может, что мне показалось! И с ним сроднимся. Все будет…»       Ольга высадилась на нужной остановке и без спешки пошла в известном направлении. Она не раз бывала в этих краях за последние дни. Но тогда девушка лишь с пустой надеждой бродила кругами, ждала.       Брагинская замерла около крыльца, собираясь с мыслями. «Сейчас мне предстоит сделать глупость. Да я сегодня весь день делаю глупости!» Пока Ольга отбрасывала остатки сомнений, тяжелая железная дверь медленно открылась. Девушка отступила, пропуская выходящего и только потом, к удивлению своему, узнав потертые ботинки без шнурков, подняла голову. Гильберт смотрел на нее не менее ошарашено. В первые мгновения они даже не смогли улыбнуться друг другу. Байльшмидт заметно сбавил в весе, и теперь на его бледном лице темнели впадинами провалившиеся щеки, подкладка просвечивал в рваных дырах пальто, рубашка посерела от грязи. Наконец, тонкие губы с запекшимися каплями крови, дрогнули. Гильберт улыбнулся с примесью боли.       - Ты что здесь делаешь? – хрипло спросил он простуженным голосом.       - За тобой пришла, - ответила Ольга, очнувшись, и тут же прослезилась.       - Тогда пошли домой, наверное?.. – Гильберт говорил на редкость неуверенно.       - Постой!       Девушка вцепилась в руку парня. Вновь робость сковала ее.       - Ты весь в ссадинах, - произнесла Ольга и осторожно дотронулась до лица Гильберта.       - Нам лучше поскорее уйти отсюда.       - Зачем? Куда бы мы ни шли, у стен есть глаза. Нет смысла меня беречь.       Спорить с девушкой Гил не стал. Не трогаясь с места, Ольга гладила расцарапанную щеку и с тревогой всматривалась в светлые глаза. О смелости, накрывшей ее на остановке, оставалось только мечтать, но всем сердцем девушка надеялась, что ее поймут без слов.       - Когда я тебя впервые увидела, ты показался мне жутковатым.       - Это нормально. Я многим кажусь жутким при первой встрече.       - Потому что ты необычный. Все хотят быть обычными, на самом деле. А ты не можешь.       - Странно это – считать кого-то необычным. Любого возьми на проверку, а нормы не найдешь.       - Нам ли не знать, - Ольга прислонилась лицом к груди парня. Сердце его колотилось в бешеном ритме. Значит, понимал...       - Хэх! – после колебаний Гильберт крепче прижал к себе девушку. – Биологи вроде как.       - И это только о теле…       Разговор вполне мог бы углубиться в духовные материи, но вместо этого оба смолкли. Ясное небо вдруг заволокли лохматые тучи, и мелкий дождик забарабанил по железному навесу. Но погода больше ничего не решала.       - Мне нужно возвращаться в Берлин, - прошептал Гильберт.       - Тебя не посадят?       - Нет. Отец договорился. Хотя, похоже, с этим Андроповым лучше не станет.       - Когда уедешь?       - Скоро, - Байльшмидт шумно втянул воздух. – Поедешь за мной? Знаю, что все не так, как должно быть, но время…       - Говоришь, как отец.       - Увольте! Не суди меня по моему отцу. Я способен пропускать отдельные юбки. Серьезно, Оль…       Гильберт отстранил от себя девушку, чтобы та смогла увидеть его лицо.       - Мы с отцом на днях поругались… Если что, я знаю про его поползновения. Он у меня такой. Ты не пугайся. Сегодня обещал прекратить свои домогательства. Если согласишься ехать за мной, он выпишет тебе приглашение от имени университета. Помнишь, ты ездила на конференцию? Главное, пересечь границу. Обратно не вернешься, пока…       Поняв, что дошел до главного пункта, Гильберт запнулся.       - …Пока не стану гражданкой ГДР? - подсказала Ольга. – Фрау.       - Собственно, ты права, - выдохнул Байльшмидт. – Глупо вышло, конечно. Я с лета пытался к тебе подойти с этим вопросом, но все как-то откладывал. А тут…       - Вполне нормально, - пожала плечами Ольга. – Я девушка взрослая, мне чудес ждать не приходится. И крыльцо это выглядит вполне романтично.       - Это здание милиции! – усмехнулся Гильберт.       - Ну, ты же у нас тот еще хулиган.       «Опять робею! – внутренне возмутилась Ольга. – Да что же это? Как хотела, так и вышло. Только не в Сибирь поедешь, а в Германию… Да мы даже не встречались, а тут! Встречались, дружили – условности!»       - Мне нужно позвонить брату, - проговорила Брагинская. – Срочно! ***       - Постойте! – женщина-сидевшая-при-входе окликнула Ивана. Брагинский обернулся, хотя разговаривать с кем-либо он явно не желал. Его одолевала усталость, смешанная с целым букетом иных, менее стандартных ощущений.       - Вас тут звонок ожидает, - пояснила женщина, протягивая трубку. – Хорошо, что вы именно сейчас пришли. Девушка только позвонила. Я хотела в комнату идти...       Не дослушав, Иван принял трубку.       - Алло, - произнес он вяло.       - Ваня?! Это я!       - Кто?       - Ваня, мне тебе столько нужно рассказать, но у меня нет денег на телефон... Ваня, я выхожу замуж!       - Оля?       - Ах! О чем я? Ванька, мы такие с тобой дураки! Слышишь? Пока есть время, сходи с ума! На полную катушку. Знаешь, как круто быть собой? Когда не должен всему миру...       - Оля, это ты?       - Ты меня понял? Скажи, что понял! Мама пока не знает, но я...       Связь прервалась, оставив Ивана в замешательстве. Глядя куда-то сквозь стену, Брагинский вернул трубку на место.       - Что-то случилось? – задала свой стандартный вопрос женщина.       - Не знаю, - ответил Иван. – Я уже ничего не знаю.