Принципиальный обмен

1976 год.       Внезапная оттепель принесла с собой дожди. У мистера Хьюита сразу же вскрылись все дыры в старой крыше, и он, будучи пожилым человеком с одной ногой, оказался не в состоянии что-либо предпринять. Альфред, доставлявший ему утреннюю газету, пришелся кстати.       - С деньгами у меня напряженка, - извиняясь, пробормотал мистер Хьюит. – У дочери опять скоро свадьба, выходит за какого-то шведа. И раньше виделся с ней раз в год, а сейчас точно потеряю.       - У вас есть инструменты? - сунув руки в карманы, Альфред по-хозяйски прохаживался по маленькой гостиной, где все ему было знакомо. – Если нет, могу сгонять до отца.       - Есть, конечно.       Опираясь на трость, мистер Хьюит вышел в боковую комнату. В детстве Альфред часто пародировал эту надломленную походку, иногда кряхтел для большей убедительности. Обычно это смешило Мэтта.       Старик долго не возвращался, и Альфред начал поглядывать на часы. Он не особо боялся опоздать на занятия, но и слушать выговоры не хотел. К тому же, школьная форма опять пришла в негодность после футбольного матча на пустыре, что за птичьей фермой.       Мистер Хьюит вышел только через десять минут, держа в руке картонную коробку.       - Вот, Фредди, это будет тебе подарком за работу.       Альфред принял коробку и сразу же заглянул внутрь.       - Что это?       - Достань, - старик обеими руками уперся в трость, и на лице его засветилась улыбка.       Альфред опустил коробку на пол и вынул из нее кожаную куртку с меховым воротником.       - Ого! – Джонс присвистнул. – Как у летчика.       - Тебе пока великовата, а мне ни к чему. Только дурные воспоминания от нее лезут.       Мистер Хьюит постучал тростью по протезу.       - Я могу ее взять? – уточнил Альфред.       - Бери. Я думал, что отдам ее сыну, а у меня родилась только Элис. И внуков от нее уже не дождаться.       - Она нереальная, мистер Хьюит! – Альфред всем видом показал восторг. – Да я вам не дыры залатаю – всю крышу заменю!       Не сказать, что младшего Джонса знал весь город, но в пределах улицы он был незаменим. Так вышло, что по соседству жили преимущественно одинокие старики, и за умеренную плату он с удовольствием выполнял любую мелкую работу.       Покончив с крышей, Альфред ловко спустился по лестнице, вернул мистеру Хьюиту инструменты и пообещал забрать куртку вечером. Католическая школа стояла в километре от города, но в прошлом году Джонсу удалось скопить на велосипед, и дорога стала отнимать у него намного меньше времени. Из-за дождей, все улицы покрылись грязными лужами. Альфред забрызгал джинсы до самых колен, пока добрался до школы. Первым уроком стояло трижды проклятое пение. Джонс не умел петь и от природы был катастрофически лишен слуха, однако предмет ему нравился. Да и не в предмете дело.       Директор поймал Альфреда уже в холле.       - Джонс, где твоя форма?       - В стирке.       - Ты должен иметь запасную.       - Вы знаете, сколько стоит комплект? Я быстро расту. На меня не напашешься!       Альфред перефразировал слова матери. За год он и вправду сильно вырос, обогнав сверстников почти на голову. От этого постоянно болели мышцы, и ломило тело.       - Ты весь в грязи! – продолжил директор. – Если не можешь носить форму, хотя бы простую одежду держи в чистоте.       - Да, конечно, - на лице Альфреда ясно проступило раздражение. – Я могу пойти на урок?       - Иди. Но сегодня же постирай свою форму.       Альфред кивнул и помчался по коридору к музыкальному классу. Оттуда уже доносилось ровное пение дюжины мальчишеских голосов. Хор всегда звучал чисто и стройно, пока в него не врывался Джонс. Альфред осторожно открыл дверь и проскользнул внутрь.       - Прошу прощения, - тихо сказал он, усаживаясь за спиной учителя, чтобы не нарушать пения. До прошлого месяца урок вела пожилая дама, напоминавшая высушенную на солнце рыбу. Обычно она слушала класс, не давая никаких указаний и засыпая прямо на стуле. Новый учитель был моложе. Девочки из параллели давали ему «тридцать с хвостиком» и говорили, что он «лапочка». Альфред в принципе не мог им возразить. Высокий светловолосый мужчина приехал едва ли не с самого Нью-Йорка. Хотя, по другим слухам, он был родом из Европы. Его называли мистером Уоллэйсом. Случайно Джонс узнал, что имя учителя – Мартин. И живет он один в доме под номером сорок три на единственной улице за пустырем. Район тот считался крайне неблагоприятным, и причина подобного убеждения крылась в соседях – сплошь иммигранты, уголовники и бывшие хиппи. Там же жила Рэйчел Браун.       Класс пел, подыгрывала мисс Лемке, тучная немка пятидесяти лет. Музыка ее звучала так же тяжело, как выглядело ее тело. Она отличалась командным голосом и вечно сальными волосами. Ее не особо любили ученики, но благие силы за долгие годы так и не донесли до ее крохотных ушей все прозвища, коими она была награждена.       Альфреду не было дела до мисс Лемке и своих одноклассников. Он сидел позади учителя и сверлил взглядом его затылок. Светлые волосы закручивались на кончиках и блестели от влаги. Скорее всего, мистер Уоллэйс попал с утра под дождь. «Может, подарить ему зонт?» - подумал Джонс. Зима началась с тепла, и никто не мог предсказать погоду на завтра.       - Мистер Уоллэйс, - шепотом позвал Альфред. Учитель обернулся.       - Я второй раз опаздываю. Может, мне стоит ходить с вечерней группой? Альфред сжал кулаки под партой, сердцем надеясь на утвердительный ответ. В таком случае, он сказал бы, что живет за пустырем, и им было бы по пути возвращаться со школы. А переночевать можно и у Рэйчел. Ее родители не против.       - Сейчас рано смеркается, - заметил мистер Уоллэйс. – И мне казалось, что музыка тебе неинтересна. Не вижу смысла зря задерживаться.       - Мне это очень интересно! – заверил Джонс. – Только плохо выходит. И дома совсем нет времени на репетиции.       - Я подумаю, что можно сделать. Но мне не хотелось бы попусту задерживать тебя.       Учитель отвернулся, и Альфред всем телом ощутил свою брошенность. За окном сверкали в утреннем свете огромные озера луж, блестели капли на почерневшей траве, небо казалось высоким и чистым. От рам тянуло сырой древесиной и свежестью. Альфреду казалось, что в груди у него что-то горячее кипит и плещется. Он смотрел вперед, и легкая боль прокатывалась по телу.       Остальные уроки проходили в тумане из воспоминаний и грез. Джонс водил ручкой по листу, рисуя спирали, и думал о том, чего никогда не было. Его отметки за месяц упали до самого дна, но сосредоточиться на учебе не хватало сил. Год назад Альфред был один из лучших учеников, ему радовались в любой компании. Теперь же он словно выпал из реальности. Все больше времени сидел один и только изредка после занятий бегал с друзьями на пустырь.       Однако в этот день Альфред все же принял участие в общей забаве и вломился с одноклассниками на урок рукоделия у девочек. Вела его тихая женщина, которую боялись разве что кухонные тараканы, но и она на тот момент отсутствовала. Девочки занимались вышиванием. Умиротворенные, наряженные в скромную форму, они являли собой образец безупречной чистоты.       - Дай мне попробовать! – один из мальчишек выхватил пяльцы. Его примеру сразу последовали остальные. В классной комнате воцарилась неразбериха, и через минуту Альфред понял, что опять выпал из игры. Всех красивых девочек разобрали, и осталась только Молли. Она была полновата, носила скобки на зубах и выделялась неопрятным видом. К тому же, нос ее без метафор походил на маленькую картофелину.       - Привет, - сказал Джонс, подсаживаясь. - Что шьешь?       Молли посмотрела на него с укором и отвернулась.       - Ну и ладно, - Альфред пожал плечами. – Ты все равно страшная.       После уроков Альфред решил не ехать сразу домой и направился в гости к Рэйчел. Он не помнил, когда именно они познакомились, но эта тощая девчонка определенно всегда была рядом с ним. Альфред завидовал ее свободе. Родительский контроль отсутствовал в жизни Рэйчел как явление. Мистер и миссис Браун сами были еще почти детьми, когда у них появилась дочь, и юность их никак не заканчивалась по сей день. Если Альфреда знали почти все, то Рэйчел знали все без исключения. Ее имя прошумело по городу два года назад, когда выяснилось, что девочку изнасиловал собственный дядя. С тех пор она стала для Альфреда единственным человеком, которому не стыдно рассказать все.       Рэйчел встретила Джонса в гостиной (дом Браунов никогда не запирался, и воровать в нем было нечего). Как обычно, она разгуливала в вытянутой отцовской майке на голое худое тело. Сразу выяснилось, что родители опять уехали к каким-то родственникам.       - У меня есть пиво, - сообщила Рэйчел. – Иди в комнату. Я сейчас поднимусь. Дом Браунов страдал от излишней захламленности. Здесь редко убирались и еще реже выносили мусор. Спальня Рэйчел казалась относительно чистой, но на кухне посторонним людям лучше было не появляться. Джонс вошел в комнату и завалился на расправленную постель. Прямо над кроватью висел портрет неизвестного Альфреду рокера с обнаженным торсом. Мягкие игрушки валялись на полу вместе с пустыми бутылками. Здесь детство тесно сплеталось с самой убогой зрелостью. Рэйчел поднялась в спальню через минуту.       - Ну, как твой учитель? – спросила она, протягивая пиво Альфреду.       - Никак, - Джонс едва не плюнул. – Ему до лампочки.       - Ты ему все сказал?       - Нет, конечно! – Альфред сел. – Я не дурак.       - Мне ли не знать, кто ты? – Рэйчел заливисто рассмеялась. – Чертов педик.       - Иди ты, - Джонс отпил из бутылки и прислонился боком к стене.       - Сам иди. Это мой дом, - Рэйчел говорила сквозь смех. – Я ведь без зла. Велика ли разница между нами, если детей ни у одного не будет?       - Безнадежно. Он, наверное, думает, что я ребенок.       - И это не самая большая проблема. До сих пор не пойму, как ты до такого дошел. Просто проснулся светлым утром и решил, что хочешь трахаться с мужиками?       - Ты пошлая.       - А ты будто нет?       Альфред быстро пьянел, поэтому дать вразумительного ответа уже не смог. Он помнил, как мистер Уоллэйс месяц назад распределял места в хоре. Тогда Альфред не расслышал указаний и встал не туда. Учитель взял его за плечи и сдвинул на две позиции к центру. Что-то сказал, растрепал волосы, и туман начал сгущаться…       - А чего ты хочешь? – Рэйчел растянулась на кровати, положив ногу на ногу. – Он взрослый мужик, у него были бабы в жизни. Думаешь, с тобой он забудет про секс и будет только за ручку держаться? Нет уж. Тут два варианта: либо выкинь из головы, либо готовься.       - Очень больно? – спросил Альфред и закусил губу.       - Я-то откуда знаю? Можешь провести эксперимент дома. Только аккуратнее, чтоб не пришлось везти тебя к врачу.       - Может, сменим тему? Сегодня в книжный должны были завезти новую партию комиксов…       - Знаешь, в чем твоя проблема?       Альфред вопрошающе посмотрел на Рэйчел. Что-то взрослое было в ее жестах. Даже банку пива она держала иначе.       - В чем?       - Твое тело опережает мозг. Ты хочешь того, чего пока не можешь себе позволить.       И Рэйчел вновь разразилась смехом. Ей показалось забавным серьезное лицо Альфреда. В этот момент банка выскользнула из ее рук, и пиво разлилось по майке.       - Черт! Это из-за тебя, - Рэйчел поднялась и прошла к шкафу. Без стеснения она сбросила мокрую одежду, достала с верхней полки мятое красное платье. Оно сидело на ней явно не так, как должно было, обвисало и соскальзывало.       - А у меня обратная проблема, - сказала Рэйчел, провернувшись около зеркала на дверце шкафа. - Могу позволить себе все, да такое тельце не пользуется спросом.       Альфред вернулся домой поздно вечером. Как можно тише он постарался пройти мимо кухни, где сидели родители. До слуха его долетели отдельные фразы: «плохой возраст» и «курит что-то». На втором этаже он остановился около дверей бабушкиной спальни. Оттуда доносился приглушенный храп. Значит, оставалось только пойти к себе.       Мэттью был уже в комнате. Он сидел спиной к выходу за письменным столом и листал журнал. По непонятной для Альфреда причине брат не любил читать, валяясь в постели. Заслышав скрип пола, Мэтт обернулся.       - Привет, - поздоровался он и снова отвернулся к журналу.       Альфред сбросил куртку и прошел вглубь. У стола он остановился, чтобы заглянуть Мэттью через плечо.       - Опять хоккей?       Уильямс кивнул.       - Это не для дистрофиков вроде тебя.       - Знаю.       С недавних пор стало казаться, что Мэттью идет на поправку. Так уже бывало, но тогда вышли наружу новые травмы. Сейчас Уильямс иногда мог ходить на занятия, но целый учебный день слишком его утомлял.       Альфред стянул джинсы и завалился спать. Дневная усталость давала о себе знать, тело гудело. Но что-то внутри настойчиво твердило: спать рано. Альфред отвернулся к стенке. В такие моменты ему хотелось уединения, и он ненавидел Мэттью.       Уильямс выключил свет и щелкнул кнопкой настольной лампы. Ему понадобилось еще немного времени, чтобы дочитать статью. После комната погрузилась в ночной мрак.       Альфред проснулся около двух после полуночи от протяжного стона. Мэттью часто мучили кошмары, и для Джонса младшего давно стало привычкой будить брата в таких случаях и разъяснять, что все увиденное – сон. На этот раз Альфред не стал будить Мэттью. ***       За две недели зима все-таки взяла свое, и выпал снег. Ездить в школу на велосипеде Альфред больше не мог, поэтому стал чаще опаздывать. Отчего-то он перестал слышать будильник, и миссис Джонс приходилось по несколько раз за утро подниматься в мальчишескую спальню, чтобы поднять сына.       - Кто возьмет на работу такого соню? – ворчала она. – Тебя даже с почты прогнали. Отец не будет хлопотать за место для тебя на стройке…       В ее ежедневных монологах определенно было что-то еще, но дальше Альфред обычно не слушал. А в последний день перед каникулами он и вовсе будто лишился слуха. Забыл про завтрак, оставил на полке для обуви книги, которые планировал вернуть в библиотеку. Если бы по дороге в школу кто-то спросил у Альфреда имя, он не смог бы назвать его. Две недели прошли как в бреду. Джонс не спал ночами и вырубался в ванной, путал соль и сахар, обрывал разговоры на полуслове и однажды даже попросил у матери градусник. Слишком сильно его лихорадило. Температура оказалась в норме.       Волнения Альфреда были вызваны письмом, которое Рэйчел полагалось опустить в почтовый ящик мистера Уоллэйса. Джонс написал его, пребывая в привычном состоянии полубреда, но исправлять после не стал. На всякий случай, оставил послание без подписи, надеясь, что взрослый человек все сам поймет. Но мистер Уоллэйс не понял или не подал вида. А потом начались зимние каникулы.       Наутро после Рождества Альфред и Мэттью нашли под елкой в гостиной одинаковые коробки с подарками. В обеих лежали наборы для сборки моделей кораблей. Уильямс тут же помчался в комнату, чтобы поскорее приступить к делу, Альфреда задержал отец. Он попросил пройти сына на кухню.       - Ты растешь, Фредди, - начал мистер Джонс, и в голову Альфреда закрались неприятные подозрения. – Мы с мамой заметили, что ты… Ты стал больше времени проводить в ванной…       - Засекали? – перебил Альфред.       - Неважно. Речь не о том, - отец отвел взгляд на окно. – Просто мама попросила поговорить с тобой. Ты должен знать, что все в порядке, и мы не осуждаем тебя. Хотя глупо говорить об этом…       - Ты прав, пап. Если мама просит, не всегда нужно слушаться.       - Но иногда все-таки стоит.       - Она несет бред.       - Фред, не говори так, - мужчина сдвинул густые брови.       - Я серьезно, пап! О чем она попросила со мной поговорить? О вреде подростковой мастурбации? Я видел ее журнал в гостиной. Эти статьи пишут чокнутые вроде нее. Поэтому благодарю за понимание…        - Фред! – отец повысил голос, и Альфред, собравшийся уходить, сел на место. – Что с тобой творится, черт возьми?       - Да какая вам разница?       - Нам есть разница. У тебя явные проблемы, и ты…       - Это у тебя проблемы, - Альфред наклонился вперед и понизил голос. – В этом доме ты ничего не контролируешь, поэтому целыми днями торчишь на стройке. А обо мне узнаешь из ее рассказов.       Отец схватил Альфреда за руку и заглянул ему в лицо. Он хотел быть суровым, хотел показать, что зол, но не мог. После короткого молчания, мужчина бессильно расцепил пальцы, и Альфред смог уйти.       Все время до обеда Мэттью сидел в комнате и собирал модель. Альфред торчал в ванной и отказывался отвечать через дверь на вопросы матери. Да и голос ее заглушал шум воды. Он вышел только тогда, когда понял, что в коридоре никого нет. Осмотревшись, Альфред проскочил в комнату бабушки.       - Опять устроил спектакль? - пожилая женщина, сгорбившись, стояла у стены и курила в открытое окно. В спальне стоял лютый холод, но она, казалось, его не ощущала.       - Это не спектакль, - ответил Альфред. Старушка повернулся к нему и прищурилась.       - Ревел? Нос красный как у моего первого мужа. Чертов алкоголик сдох от язвы...       - Я возьму ту книжку?       - Какую?       - Ту.       - Еще не дочитал?       - Нет.       - Бери.       Альфред сразу же снял с полки нужный томик и сунул за пояс. Матери не нравилось, когда он брал книги бабушки.       - Смотрю на тебя и думаю, - старушка выпустила кольцо дыма, - пройдет или нет.       - Что пройдет?       - Сам знаешь.        Альфред почувствовал, как обдало жаром грудь. И он мог утешать себя тем, что смятение его осталось незамеченным, но от зорких, пусть и подслеповатых, глаз старухи не ускользало ничего.       Когда Альфред спустился к столу, все, кроме бабушки, сидели на своих местах. Молитву совершили без него. Даже когда он пожелал всем приятного аппетита, никто не пошевелился, а брат уставился в тарелку.       - Как самочувствие, Мэтти? – спросила миссис Джонс.       - Спасибо, мама, все в порядке, - ответил Уильямс.       - Голова?       - Немного кружится, но…       - Мам, может нам его усыпить? – самым беззаботным голосом спросил Альфред. – А что вы так смотрите? Когда собака долго болеет, ее усыпляют, чтоб не мучилась.       - Фред, твой брат – не собака, - миссис Джонс сжала в руке ложку. – Не начинай.       - Мэтт, тебе самому не надоело всех изводить своими болячками?       - Фред, выйди вон, - вмешался мистер Джонс.       - Как скажете, господин-отец. Должен же в этом доме хоть кто-то вас слушать.       Оставив тарелку нетронутой, Альфред взбежал на второй этаж и через минуту вернулся уже одетым.       - Ты куда собрался? – вскакивая, крикнула вслед мать.       - От вас подальше.       - Стой!       Женщина кинулась следом и успела схватить Альфред за куртку уже на пороге.       - Пусти меня!       - Ты никуда не пойдешь.       - Определитесь уже, что со мной делать.       - Альфред, ты выйдешь из этого дома только через мой труп!       - Да ладно?       Миссис Джонс вцепилась в сына крепче, но он изловчился выскочить из куртки и оттолкнуть женщину в сторону. Она ударилась спиной о стену. Все это едва ли заняло пару секунд, но в тесной прихожей словно что-то перевернулось. Саманта Джонс застыла, испуганно глядя на сына. И в глазах самого Альфреда мелькнул страх. Ничего не говоря, он в одной футболке выскочил на улицу.       День Джонс переждал у Рэйчел, а к ночи, выпив немного гадкого вина для храбрости, отправился в дом мистера Уоллэйса. На первом этаже горел свет, и мужчина определенно еще не спал.       - Боже мой! – воскликнул мистер Уоллэйс, увидев на пороге своего ученика. - Альфред, что стряслось?       - Пропустите, - Джонс отодвинул мужчину в сторону и прошел внутрь. Снаружи дом выглядел небольшим и внутри тоже оказался тесным. Как и все дома на улице за пустырем.       - Где твоя одежда? На улице дикий холод.       Альфред прокашлялся.       - Да, прохладно.       - Тебя выгнали из дома?       - Я сам ушел. Мистер Уоллэйс, дайте мне кое-что сказать. Это важно.       Альфред сцепил пальцы в замок и прошелся вокруг кресла.       - Вы получили мое письмо?       - Ах, письмо… - мистер Уоллэйс сделал невнятный жест рукой и явно растерялся. – Альфред, я очень надеюсь на твое благоразумие…        - У меня его больше нет!       Скорее всего, свое дело сделали старые фильмы, которые в детстве Джонс смотрела вместе с матерью, или алкоголь. В два шага он пересек крохотную комнату и упал на колени.       - Делайте со мной, что хотите! Мне все равно теперь.       - Альфред, поднимись, - Уоллэйс потянул Джонса за ворот вверх, но это ни к чем не привело.       - Я не могу так больше! Я ничего вокруг не вижу.       - Да поднимись же ты…       - Я люблю вас, правда! Точнее, я думаю, что так любят.       - Не ломай комедию. Встань.       - Клянусь, я отвечаю за свои слова. Я не ребенок.       - Тебе тринадцать лет. И не смей говорить мне про Джульетту!       - Я не читал… Мистер Уоллэйс, не гоните меня. Дома меня не ждут. А вы…       Для большей убедительности или вновь от опьянения Альфред разрыдался.       - Делайте, что хотите… Я никому не скажу…       Дальнейшая речь Джонса потонула во всхлипываниях. Не найдя способа поднять мальчишку на ноги, мистер Уоллэйс сел на пол. Альфред тут же обвил его руками и опустил голову на плечо.       - И что мне с тобой делать?       - Что хотите. Только не гоните.       Какое-то время они, тесно прижавшись, просто сидели на полу. Сердце Альфреда еще колотилось в диком ритме, но мысли уже улеглись. Ему стало спокойнее, ведь все, что крутилось на кончике языка, сорвалось, все маски пали, и оставалось лишь плыть по течению. Пребывая в блаженной неге, он чувствовал, как рука Уоллэйса гладит его спину.       - Хорошо, - сказал мужчина, и Альфред поднял голову. – Иди наверх. В комнату справа.       - Что будет? – Джонс попытался скрыть страх, но голос все же дрогнул. Лицо мистера Уоллэйса изменилось.       - Посмотрим.       В комнате наверху стояла односпальная кровать, и вещи аккуратной стопкой лежали на широком подоконнике. Больше там не было ничего.       - Снимай одежду, - коротко сказал мистер Уоллэйс. Альфред растерянно взглянул на него.       - Всю?       - Всю.       «Рэйчел так и говорила, - думал Джонс, избавляясь от футболки. – Это нормально… Я ломал руку. Это точно не больнее». Альфред не испытывал стыда, но от неловкости хотелось сделаться чуть меньше.       - Ложись, - однословные указания казались до омерзения сухими, но Альфред продолжал говорить себе, что так оно и бывает. Он лег на кровать и с недоумением посмотрел на мужчину. Одеяло непривычно прилегало к обнаженному телу.       - Что тебе нравится делать с собой? – спросил мистер Уоллэйс.       Альфред не сразу понял вопрос, а поняв, замялся.       - Можешь не отвечать. Просто покажи.       - А вы?       - А я посмотрю.       Для Альфреда эта ночь стала самой странной в жизни. Мистер Уоллэйс не тронул его и, пронаблюдав за неумелыми ласками без малого пять минут, ушел вниз. Джонс так и не уснул до утра. Он корил себя за то, что все делал неверно.       Около девяти утра мистер Уоллэйс собрался в школу. Ему нужно было забрать какие-то вещи. Зная, что никто из соседей не интересуется его жизнью, он предложил Альфреду поехать с ним при условии, что путь их будет пролегать по обходной дороге. Еще надеясь на что-то, Джонс согласился. Они ехали совсем немного времени, и мистер Уоллэйс не произнес ни слова. Вскоре Альфред оказался в музыкальном классе. Кроме него и учителя, здесь не было ни души. Случись это событие днем ранее, Джонс умер бы счастья, но в это утро ему вдруг стало все равно.       За окном лежал снег, и комната казалась белой от яркого зимнего солнца. Уоллэйс копошился у стола в поисках потерянной папки. Альфред сидел на парте, свесив ноги.       - Я знаю, что не нравлюсь вам, - сказал Джонс. – Вы даже не хотите меня.       Уоллэйс не ответил.       - Обещаю, что больше не буду вас преследовать.       На спортивной площадке сцепились две собаки, и на секунду Альфред отвлекся.       - Могу я попросить о маленьком рождественском подарке? – спросил он после паузы.       Молчание было расценено как согласие.       - Мистер Уоллэйс, поцелуйте меня.       Папка нашлась, мужчина сунул ее в кожаный портфель и, пристально посмотрев на Альфреда, подошел. Он поцеловал его быстро и неловко. От губ повеяло зимним холодом. Прогулки по снегу в домашней одежде дали о себе знать, и Альфред разразился сухим кашлем сразу же, как только поцелуй прервался. Сдавило грудь.       - Тебя подвезти до дому? – спросил мистер Уоллэйс.       Альфред мотнул головой.       - Может, возьмешь мою куртку?       - Мне близко.       Уоллэйс кивнул и попросил Альфреда выйти из класса. Казалось, все осталось позади.       Джонс не пошел домой. Он направился к заброшенной на сезон рыбацкой хижине, что стояла у реки. Зимой вода в ней промерзала до дна, поэтому покосившаяся развалюха пустовала. В детстве Альфред часто ходил сюда с Мэттью. Тогда брат в первый раз шел на поправку и мог гулять. Они представляли себя шпионами, хижина была их тайной базой. Через два года именно здесь Альфред выкурил первую сигарету. Еще через год в этом месте Рэйчел показывала всем желающим грудь, которой у нее, собственно, и не было. Хижина полюбилась молодежи, и почти все дети, младше десяти, с гордостью могли сказать, что зачали их именно здесь.       Альфред с легкостью снял навесной замок и пробрался внутрь.       - Ты все-таки пришел сюда?       В темноте, накрывшись рваным одеялом, что с неизвестных времен валялось в углу, сидел Мэттью.       - Ты что здесь делаешь? – спросил Альфред раздраженно.       - Я подумал, что тебе больше некуда идти. Мама звонила твоим друзьям… Тебя там нет. Ты мог быть только здесь или у той девочки.       - А ты зачем пришел? – Альфред сел на лавку, и она покачнулась.       - Не знаю, - Мэттью пожал плечами, и одеяло сползло. – Не думай, что я хочу быть крутым, как ты. Ты все неправильно понимаешь, но, может, ты попробуешь объяснить свои мысли… У меня нет семьи, кроме вас. И я хочу жить, поэтому мы должны договориться. Постой… Ты замерз? Ты ведь в майке… Держи одеяло.       - Нет уж, - Альфред отодвинул протянутую руку Мэттью. – Оно грязное.       - Хорошо, - Ульямс укутался снова. – Я знаю, что ты не мой родной брат. И точно не обязан любить меня как брата. Но давай будем друзьями. Если хочешь посидеть в одиночестве, говори. Если хочешь высказаться, высказывайся.       - Ты залез через окно?       - Да. Я не смог сорвать замок.       - Долго ты здесь?       - С ночи.       - Совсем дурак? – Альфред вскочил на ноги и рванул Мэттью вверх. – Обморозишься и опять сляжешь на полгода! Нет же у тебя ума…       В темноте блеснула улыбка Мэтта. Альфред продолжал ругаться.       - Я без тебя домой не пойду, - прервал Уильямс.       Его тихий голос заставил Джонса замолчать. Новый приступ кашля нарушил застоявшийся воздух хижины. От каждого содрогания у Альфреда кололо в груди.       - Что с тобой? Ты простудился? – насторожился Мэттью.       - Послушай, - охрипшим голосом произнес Альфред. – Мы сейчас пойдем домой, но прежде запомни одну важную вещь! Говорю тебе потому, что ты мой глупый братец.       - Я слушаю.       - Когда вырастешь, не влюбляйся. Серьезно говорю! У взрослых отвратительная любовь. ***       В ту зиму Альфред подхватил воспаление легких и кучу времени провел в больнице, пропустив начало учебы. Там его и застало страшное известие: мистер Уоллэйс, учитель музыки в католической школе, задержан по обвинению в сексуальном домогательстве к несовершеннолетнему ученику. Имя ученика не уточнялось, но после Альфред узнал, что это Бобби Роджерс, учившийся на два класса ниже. Также выяснилось, что мистер Уоллэйс (или Алекс Коулман) разыскивается в двух штатах по аналогичным обвинениям.       И хотя странная ночь оставила Альфреда опустошенным и растерянным, ревность все же взяла свое, и вскоре его выгнали из школы за драку с тем самым Бобби. Все жалели мальчика, так как за год ему дважды крупно досталось. А Альфред… Он просто был выше своих сверстников почти на голову.