Принципиальный обмен

      Еще одна ночь подходила к концу. Небо на востоке не заливалось алым рассветом, не играло яркими красками в рыхлых облаках. Просто звездная чернота сменялась тусклой серью. Очертания маленького городка проступали на горизонте, а это значило, что спонтанное путешествие подходило к концу.       Альфред остановил машину и опустил голову на руль. Более всего на свете ему хотелось отрубиться хотя бы на несколько минут. Наручные часы тикали у самого уха, напоминая о том, что и без того не забывалось. В голову лезли странные мысли. Дорога перестала быть безлюдной, с шумом мимо проносились другие автомобили, и гудение их непрестанно слышалось в запыленном воздухе. От пустыни осталось только тоскливое воспоминание. Со всех сторон трассу окружали черные поля с редкими деревьями. Земля здесь казалась слишком обжитой. Ряды одинаковых деревьев отбрасывали на асфальт косые тени. В рассеянном свете они походили на базальтовые памятники, возведенные в честь триумфа человека. Возможно, когда-то здесь возвышался настоящий лес. Кто теперь помнит? Загадочный в прошлом континент становился уютным домом для всех. Домом с тонкими стенками из даров безоходного производства.       Плавно и незаметно спутанные мысли перетекли в сон. Спящему Альфреду снился спящий Альфред. Но не тот, что уткнулся в руль на переднем сидении «Форда», а тот, что свернулся калачиком в крохотной комнатке на узкой кровати. Точно так же шумели машины, проезжавшие мимо единственного окна. Внизу галдели люди, и кто-то настойчиво барабанил в дверь. Альфред лежал, зажатый меж улицей и непрошенным гостем. Тонкие стены служили сомнительной защитой, а с низкого потолка сыпалась известка. Альфред отчаянно хотел спать и пытался накрыться подушкой, но от нее несло резиной и дешевым бензином. Сон тонко граничил с реальностью, лишь слегка туманя ее.       - Который час? – пробормотал Иван с заднего сидения.       Альфред быстро прогнал дремотное наваждение и уставился сначала на дорогу, а затем на часы.       - Суббота, - ответил он после короткого колебания.       - Уже суббота? – Иван попытался встать, но резкая боль в голове опустила его на прежнее место.       - Ты очень сильно перебрал, - проговорил Альфред.       - Насколько сильно?       - Вчера ночью ты захотел есть…       - Это я помню.       - Ушел в бар - вернулся пьяным, - голос Джонса звучал сухо, так, как не звучал никогда. – Как это произошло, сказать не могу. Мы едем почти сутки. Первые три часа тебя тошнило через каждые десять миль. Потом ты уснул. И я дико тебе завидую.       Иван надавил пальцами на глаза.       - Я дурак. Я знаю, - пробормотал он.       - Я тоже это знаю. Вчера ты выбросил мои очки в окно. Всю ночь мы еле тащились, потому что я ничерта перед собой не видел. Если бы ты их не выбросил, были бы уже в городе.       Иван взглянул на Джонса. И вправду – очков не было.       - Зачем я их выбросил?       - Откуда мне знать? Ты много чего в окно выбросил. И сам пытался выпрыгнуть… Нес что-то про коммунизм…       Джонс замолк, восстанавливая в голове вчерашний монолог Ивана.       - Нет, - проговорил он после некоторых раздумий. – Сам ты выброситься не хотел. Просто взял меня за руку и вылез на карниз. Тебя качнуло разок, но я смог удержать. А потом ты сказал, что каждый гражданин идеального государства должен быть идеален. Вроде как «механизм собьется, если какая-нибудь шестеренка заржавеет»… И твоя выходка должна была мне проиллюстрировать все это.       - Каким образом? – Иван сморщился. – Я изображал ржавую шестеренку?       - Думаю, я был слишком трезв, чтоб оценить твою (не побоюсь этого слова) философию.       Альфред устало улыбнулся, потер переносицу и вновь завел мотор. Видимо, он высказал все, что хотел, потому лицо его заметно смягчилось. Ивану показалось, что мимо него пронеслось эхо бытовой ссоры.       - Безумно хочу спать, - сказал Джонс, широко зевнув. - Хотя бы пару часов.       - Уже суббота?       - Да, чтоб ее… - Альфред включил радио. Звучные финальные ноты неизвестной песни, последовавшие за треском помех в эфире, заставили его вздрогнуть, и он убавил громкость. Песню сменил короткий рекламный блок, а после вновь из старых динамиков полилась музыка. Альфред не прислушивался к словам, мелодия убаюкивала его, и он клевал носом, то и дело вздрагивая. Иван по-прежнему лежал на заднем сидении и думал о своем. Ему хотелось продолжить разговор, но мешал ком в горле и шум в голове. Немного тошнило, однако просить о чем-то Альфреда он уже не мог. Между тем, герой песни не хотел прощаться с кем-то, «уходящим в тишине». На середине припева Альфред резким движением вырубил радио.       - От этой музыки я чувствую себя накуренным, - пояснил он.       До конца дороги ни один не произнес больше ни слова.       Безымянная женщина у телефона впервые на памяти Ивана встала из-за стола, увидев парней на пороге. Оказывается, она носила обычные джинсы, хотя Брагинский прежде от чего-то был уверен, что она предпочитает юбки. Женщина окинула Ивана испуганным взглядом, словно перед ней стоял призрак.       - Вам звонили из вашего университета. Я не знала, что им ответить, - произнесла она на одном выдохе и вновь опустилась на стул.       - И что ответили? – спросил Иван. Голова его еще трещала от похмелья, и потому новость его не встревожила.       - Сказала, что не знаю, где вы. Мне кажется, это их не устроило.       - Окей, - Брагинский пожал плечами. - Не волнуйтесь, все в порядке. Уверен, им нет до меня особого дела.       - Значит, проблем не будет? – уточнила женщина.       Иван улыбнулся.       - Не у вас.       Женщина осмотрела Ивана с ног до головы, затем перевела взгляд на стоявшего чуть позади Альфреда. Оба выглядели предельно спокойно. И ей подумалось, что, возможно, тот странный режим, захвативший заокеанские страны, и вправду не так страшен.       Добравшись до комнаты, Джонс сразу же свалился на кровать. Точно так же, как и в день знакомства. Уткнулся лицом в подушку и всем своим видом заявил, что для мира его временно не существует. Иван достал чемодан, стряхнул с него слой пыли. Собирать вещи не было желания. По крайней мере, не сейчас, когда в комнате есть Альфред. Брагинский прошелся, проверил полки: еды нигде не было. Только черствый кусок хлеба валялся на письменном столе. Не найдя больше никакого занятия, Иван ушел в ванную.       Смеситель, поставленный еще в начале октября, проворачивался с трудом. Возможно, он работал так именно потому, что устанавливал его сам Иван. Ведь именно он сломал старый в первое же утро. Тогда Альфред сильно ворчал. Иван до сих пор не понимал поведения Джонса в те дни. Он производил много шума, глупо шутил и в целом походил больше на человека с расшатанной нервной системой. А потом вдруг успокоился. В какой-то момент Ивану даже стало казаться, что сам он куда беспокойнее Альфреда. Многое вызывало в Брагинском тревогу, негодование и даже гнев. Джонсу как будто бы было все равно.       В голове Ивана роилась целая туча вопросов, которые он определенно никогда не задаст. И, как следствие, не получит ответов. Даже если бы он решился озвучить все, о чем думалось, то за оставшиеся два дня попросту не успел бы. Поэтому, выключив воду и сбросав в пакет с мусором все свои вещи из ванной, Брагинский вернулся в комнату и лег на кровать, лицом к спящему Альфреду. Иногда ему казалось, что оба они выглядят до невозможности глупо. ***       - Осторожней, девушка! – крикнул пожилой человек, поправив съехавшую шляпу. Наталья толкнула его плечом. Но, казалось, ничего не заметила и даже голоса вслед не услышала. Она торопилась. Тонкие каблуки отбивали быструю дробь на брусчатке.       - Пьяна, похоже… - уловила Наталья краем уха. Оборванная фраза заставила ее улыбнуться. И вправду – она походила на пьяную со стороны. Шла неровно, тонкие ноги ее то и дело подворачивались, и девушка почти падала, но умело ловила равновесие. Даже не видя себя в зеркало, она знала, что лицо ее пылает, взгляд смотрит в никуда. Наталья и сама чувствовала себя опьяненной. Ее кружило, немного тошнило, а в груди плескалось горячее нечто.       Вывеска на булочной, столб с объявлениями, надпись на розоватой стене – Арловская быстро ловила ориентиры. Она свернула за угол, и сквозной ветер едва не распахнул полы ее пальто. Девушка осмотрелась – во дворе не было никого, кто мог бы что-то разглядеть. Она замешкалась у двери подъезда и зачем-то начала читать объявление. В скором времени обещали ремонт труб. В доме не будет воды. Наталья сделала шаг назад, пропустив выходившую старушку, и снова уставилась на объявление. Словно его следовало читать между строк.       «Если будешь тут торчать, привлечешь сплетниц», - мысленно напомнила она себе и тут же окинула взглядом окна противоположного дома. На втором этаже полная женщина поливала цветы, в соседнем окне сидел кот. Очередной порыв ветра едва не сбил Арловскую с ног, но она успела схватиться за дверную ручку. В этот момент где-то громко гаркнула ворона. Чем не тайный знак?       «Дурочка! –Наталья злилась на свою нерешительность. – Ты ведь вся в отца – генералище… Чего трусишь? Начала ломать – ломай!»       Арловская потянула дверь на себя и оказалась в знакомом коридоре. Напротив входа, закусив указательный палец, стояла девочка лет семи. Наталья встретилась с ней взглядом и замерла. Девочка смотрела пристально и без стеснения. Словно знала, зачем девушка в дорогущем пальто пожаловала в гости.       - Привет, - поздоровалась Наталья и скривила улыбку.       Девочка не ответила и не отвела взгляда. Это смутило Арловскую еще сильнее, но, переборов себя, она все-таки прошла к лестнице. Странно, но пьяный мужчина спал у дверей точно так же, как и в прошлый раз. На кухне гремела посуда, но детей в коридоре не было. Наталья встала напротив белой двери, выпрямив спину и скрестив ноги. Сердце уже не билось в груди - оно громко ухало по всему телу. Наталья постучала. Она прекрасно слышала, как в комнате скрипнул диван, и шаркающие шаги направились к выходу. В голове Арловской начался обратный отсчет.       Толис открыл дверь, и явное смятение отразилось на его лице. Замешкавшись, он пропустил Наталью внутрь. Она вошла походкой победителя. Плотно сомкнутые губы не дрожали, глаза смотрели вперед и внутрь.       - Я не ожидал… - начал Толис, бесполезно разглаживая на животе мятую майку. – Ты… У тебя дело, так?       - Можно сказать, - Наталья взялась за кончик пояса.       - Ты в прошлый раз так и не выпила чай. Я сейчас сделаю…       - Сядь.       Толис выразил непонимание, но опустился на край дивана. Вновь послышался громкий скрип, и Наталья нахмурилась.       - Что-то случилось? – спросил Толис.       - Прошу, помолчи!       Арловская села кровать напротив и тут же встала.       - Ты ведь безумно влюблен и прочее? – начала она. – Если честно, то я тебя немного понимаю. То есть я знаю, что это за чувство. Но мне совсем не хочется говорить с тобой об этом. Не понимаю, как вообще довела дело до такого… Наталья смахнула с лица прядь волос.       - Мне вчера пришлось подумать на эту тему, сделать кое-какие выводы. Мне кажется, что все это не всерьез. Совсем все. Вижу, что не понимаешь… Как бы тогда сказать? Черти! Всю дорогу думала… Да ну его! Сам увидишь.       Наталья вцепилась в узел пояса.       - Тебе нужно успокоиться, - пробормотал Толис. – Я схожу за чаем…       - Не смей выходить отсюда! – остановила Наталья. Она все-таки совладала с узлом, и лицо ее лихорадочно раскраснелось.       - Постой, - попросила она уже мягче. – Я веду себя ужасно сейчас. Так не следует вести себя приличной девушке, а я себя такой считаю…       Пальто сползло с острых плеч и упало серой массой на пол. Наталья стояла между Толисом и окном. Дневной свет затемнял ее тонкую фигуру и рассыпался по волосам. Толис с испугом посмотрел на пальто, после взгляд его скользнул вверх по щиколоткам в телесных чулках, по худым коленям к высокому подолу шелковой комбинации, от него - к кружевному лифу, едва прикрывавшему маленькую грудь…       - Я ничего не могу с собой поделать, - проговорила Наталья дрогнувшим голосом и развела руками. – Я люблю его. И как бы мне не хотелось ответного чувства, он не может его дать. Наверное, никому не даст его. Бывают такие люди… Но я все равно не оставлю его, потому что моей любви хватит на двоих. Он скоро прилетит. Прости, что слышишь все это, но ты прекрасный человек, и я не могу тебя обманывать… Не люблю тебя. Но только тебе могу доверять, потому что знаю, что у тебя внутри.       Наталья замолкла, набираясь сил для последней фразы. Толис не отводил взгляда от ее лица, хотя каждое последующее слово било его сильнее. Арловская склонила голову и прикрыла рукой дрожащие губы.       - Я хочу немного побыть любимой, - выдохнула она. – Как это только возможно. Всего на один день.       Вмиг силы будто покинули Наталью, Толис едва успел подхватить ее, чтобы помочь сесть. Диван издал особенно протяжный скрип, и Арловская ударилась в слезы. Она рыдала тихо, но всем телом. Толис гладил ее по спине, и более всего на свете хотел рыдать точно так же. ***       С утра Артур пребывал в удивительно приятном расположении духа: напевал что-то в душе, с воодушевлением разбирал вещи, менял фотографии в рамках, стоявших на камине, что-то переставлял, прятал, искал. К вечеру Франциск почувствовал, что его дом оккупирован окончательно. Но настораживало не это. Сам энергичный и деятельный Артур казался явлением противоестественным и жутким. Он даже улыбнулся, когда Франциск за обедом передал ему молоко. Не скорчил улыбку, не усмехнулся или рассмеялся в лицо, а именно улыбнулся, по-доброму и мягко. В последний раз Бонфуа видел такое счастливое лицо во время прямой трансляции свадьбы принца Чарльза.       Как назло, после обеда выглянуло солнце, и запели неизвестно откуда взявшиеся в саду птицы. Франциск растянулся на диване и включил телевизор в надежде попасть на новостной блок. Но в выходной день высшая сила решила порадовать зрителей семейными комедиями. За окном щебетали пташки, под ухом смеялись идеальные румяные дети, а на кухне Артур пытался сделать что-нибудь своими руками – вокруг разрасталось сахарно-розмариновое нечто.       - Попробуешь? – Керкленд присел у головы Франциска и протянул ему вилку. Бонфуа вяло поблагодарил и отметил, что блюдо выглядит не так страшно, как обычно. Еще через минуту он понял, что блюдо к тому же съедобно.       - Чтоб мне провалиться,- пробормотал Франциск, вставая и расправляя халат. – Что происходит?       - А что происходит? – Артур обернулся.       - Тебе не кажется, что это чертов счастливый конец сказки?       - Поясни, - Керкленд убрал тарелку на столик, а сам сел на диван.       - Все как-то слишком хорошо. Должен быть подвох.       - Обычный день, - Артур пожал плечами и отвернулся к экрану. – О! Я видел этот фильм. Мальчишка одержим и скоро прирежет няню.       - Я думал, это комедия.       - Да, начало веселенькое… Дьявол! Эти птицы заткнуться когда-нибудь? Обратил внимание, что они галдят с обеда?       - Значит, «прекрасный день» только у меня? – Франциск вздернул бровь.       - Нет, просто ты параноик. Если тебя успокоит, вчера была неплохая ночь. Мне даже не хочется к тебе сегодня придираться.       - Я польщен, - Франциск откинулся на спинку и вытянул ноги. Артур тоже сел поудобнее, подложил под бок подушку, и все внимание его обратилось к фильму. Никогда прежде Бонфуа не чувствовал себя так неловко в собственном доме.       - Вот! – Керкленд ткнул пальцем в экран. – Сейчас будет этот момент.       - Ты такой разговорчивый сегодня, - пробормотал Франциск. – Сразу видно, что живой человек. А вчера почти не подавал признаков…       - Даже не пытайся шутить про англичан и секс. Все шутки я слышал не по разу. И если что-то не подает признаков жизни, то это твое чувство юмора.       Артур улыбнулся одними губами и лег, сложив ноги на Франциска.       - Пока не забыл! У тебя ужасно дует с окон в спальне. Нужно что-то делать.       Поняв, что настроение Керкленда непоправимо прекрасно, Бонфуа достал из халата сигареты и закурил. В конце концов, не каждый день им ругаться. Перемирие полезно для разнообразия.       - Если прожжешь мне одежду, я тебя убью, - зевнув, предупредил Артур. Франциск стряхнул пепел.       Фильм закончился через час. К тому моменту Бонфуа уже спал, прильнув щекой к бедру Артура. Сам Керкленд без особого интереса смотрел на жизнь белых медведей. Неведомая сила пригвоздила его к дивану, не предоставив возможности пошевелиться. Он не устал, просто вселенская лень смешалась с ощущением полнейшего уюта.       Звонок в дверь в который раз нарушил покой. Осторожно сдвинув с себя Франциска, Артур пошел открывать.       - Привет! – голос Джонса прогнал остатки дремотной истомы. Иван поздоровался кивком.       Артур задержался в проходе, словно надеясь, что гости передумают и уйдут, но после все-таки отошел в сторону.       - А ты почему здесь? – спросил Альфред, когда вдруг осознал, кто перед ним стоит.       - А вы здесь почему? – ответил Артур.       - У нас неловкое дело… - начал Иван.       Джонс подхватил:       - Будем рады, если вы нас покормите.       - От стеснения ты не умрешь, - буркнул Артур.       - Серьезно, Керкленд! У нас ни цента в кармане, а из еды дома только кусок хлеба времен мамонтов. Знаешь, где мы были на этой неделе?       Звенящий голос Альфреда заполнил гостиную. Парень болтал беззаботно и громко, как всегда. Не желая слушать, Артур направился на кухню, но Джонс проследовал за ним. Иван, между тем, подсел к еще сонному Франциску, чтобы обменяться приветствиями и принести извинения за нелепый визит.       - Значит, в понедельник летишь? – Бонфуа сцепил руки за спиной и прогнулся до хруста. Выглядел он настолько лениво, что Ивана потянуло зевнуть.       - Да, конечно, - ответил Брагинский.       - А я уже решил, что вы сбежали, - Франциск усмехнулся.       - Куда? Это глупость какая-то.       - Наверное.       - Тут нет компромиссов. Как ни крути, мне следует улететь. Об ином и речи не было.       - Какой бы выбор ты не сделал, итог один – будешь жалеть.       - Пройдет.       Артур вернулся в гостиную с подносом.       - Выключите кто-нибудь это радио, - сказал он, взглядом указав на Джонса. – Поверить не могу, что вы спустили все деньги в казино. Иван, ты казался мне более серьезным человеком.       - Ты даже не представляешь, какой он шутник!       Пока Артур расставлял тарелки, Альфред расхаживал по гостиной и в который раз рассматривал картины. Он занимался этим едва ли не в каждый свой визит.       - Выпить не желаете? – Керкленд взглянул на Ивана исподлобья.       - Нет, мне хватит, пожалуй.       - Странно. Обычно в этот дом приходят именно выпить. Если мсье Бонфуа не найдет смысл жизни в ближайшее время, то гнездышко его превратится в притон для алкоголиков.       - Как минимум один здесь уже живет, - Франциск довольно прищурился и тут же получил легкий щелчок по носу.       - Джонс, ты передумал есть?       Альфред обернулся на голос Артура и ткнул пальцем в одну из рамок на камине:       - Это мать доктора Бонфуа?       Керкленд чуть наклонил голову, чтобы рассмотреть, на какое именно фото показывает Джонс.       - Нет. Это моя.       - Удивительно! – у Альфреда вырвался смешок. – Она просто копия моей пропавшей тетушки.       - Сейчас должны появиться двадцать индийских танцовщиц со слоном… Джонс, садись уже.       - А как ее зовут? Не подумай, что надеюсь, но она так похожа!       - Анджела, - Артур произнес имя максимально небрежно. - Не помню девичью фамилию, но точно не из Джонсов.       - Уильямс?       Иван потянулся за тарелкой, но остановился, поняв, что в гостиной явно произошло важное событие. Франциск с вопросом уставился на Артура. Тот, в свою очередь, - на Альфреда. Пауза продержалась недолго.       - Бросьте! – Керкленд махнул рукой. – Таких совпадений не бывает.       - Скоро Рождество, - напомнил Бонфуа. – Санта дарит тебе братика. ***       Наталья лежала, отвернувшись к стене и подогнув колени. Комната медленно погружалась в вечерний сумрак, и в нем таял рисунок на обоях и мебель у входа. Только дверь ярко белела, да на соседней кровати серыми призраками возвышались подушки. Толис, сложив руки на груди, смотрел в потолок.       - А меня не хватит на двоих? – спросил он.       - Нет.       - Почему?       - Потому что я так решила.       - Мне нечего тебе предложить. Я прекрасно это понимаю…       - Не в этом дело! – Наталья перевернулась на другой бок. Толис не пошевелился. Не моргая, он глядел вверх.       - Ты думаешь, что я слабак? А кто тогда, по-твоему, сильный?       Наталья смолчала. И, подумав о чем-то мгновение, Толис лег к ней лицом.       - Ты нужна мне, - сказал он. – Иначе, для кого мне выбираться отсюда?       - Для себя.       - Так не живут, - Толис напряженно свел брови.       Наталья придвинулась ближе и прижалась щекой к теплой груди. Волнение Толиса быстрыми ударами слышалось сквозь кожу и ребра. Он любил ее, желал ее, и в девушке не находилось того простоватого кокетства, что позволяет порой не замечать очевидного.       - Когда я уходила в прошлый раз, - начала она, - мне у крыльца попалась одна женщина… Здесь ведь все знают друг о друге все… Я спросила у нее о тебе.       - И что же она ответила? - Толис вздохнул тяжело и прерывисто.       - Тебе не выбраться отсюда так просто. Твой отец… - Наталья перешла на шепот. – Он враг.       - Она так и сказала?       - Нет. Она сказала, что он в психушке. Я потом сама догадалась, потому что слышала про такое раньше.       Толис обнял Наталью одной рукой. Она была спокойна. Ее недавние слезы и крики казались почти нереальными. Она умела договариваться с собой.       - Когда приедет твоя мама? – спросила Наталья, подняв глаза.       - Во вторник.       - Тогда я побуду здесь до понедельника. Только нужно съездить за одеждой. Не встречать же Ивана в этом…       Девушка показала на подлокотник дивана, где висела сброшенная комбинация.       - Твой Иван оценил бы, - с улыбкой сказал Толис. Он вдруг стал равнодушен к ненавистному имени. Наверное, так любовники обсуждают своих супругов. Наталья обещала побыть здесь до вторника. И Толису показалось, что такой будет вся его жизнь. Он превратится в человека, привыкшего ждать удачного момента, когда ее муж умчится в командировку, уедет на работу, отправится с друзьями на субботнюю рыбалку. Пусть так.