Принципиальный обмен

      Иван вошел в комнату и первым делом включил свет. Все три кровати пустовали, как и вчера. Как и позавчера, когда он вернулся еле живой из библиотеки. В университете Брагинский тоже не видел Джонса, хотя он не особо искал. Сбросив сумку, Иван расчистил рабочее место за столом. Так, без всяких мыслей пялясь в книгу, он просидел почти час, и только щелчок замка вывел его из транса. Брагинский вскочил со стула, но тут же просел обратно, увидев входящего Вана.       - У меня хорошие новости, - сказал Яо. – Я переезжаю завтра же.       - Куда? – Иван вновь весь выпрямился, почувствовав, как внутри у него что-то оборвалось.       - В комнату Артура. Он уезжает, а я переезжаю. И теперь мне отвечать за порядок в общежитии. Это очень круто, потому что за такую работу полагается награда.       - Здорово…       - Еще бы! Теперь у вас будет место, а про себя я вообще молчу. Маленький праздник в честь переезда обещаю. Уже купил лапшу, будет вечер китайской кухни. Так что жди гостей через... скоро. Ты ведь не занят?       Иван осмотрел книги, разложенные на столе, и пришел к выводу, что сам не знает толком, чем он занят.       - Ты не видел Джонса? – спросил он потерянно.       - Он постоянно пропадает. Сам знаешь. Когда ты приехал к нам, его уже месяц не было. А пропасть на неделю – для него дело обычное. Не волнуйся, его не убили и ничего подобного. Я на кухню. Пока уберись здесь немного, а то перед девушками неловко будет. Кстати, я позвал Кэти. Надеюсь, она меня простит за тот случай с кольцом…       Яо выглядел на удивление оживленно и бодро, хотя в последнее время он чаще походил на свою любимую вареную лапшу. Переезд явно встряхнул его. Достав из шкафа пакет с приправами и по инерции выключив свет, Ван оставил Брагинского в темноте. Пожалуй, в данный момент одиночество и темнота как раз были необходимы Ивану, поэтому он упорно избегал их. Вслушиваясь в тиканье маленького будильника и почему-то не решаясь подойти к выключателю, Брагинский все четче ощущал собственный идиотизм. Иначе он никак не мог назвать свое состояние. В какой-то момент (скорее всего, в том малоприятном клубе) его голова опустела, а новое содержание никак не укладывалось в стройную систему. Напротив, мысли и порывы утратили рациональную основу, и ни одно из желаний, кроме желания сбежать, не объяснялось логически. Иван тяжело вздохнул и опустил голову на руки. В таком положении его и застала ворвавшаяся Джесс.       - Чего сидим в темноте?       Сразу же вспыхнул свет.       - Твою мать, Иван! – воскликнула девушка. - Я думала, что ты плачешь!       - Я? – Брагинский прищурился. – Нет, я просто устал.       - Это точно. Ты похож на наркомана перед ломкой. А где Фред?       - Не знаю. Сам бы хотел его увидеть.       - Эх, без него будет скучновато на этом празднике жизни.       Джессика плюхнулась на среднюю кровать.       - Правда, он лапочка?       - Я ничего не знаю.       - Эй! – Джесс с трудом дотянулась до спины Ивана и вцепилась в его свитер. – Товарищ, пойдем ко мне. Думаю, тебе нужно с кем-то поболтать по душам.       Ничего не ответив, Брагинский перелез на кровать, и девушка тут же обвила его руками.       - Ты опять скучаешь по дому?       - Нет, - Иван уставился в потолок. – Я не знаю, что буду делать, когда вернусь туда.       - Боишься, что отвык?       - Да. Мне кажется, что надо мной провели какой-то эксперимент. Дали нечто вроде выбора, чтобы я потом вновь радовался отсутствию этого выбора. Понимаешь?       - Пытаюсь.       - Было бы здорово пересечь границу и стереть все воспоминания.       - Нет, парень. Тебе еще понадобятся эти воспоминания, вот увидишь! Опыт не бывает ненужным.       - Моя сестра выходит замуж. Когда я уезжал, она даже ни с кем не встречалась.       - Старшая или младшая сестра?       - Старшая.       - Ну и чего ты от нее ждал? Думал, разрешения у тебя спросит?       - Может быть...       - Ты какой-то неуверенный сегодня. В будущем поработай над своими жизненными позициями. А пока обними мамочку, и я смогу немного побыть твоей жилеткой.       - Мне не нужна жилетка.       - Тогда просто обними мамочку. У мамочки тоже бывает тактильный голод.       Джесс скорчила обиженную рожицу, и Иван перевернулся все-таки на бок, притянув девушку к себе. Джессика бесцеремонно забросила на Брагинского ногу и вскоре чуть слышно засопела. Проснулась она уже от грохота кастрюль, принесенных Ваном.       Вести о скромной вечеринке мигом разнеслись по общежитию, и менее чем за час комната битком наполнилась народом. Не все знали, что именно отмечается, но все с удовольствием пробовали китайскую лапшу и что-то горячительное, налитое в маленький бочонок. Джесс быстро влилась в толпу, и думать забыв о том, что для праздника не хватает Джонса. Иван же чувствовал себя крайне стесненно. Даже при обычной всеядности, он не решался попробовать странно пахнувшую лапшу, в которой, казалось, плавали жирные белые черви. Ван вручил ему кружку, но пить Иван тоже ничего не стал. Свежи были воспоминания о вырубающем коктейле Джонса. Поэтому, просидев в углу немало времени, Брагинский взял первую попавшуюся книжку, полотенце и скрылся в ванной. Он сам точно не знал, чем именно хотел там заняться (выбор был между подготовкой к занятиям и душем), но сработало навязчивое желание сбежать.       Как ни странно, закрытые двери ванной неплохо изолировали помещение от внешнего шума. Брагинский опустился на пол и раскрыл книгу на середине. Минута понадобилась ему на понимание того, что схватил он англо-русский разговорник. «Это не мой», - заметил Иван, повертев в руках книжку. В этот момент двери в ванную дернулись с такой силой, что едва не отскочила щеколда.       - Подождите! – Брагинский поднялся, опершись на раковину, и открыл, но тут же отшатнулся к стене, словно его хорошенько толкнули.       - Ты что здесь делаешь? – едва ли не испуганно спросил Джонс и сделал шаг внутрь.       - Где ты был? – Иван выпрямился.       - У Франциска, - ответ прозвучал так, словно все было очевидно.       - Все два дня?       - Да.       - Ты прятался?       - Что? – Альфред прикрыл дверь. Брови его изогнулись вверх.       - Ты прятался от меня? – настойчивее спросил Иван.       - С чего бы?       - Подожди секунду...       Брагинский просунул руку в дверной проем и нащупал выключатель. В ванной стало непроницаемо темно, щелкнула щеколда.       - Мне кажется, что так лучше думается, - пояснил Иван.       - Ты жуткий. В курсе?       - Постой. Где ты?       - Здесь, - Альфред вытянул руку и зацепил плечо Ивана.       Сориентировавшись по руке, Брагинский нащупал лицо Джонса и стянул очки.       - Давай их уберем. В темноте можно разбить. Где-то здесь раковина...       - Может, лучше включить свет?       - Не лучше!       - Окей.       Промазав, Иван ткнул Альфреда пальцем в область глаза. Джонс тихо выругался и осторожно опустил руку Брагинского на уровень плеч.       - Не трогай меня пока, хорошо?       - Хорошо, - Иван дернулся, и раздался звон обрушившейся металлической полочки.       - Не шевелись вообще.       Держась за ворот Брагинского, Альфред сделал шаг и уткнулся носом в подбородок.       - Не знаю, что точно у тебя на уме, но будь осторожней, - прошептал он и чуть приподнялся. – Здесь куча всяких острых штук...       Иван пробормотал что-то невнятное с нескрываемым акцентом и, явно не закончив слово, припал к раскрытым губам. ***       Уйдя с головой в чтение последнего университетского сборника, Франциск не услышал, как тихо постучали в дверь. Секретарша что-то ответила вошедшему, но Бонфуа и на это не обратил внимания. Лишь когда увесистый «Декамерон» шлепнулся с глухим стуком на рабочий стол, мужчина оторвался от чтения и перевел взгляд наверх.       - Добрый вечер, - вяло поздоровался Артур. На плече его висела дорожная сумка, набитая вещами до упора.       - Добрый... Не думал, что ты вернешь эту книгу столько лет спустя.       - Нашел под кроватью сегодня утром.       - Ясно. Спасибо, что вернул, - Франциск сунул книгу в выдвижной ящик.       Артур явно хотел что-то сказать, но вместо слов издал тяжелый вздох. Секретарша, откинувшись на спинку стула, сделала вид, что увлечена какими-то бумагами.       - Может, пройдемся? – спросил Керкленд.       - Уезжаешь сегодня?       - Да. Скоро поезд.       - Прости, но мне нужно закончить кое-какие дела, - по примеру секретарши Франциск схватился за папки. - Позвони, когда доедешь.       - Хорошо, - кивнул Артур после короткого замешательства. – Позвоню.       Франциск натянуто улыбнулся.       - Пока.       Кивнув еще раз, Керкленд замешкался, а после быстро вышел. Секретарша, укрывшись за фикусом, уставилась на Бонфуа. Выждав время, Франциск развернулся к окну и раздвинул жалюзи. Взгляд его был бесконечно пуст. Он сидел так почти две минуты, а после резко утратил интерес к улице и начал собирать вещи.       - Уже уходите? – спросила женщина.       - Да. И вам советую собираться.       - До конца рабочего дня...       - Уже ничего не произойдет! Осталось пятнадцать минут.       - Пожалуй, вы правы, - секретарша рассеянно огляделась, ища глазами пальто. – Хотя мне некуда спешить.       - И мне некуда! – почти радостно воскликнул Франциск, немного напугав молодую женщину. – Вы видели, какой ремонт в своем кафе сделал мистер Айронс?       - Он делал ремонт? Сто лет там не была.       - Значит, давно пора заглянуть туда. Сегодня, кстати, вечер французской кухни. ***       Простояв в очереди за мясной нарезкой почти час, Ольга решилась на небольшое расточительство. На радость всех стоявших сзади девушка покинула свое место и, протиснувшись сквозь плотную толпу, вышла прочь из магазина. Рынок находился не так далеко, и дорога до него не отняла бы слишком много времени. Да, там мясо дороже, но на что Ольге экономить? Ей вполне хватало своей скромной зарплаты, а деньги, отложенные на ткани, в итоге все равно уходили на ненужный хлам и книги для работы. Возможно, скоро эти сбережения потеряют смысл. Если Гильберт не обманет, придется все резко поменять. «Если не обманет, - повторила себе Ольга. – Испугается чего-нибудь и обманет. Не со зла ведь может обмануть. До чего же я навязчива!» Несмотря на пасмурную погоду, рынок также был заполнен людьми. Сказывалось предвыходное настроение. Миновав столпотворение, образовавшееся по неведомым причинам около прилавка с фарфоровыми безделушками, Ольга вышла к мясным рядам. Пройдя чуть вглубь, девушка остановилась напротив усатого старика в рыжей ушанке. Выглядел он простовато, что внушало доверие.       - Свежее? – спросила Брагинская, ткнув пальцем в прилавок.       - А как же? – старик широко улыбнулся беззубым ртом. – Вчера мычало.       О подробностях жизни говядины Ольга предпочла бы не думать, но образ чернопестрого теленка сам выскочил перед ее глазами. «Будто не в деревне росла!» - фыркнула девушка. Старик расценил этот звук как выражение недоверия.       - Неужели, так не видите, что свежее? – спросил он, округлив мутноватые глаза.       - Вижу. Свесьте килограмм.       Довольный собой старик на глаз отрезал кусок и почти не промахнулся.       - Сбавить еще? – спросил он.       - Пускай так, - махнула Ольга. – И ста грамм нет.       Побродив по рынку еще полчаса, девушка вернулась к прилавку с фарфором. Теперь около него стояла лишь одна женщина, внимательно разглядывавшая сувенирные фигурки. Парень-продавец переминался с ноги на ногу и, казалось, не мог дождаться, когда последний покупатель уйдет. Ольга обернулась, окинула взглядом ряды. С краю торговали цветастыми платками; сгорбленная бабулька у самого выхода разложила вязаные носки на деревянном ящике; краснощекая женщина на углу быстро собирала в сумку банки с солениями. И в памяти Ольги сама собой закутилась вереница из бессвязных воспоминаний: петушки на палочке, печенье в виде солдатиков, мамины каральки с малиновым вареньем, пуховые шали, огромные сугробы, тяжелые деревянные санки, колядки, гадания в покосившемся сарае, парное молоко… Комок встал в горле при мысли, что все это может навсегда остаться в прошлом. Стиснув в руках пакет, Ольга зашагала в сторону общежития. Сегодня нужно устроить проводы Гильберту. А на терзания еще будет время.       Сам Байльшмидт с утра пропадал в университете, улаживал бумажные дела. Отец его уже улетел на родину, рейс Гильберта отправлялся на следующее утро. Как и полагается, парню устроили знатный разнос. Внимание, которое теперь уделяли ему в университете, можно было сравнить с тем, что было в первые его дни в СССР. Тогда вокруг немца с крайне необычной внешностью вертелись все факультетские слухи. Каждый третий студент считал своим долгом познакомиться с ним. Примерно в то же время Гильберт встретился с Дэном и окончательно порвал с планами на спокойную жизнь законопослушного гостя страны.       Войдя в комнату, Ольгу быстро выпотрошила сумки и упорхнула на кухню, где уже орудовал Эдуард.       - Как там твое фирменное блюдо? – поинтересовалась девушка.       - Сгорело к черту! – отмахнулся парень. – Нужно посмотреть, что с этой конфоркой. Она явно ерундит.       - И что ты теперь делаешь?       - Макароны варю. А что я еще умею делать?       - Ты же у нас на все руки мастер.       Ольга разворошила волосы Эда и приступила к разделке мяса.       - А правда, что ты с Гилом поедешь? – спросил парень тихо, чтобы только перекрыть шипение масла на сковороде.       - Откуда знаешь? – Брагинская встрепенулась и едва не выронила нож. – Неужели, уже слухи пошли?       - Нет. Гильберт сам обмолвился. Сказал, что надеется.       - Надеется? – девушка опустила голову, и светлые волосы прикрыли ее вспыхнувшее лицо. – Пока все неясно.       - Не беспокойся. Я никому не расскажу. Сам понимаю, что дело темное. Ты, главное, ни о чем не волнуйся. Он за слова свои в ответе, хоть и раздолбай знатный.       - Я знаю.       - Он и раньше про тебя мне говорил.       - И что же?       - Говорил, что дура ты. Как к тебе не подходи, все понять не можешь, - Эд глухо хихикнул. - Ты только не обижайся. Он ведь часто крепко выражается.       - Я привыкла.       - Еще говорил, что ему в тебе нравится твоя домовитость. Ты, вроде как, с характером, но мягкая. И готовить любишь. Он мне битый час рассказывал, как ему твоя стряпня нравится. Знаешь ведь про его мать?       - Что именно? – Ольга сгребла кубики мяса в сковороду и плеснула сверху воды из чайника.       Эдуард выждал, пока бурление на плите стихнет, и продолжил:       - Он мало про нее говорил. Все отшучивался, а видно, что боится повторения судьбы отца.       - Отец у него - тот еще человек!       - Бабник? Он и по этому поводу шутил. Но я так понял, что его родители друг друга стоили. Каждый гнул свое. Гил вроде как смеется. Вот они у меня какие странные, говорит. А сам тебя все время в пример ставит.       Окончательно смутившись, Ольга перевела тему разговора на пригоревшие макароны. Она могла бы долго слушать рассказы о семье Гильберта, не будь они столь неловкими по содержанию. С самим Байльшмидтом ей за последние два дня так и не удалось толком поговорить, хотя тем для разговором хватало сполна. Ольга лишь поняла, что «бегство» (а именно так она называла переезд) состоится после Нового года. Следовательно, у нее будет возможность повидаться с родителями и, наверное, обсудить предстоящие перемены. Но даже в самых смелых своих фантазиях Ольга не могла представить этот разговор. Уехать, не предупредив, казалось чем-то еще более жестоким. Все разворачивалось до неправильного быстро, и поэтому хотелось просто сорваться, отменить планы, ничего не объяснять. Гильберт смирится, у него не будет выбора. Но пока, урывая любую возможность свидеться с Ольгой без посторонних глаз, он кажется слишком счастливым, чтобы вдруг получить отказ.       Прощальный ужин был готов лишь к десяти вечера, но виновник торжества вновь задерживался. Ольга расстелила новую скатерть, навела порядок в комнате, впервые надела цветастое платье, купленное в позапрошлом году. Кроме девушки и Эдуарда, на проводы пришли еще три человека. Все они учились на одном потоке с Гильбертом и в некоторой степени были причастны к компании Дэна.       Байльшмидт пришел перед самым отбоем. Несмотря на усталость, он нашел в себе силы на удивление.       - Нихрена себе! – воскликнул он, потирая руки.       Гости дружно рассмеялись, оценив реакцию. Гильберт в любом состоянии остается Гильбертом.       - Черт! – Байльшмидт сбросил на пол пальто. От разнообразия еды разбегались глаза. – Где вы все это достали?       - Если помотаться по городу, то купить можно все, - с гордостью проговорил Эдуард. – Садись в центр. Ты сегодня главный.       - Только сегодня?       Вечные шутки Гильберта о своей вселенской значимости давно стали одной из его отличительных черт. Они неизменно сопровождали его и воспринимались столь же естественно, как странный цвет кожи.       - Пиво! – объявил Эдуард. – Твое любимое.       На стол водрузили ящик со стеклянными бутылками без этикеток.       - Даме не наливать! – сразу предупредил Гил.       - У меня компот, - улыбнулась Ольга.       - Могу сказать тост? – Эдуард повысил голос и поднял вверх откупоренную бутылку. В комнате стало тихо. – За дружбу без границ!       Раздался одобрительный звон бутылок. Отбросив в сторону угрюмую усталость, державшуюся последние дни, Гильберт взвалил на себя привычную должность заводилы. Ни словом он не обмолвился о своем недавнем заключении, хотя следы его еще держались на бледном лице. Байльшмидт громко смеялся, вспоминал какие-то истории, связанные с собравшимися и ни на секунду не допускал прощальных ноток. Ольга же сидела, притихнув, с краю и потягивала свой компот.       - Маэстро, музыку! - крикнул, наконец, Гильберт, и Эдуард бросился к проигрывателю.       - Постой! – оборвала Ольга. – Давай поставим мою пластинку. Она где-то здесь…       Девушка засуетилась, в спешке выворачивая содержимое тумбочек.       - Успокойся ты. Я подожду.       Но Ольга не могла успокоиться. Ее словно осенило, пластинка была нужна ей как ответ на вопрос, не терпящий отлагательств.       - Держи, - Брагинская протянула Эдуарду пакет и вернулась на свое место.       Зазвучали первые ноты. Гости явно остались довольны выбором исполнителя, но тут же вернулись к еде. Все, что я пел - упражнения в любви Того, у кого за спиной Всегда был дом...       Медленный темп музыки предрасполагал к лирическим отступлениям, и Гильберт, поднявшись, протянул руку Ольге.       - Мадемуазель, не соблаговолите ли вы подарить мне один танец?       - Так ведь никто же больше не танцует, - прошептала девушка, но руку все-таки подала.       - Все танцуем! – спохватился Эдуард и под громкий смех рывком вытащил из-за стола одного из гостей.       Ольга лишь прикрыла лицо рукой и встала. Места для танцев в комнате явно не хватало. К тому же, Эд со своими клоунскими плясками занял почти весь проход. Поборов извечную стыдливость, девушка прижалась чуть ближе к Гильберту и сложила руки на его плечи.       - Так нечестно! Позвали бы еще девчонок, - возмутился танцевальный партнер Эдуарда. Идея быстро нашла ответ, и один из парней выбежал за соседками.       От накатившегося волной спокойствия, Ольга прикрыла глаза и склонила голову.       - Это наша песня, - проговорила она. И вправду, именно с этой улетающей мелодии в ее жизни началась череда перемен. Тихие душевные бунты, сменились бурей, рвущейся наружу, проснулись чувства, умиравшие годами по причине своей невостребованности. Мечтательная улыбка заиграла на лице Ольги, когда Гильберт легко поцеловал ее в макушку.       Через несколько минут народу в комнате значительно прибавилось. «По многочисленным заявкам» Эдуард сменил диск на «что-нибудь не унылое».       - Может, выйдем? – спросил Байльшмидт, и Брагинская кивнула. Гильберт поднял с полу верхнюю одежду, и незаметно вместе с Ольгой выскользнул в коридор.       - Пойдем на балкон, - предложил он. Девушке и самой после тесной комнаты хотелось вдохнуть свежего воздуха. Беспрекословно она приняла протянутое ей пальто.       На балконе было довольно прохладно, даже морозно. Железные перила покрылись тонким сверкающим налетом, и теплое дыхание клубами пара вырывалось наружу. Гильберт крепко обнял Ольгу, и девушка запахнулась плотнее. Город внизу почти стих и погас. Лишь линии улиц обозначались рядами ярких фонарей, прямо под балконом светилась парковая дорожка, а чуть подальше река пестрела от отражающихся в ней огней. В редких окнах горел свет.       - Мне нравилось здесь, - проговорил Гильберт.       - Мне тоже. Я думала, что останусь в этом городе навсегда. Вернее, я надеялась, что останусь здесь.       - А я так и не успел съездить в твое село. Как оно там называется?       - Горняково.       - Когда-нибудь обязательно съезжу. Нужно извиниться перед твоим отцом.       - Не напоминай, - Ольга тяжело вздохнула и как-то печально усмехнулась.       - Ты ведь не передумаешь?       Девушка помотала головой, но произнести ответ не смогла.       - У меня нет времени, чтобы сделать все, как нужно.       - А как нужно? – Ольга развернулась к Гильберту лицом. – Мы ведь уже говорили об этом. В мире все ненормально.       Порыв северного ветра пронесся вдоль стены, захлопнув со звоном приоткрытые окна. Девушка вся съежилась.       - Я Ваньку, наверное, напугала, когда про свадьбу сказала. Только бы маме не проболтался раньше времени.       - Ему полезно иногда поволноваться.       Ольга выпуталась из объятий и прошла к перилам. Железо холодило даже сквозь домашние тапочки.       - Я бы сейчас с удовольствием погуляла.       - Можем попытаться спуститься через пожарную лестницу. Правда она немного не доходит до земли. Метра на два.       - Тогда не стоит.       Глядя на ночной город, Ольга пыталась вспомнить Берлин, но в голове ее крутился один ускоренный видеоряд из памятников и музеев.       - Я не очень хорошо говорю по-немецки, - произнесла девушка.       - Я тоже плохо говорил по-русски. У нас полно людей из союзных республик. Тебе будет с кем поболтать на родном языке.       - Моя мама свободно говорит по-немецки. И по-английски. И немного по-итальянски, благодаря латыни. Она училась на лингвиста в МГУ, хотя сама из Украины. А после почему-то согласилась поехать в глубинку по распределению. Там встретила папу и не смогла уехать обратно.       - Судьба, наверное.       - Странная судьба. Почему за этой судьбой нужно было ехать через половину страны?       - Блин, потому что так суждено, - Гильберт хрипло рассмеялся. – Я видел тебя, когда ты приезжала на конференцию.       Ольга взглянула на Байльшмидта с непониманием.       - Отец работает в университете, я приходил к нему. Ты выступала с докладом. Мне было все равно, я не обратил особого внимания. А потом я приехал сюда и в первый же день увидел тебя около вахтерского окошка в общежитии.       - Я помню.       - Тогда я подумал, что это самое безумное совпадение в моей жизни. И попросил, чтобы меня поселили с твоим братом. Да, я сам попросил. Потому что это просто безумное совпадение!       Гильберт с пылом рассказывал о каких-то мелочах, которым Ольга вроде как и не придавала значения, но они, похоже, вершили ее дальнейшую судьбу.       - Не подумай, что я фаталист или что-то типа того, но просто очевидно, что все вело меня к тебе. К этому, мать его, балкону! И если есть в жизни моменты, когда можно сослаться на судьбу, то вот этот момент. Потому что все, что я хочу, это ты! Потому что я, Гильберт Байльшмидт, раздолбай, диссидент-недомерок, просто наглая морда… Я люблю тебя!       Гил стиснул щеки Ольги и расцеловал ее лицо. Девушка молчала, а отзвуки последних слов молодого человека эхом гуляли в ее голове, заставляя глупо улыбаться. Гильберт подхватил Ольгу на руки так, что тапочек слетел с ее ноги и, отскочив от перил, отправился вниз, на парковую дорожку.       - Я люблю тебя! – повторил Байльшмидт во весь голос, и кто-то в одном из ближайших окон одобрительно свистнул. ***       Альфред еще раз легко коснулся губами лба Ивана и откинул голову назад. Холодная плитка немного остужала разгоряченное тело. Оба сидели на полу. По-прежнему в темноте. Тихо капала вода из свернутого крана, и ничто не заглушало громкое дыхание где-то рядом. Иван нащупал ладонь Джонса.       - Ничего страшного.       Тело Брагинского сотряслось, выдавая беззвучный смех. Альфред вновь выругался, и его хохот был громким. Он почти звенел.       - Ван, не уезжай! – пропел Джонс и повалился на пол.