Это чёртово сердце

Flashback На улице лило как из ведра. Небо серое, почти чёрное, словно пропитанное злобой и ненавистью, льёт свои слёзы. Чимин лежит на кровати и смотрит на небо. Оно всегда завораживало мальчика. Небо никогда не притворялось. Если ему больно — плачет, а радостно — улыбается. Жаль, что Пак не умеет так. Он не может вот так просто взять и показать то, что творится у него в душе. Другие не смогут его понять, Чимин осознал это уже давно, когда на него постоянно смотрели таким взглядом. Взглядом, полным жалости, сожаления и абсолютного непонимания. Но Чимин не хочет быть жалким. Ему не нужно это. Парень лежал в больнице после очередной операции, естественно, она лишь продлила жизнь, но не вылечила до конца. Палата, в которой лежал Чимин, ужасно раздражала. Яркие оранжевые обои, цветастый ковёр, натяжной потолок с какими-то зверушками. Эта жизнерадостность совсем не соответствовала внутреннему состоянию Пака. Да и вообще больнице в целом, а особенно, если ты умираешь. Словно всё так и кричало: «Хэй, ты умираешь, но это всё мелочи, жизнь прекрасна!» — врезать хотелось этой жизни. Да, Чимин знал, что не проживёт долго, хоть мама и не хотела принимать этого. Врачи говорили, что надежда есть, но Пак знал, что она — вещь довольно переменчивая. Дверь в палату открылась, отвлекая Чимина от раздумий. Светловолосый сразу понял, что это Хосок. — Приветики, Чимини, ты как? — заботливо спросил тот, подходя к кровати и присаживаясь рядом. — Хорошо. Швы уже почти не болят, только домой хочется. Но ты же останешься? Меня выпишут скоро. — Радостно заявил Чим. Но Чон как-то помрачнел. — Я... Чимин, мне нужно уехать. — Грустно выдавил из себя Хосок, смотря в пол. — Куда? Если в Пусан к маме, то... — Нет, Чими, я улетаю на учёбу в Америку. — Совсем тихо ответил Чон, всё так же сверля глазами пол. — А на сколько?.. — Чимин тоже поник, ведь понимал, что явно не на неделю. — На три года. Прости... Я... — Нет, нет, всё в порядке, я понимаю. — Чимин улыбнулся, хотя на душе было паршиво. Хосок — единственный, кто всегда рядом, за исключением мамы. Но он ведь всегда так мечтал учиться за границей... Он не должен всё время быть привязан к больному брату, он должен жить для себя. Поэтому Чимин совсем не злится, он рад за Чона, хоть и знает, что эти три года будут не самыми лёгкими. «Думай о других, в первую очередь». — Это уже, словно, стало его мантрой. Пак не живёт для себя. Он живёт для мамы, для Хосока, для кого угодно, но только не для себя. Чимин знает, как Хосок любит танцы, как всегда мечтал стать профессионалом, а Пак не хочет быть балластом, тянущим вниз. Он не тот утопающий, который потянет кого-то за собой. — Прости, Чимин, может мне всё же остаться? Я знаю, тебе будет тяжело... — Чон сомневался, он знает Чимина как пять своих пальцев, так что сразу понял, о чём размышляет брат. Наверняка, опять думает про всех, кроме себя самого. — Послушай, ты не должен думать только обо мне, думай и о себе тоже, глупый. — Чон потрепал Пака по волосам, на что тот улыбнулся. — Если ты не хочешь, чтобы я уезжал, скажи. — Нет, нет, что ты! Я хочу, чтобы ты тоже жил так, как хочешь. Я знаю, ты давно хотел поехать туда, так что езжай, а я не пропаду... — убедил Чим, а Хосок широко улыбнулся и крепко обнял Пака. — Ты такой уже взрослый... Смотри мне, будешь писать, как ты тут, каждый день. — Конечно. — Пообещал Чимин, сильнее обнимая брата и стараясь скрыть рвущиеся наружу слёзы.

×××

Хосок лениво потянулся и зевнул. Утро давно наступило, вставать совершенно не хотелось, но всё же пришлось, ведь в комнате ужасно холодно, всё потому что Чимин не закрыл окно, а на улице уже конец октября. Хосок поёжился и, накинув простынь на плечи, быстро закрыл окно. На часах уже десять утра, так что Чон лениво встал с кровати и начал одеваться. Сейчас почему-то он вспомнил о Юнги. Что-то изменилось в нём и не в лучшую сторону. Он стал холоднее и безэмоциональнее. Словно не человек, а статуя. Надо бы с ним поговорить. А Чимин... Он тоже изменился. Конечно, прошло уже три года, но он, словно, вырос лет так на десять. Хотя, Чим всегда был каким-то умным не по годам. Однако, вместе с тем, Пак стал грустным, поникшим, какая-то обречённость прячется в его глазах. Чон понимает, что, несмотря на то, что он и Чимин переписывались каждый день, они отдалились. Да, с Паком тоже следует поговорить... Выйдя на кухню, Хосок никого не обнаружил. Везде тихо, слышно только, как тикает стрелка на старых часах в коридоре. На столе лежала какая-то бумажка, видимо записка: «Мальчики, я ушла на работу, так что присмотрите за Чимином. Пожалуйста, не забудьте взять баллон и маску, если поедете куда-то. Напишите мне обязательно! Целую». Хосок улыбнулся. Тётя Пак всегда была ему как вторая мать. Сколько он себя помнит, женщина всегда была рядом. Раньше Чимин и мама жили в Пусане, а потом переехали в Сеул, но всё же они виделись очень часто. Чон помнит, как, бывало, вечерами они часто выходили в парк, на окраине города. Людей было не так много, так что там можно было шуметь, бегать и веселиться. Маленький Чим и Хосок всегда были неразлучны, играли вместе целыми днями. Хосок помнит те дни. Они бегали, играли в догонялки, пока их мамы о чём-то болтали на скамеечке. Помнит тот небольшой магазинчик с разными сладостями и игрушками, тот небольшой ручеёк, где можно было помочить ноги в жаркий день, помнит каждое дерево и каждый кустик. Яркое весеннее солнце и не менее яркие улыбки. Но так было не всегда. Чимин начал ходить по врачам, а вскоре и вообще поселился в больнице. И всё пропало. Пропали все счастливые дни. Теперь они наполнились вечными переживаниями, походами в больницу, слезами. Чимин перестал улыбаться, госпожа Пак старалась оставаться сильной, но это было сложно. Прогнозы врачей были неутешительны. Так что, где-то через года четыре, пришлось переехать в Сеул, там больницы получше и врачи поквалифицированнее. С тех пор жизнь Хосока изменилась, как, в принципе, и жизнь Чимина. Болезнь прогрессировала, требовала больших затрат на лекарства и аппараты, больницы... Денег не хватало от слова "совсем". Но как-то приходилось выживать. Чон каждый день скучал по Чимину, приезжал три раза в неделю, и всё же этого было недостаточно. Не хватало их прежнего общения, их прежних ночных посиделок под звёздным небом и разговоров до утра, не хватало друг друга. Когда парень приезжал к брату, то видел как он гаснет. Болезнь съедает его изнутри, причём больше морально, чем физически. Паку пришлось бросить школу, потому что там он вечно либо падал в обмороки, либо приходил туда раз в месяц. Хосок тогда и встретил Юнги, они были знакомы давно, но общаться начали лет с четырнадцати. Чон так и стоял, вспоминая о прошлом с запиской в руке. Из раздумий его вырвал голос Чимина. — Хоби? Ты чего завис? — А... Я... Просто... Хочешь кушать? — спросил Чон, замешкавшись. — Нет, я не голоден. — Ответил коротко Чим, присаживаясь на стул и теребя рукава привычно длинной кофты. — Чим, ты на себя-то посмотри! Кожа да кости, тебе нужно есть больше! — возмутился красноволосый, глядя на выпирающие ключицы и острые коленки, которые всё же было видно, даже за мешковатой одеждой. — Я обычно не завтракаю, но так уж и быть, — Пак улыбнулся, — ради тебя съем чего-нибудь. Чон решил приготовить яичницу с беконом, обычно он только этим и питался, когда жил в Америке. Вдруг Хосок вспомнил, что хотел поговорить с Чимином о том, как ему жилось все эти три года, хотелось просто посидеть и поболтать как в старые добрые времена. — Чим? — Что? — Чимин, не отрываясь, смотрел в окно. — Расскажи, как ты жил все эти три года? — Пак резко перевёл взгляд на брата. Он не знал, что сказать. Жил обычно. Абсолютно обычно. Просыпался, пил таблетки, ходил по врачам, читал. Вот, пожалуй, и всё. Задумавшись обо всём этом, парень ощутил пустоту. Словно она начала заполнять всё пространство внутри него, словно он и сам становился пустым и бессмысленным. — Ты можешь рассказать мне всё, что угодно, я выслушаю, — Чон заметил, как Чимин изменился в лице. Может и прошло время, но Хосок всё так же умеет читать Чимина, как открытую книгу. — Ну, за эти три года ничего не изменилось... Я жил абсолютно обычно, ничего интересного. — Выдавил Чим, он не любил не договаривать чего-то Хосоку, но то, что он не знает о его скорой смерти, — это ведь лучше. Пак боится, боится разочаровать, боится сделать больно близкому человеку. — Я вижу, что ты закрыт и пока не готов рассказать мне обо всём. Но, пожалуйста, когда ты сможешь открыться, приходи, и мы поговорим. — Предложил Чон после затянувшейся паузы, ставя тарелку с яичницей перед Паком. — Хорошо, прости, но мне и правда нужно время. — Ответил Чим, поднося кусочек яичницы ко рту. Однако попробовать стряпню брата ему так и не удалось, так как в дверь позвонили. — Я открою, — кинул Пак, быстро подходя к двери. Как и ожидалось, на пороге стоял Юнги. — Привет, Юнги-хён, — последнее Пак сказал как-то тихо, словно не был уверен, что ему можно так называть Мина. Тот лишь хмыкнул. — Да не побью я тебя, тем более, я же говорил, что не так уж стар. — Юнги зашёл в квартиру и снял куртку, в то время как Чимин хотел провалиться под землю. — О, Юнги, ты чего прикатил? — Хосок пытливо посмотрел на брюнета. — Я помогаю госпоже Пак по просьбе отца. — Что-то я не помню, чтобы ты вот так просто мог согласиться на такое. Может, вы уже расскажете мне оба, что происходит? Юнги, ты так и не объяснил, как вы познакомились. Пак взволнованно вздохнул. Всё. Конец. Сейчас Юнги всё расскажет Хосоку, и его взгляд станет таким же, как и у всех, кто знает о его положении. Это должно было случиться рано или поздно, а Чимин врать абсолютно не умеет. Светловолосый зажмурился, ожидая всего двух слов от Мина, которые полностью разрушат жизнь его и Хосока. Но их не последовало. — Я просто помогаю Чимину и госпоже Пак. Отец забрал мои деньги, а вернёт только в том случае, если я позабочусь о нём, — брюнет кивнул на Чимина, а тот шумно выдохнул. Юнги не сказал ни о чём. Это как гора с плеч. Пак неверяще посмотрел на Мина. Почему он не сказал? Зачем ему помогать Чимину? — Ну, это больше похоже на правду, — усмехнулся красноволосый. — Ладно, пойдёмте хавать. — Одна из положительных черт Хосока — это то, что он быстро забывает все недомолвки. Парни вместе позавтракали. Чон болтал без умолку, и, как ни странно, Юнги тоже что-то рассказывал. Чимин даже чаем поперхнулся. Он думал, что Мин совсем чёрствый и нелюдимый, но, как оказалось, с Хосоком они и в правду хорошие друзья. Странное чувство возникло где-то внутри, какой-то необъяснимый интерес. Хотелось узнать о Мине. Узнать, как он живёт, чем увлекается, почему стал таким... Стоп. Пак Чимин. Парень мотнул головой, стараясь отогнать странное чувство. Что за наваждение? — Сегодня сходим куда-нибудь? — спросил Хосок, ставя тарелки в раковину. — Да, можно в парк аттракционов. — Предложил Мин, и Чимин в который раз за день удивился старшему. Это ведь второй пункт в его списке... Он его что, по порядку запомнил? Хотя, это не столь важно. Если Юнги поможет исполнить все пункты из списка, Чимин будет совсем не против. Он и не заметил, как на лице появилась глупая улыбка.

×××

В парке аттракционов, чего и следовало ожидать, людей было ещё больше, чем в том торговом центре. Но, что самое худшее, — в основном это были дети. Юнги, уже сто раз пожалел, что пришёл сюда, когда очередная девочка врезалась в него, нелепо извиняясь. А Чимину нравилось. Ему нравилось смотреть на весёлых людей, на чужие улыбки, эмоции. Нравилось идти в новой одежде, нравилось чувствовать запах опавшей листвы, нравилось просто жить. Чимин увидел американские горки, и ему так захотелось на них прокатиться, но... — Даже не думай, Чимин. — Раздался хриплый голос возле уха, — у тебя проблемы с сердцем, поэтому на такие аттракционы тебе путь закрыт. — Младший глубоко вздохнул, хотя и не нуждался в кислороде. Юнги стоял близко и выжидающе глядел на Чимина. — Понятно. — Бросил Чимин, опуская голову. Ну конечно. Как он мог об этом не подумать? Он же не простой подросток. — Эй, Чим, у меня есть предложение, — вдруг сказал Чон, замечая, как Чимин помрачнел и смутился. — Мы можем пойти на колесо обозрения, — Чимин, конечно не особо грезил кататься на нём, ибо высота — его главная фобия. Но вариантов было не много, так что... — Да, давайте. — Согласился светловолосый, утвердительно качая головой. — Вы уверены, что это безопасно? — недоверчиво спросил Мин, приподнимая одну бровь. — Да, да, абсолютно, я ещё спрашивал на кассе. Так что? — Хорошо, но если что, ты несёшь за него ответственность. — Предупредил Юнги, идя в глубь парка, где и находится аттракцион. Очереди были не такими большими, так что парни довольно быстро купили билеты. Пак поднял голову вверх и тут же пожалел об этом. Колесо, казалось, было высотой с небоскрёб. — Чими, ты уверен? Если тебе страшно, то... — начал было Хобби, но Чимин перебил его. — Нет, ты что, мне совсем нестрашно, я давно хотел попробовать. — Заверил светловолосый, хотя внутри весь дрожал, как осиновый лист на ветру. Когда подходила очередь садиться на аттракцион, к ним вдруг подбежала невысокая девушка с огненно-рыжими волосами, на вид ей было не больше двадцати пяти. — Хосок-а! — воскликнула она, крепко обнимая опешевшего Чона. — Джи? Это ты? — красноволосый неверяще смотрел на девушку. — Нет, блин, Анджелина Джоли. Ты почему не сказал, что возвращаешься? А? — Я тебе всё расскажу, подожди... — примирительно ответил Хоби. — Чон Хосок! — Джи зло сверкнула глазами. — Ладно-ладно. Идите без меня, ребята. — сдался Хосок, обращаясь к Юнги и Чимину. Джи сразу потащила Хосока за руку, а Юнги усмехнулся этой ситуации, но промолчал. А вот Паку теперь ещё страшнее. Не в том смысле, что он боится Юнги, просто они будут ехать, судя по величине колеса, минут двадцать только вдвоём. Мин не особо разговорчивый, так что Пак, наверное, умрёт от неловкости и страха высоты через минуту. Очередь подошла, и Чим нервно сглотнул. Кабинка была (слава богу) закрытой, но полностью прозрачной. Юнги и Чимин зашли внутрь, присаживаясь за столик. Тишина. Кабинка поднимается всё выше, сердце бьётся сильнее, и Чимину это совсем не нравится, а тишина давит ещё больше. Но как ни странно, первым разговор завязывает Мин. — Почему ты не сказал, что боишься высоты? — Я... Я не боюсь высоты, ну, то есть боюсь, но здесь же совсем не высоко. — Выпалил Чимин, запинаясь. — 109 метров. Это высоковато. — Невозмутимо ответил Мин, не отрываясь от окна. — О... — Пак растерялся. — А... Ты разве не боишься высоты, хён? — почему-то спросил Чимин, совсем не понимая, зачем. Наверное, чтобы успокоиться. — Нет. Хотя все, так или иначе, её боятся. По поводу Хосока, когда ты собираешься говорить ему? Я понимаю, что ты не хочешь его расстраивать, но он должен знать. — Думаю, ты не сможешь понять, потому что никогда не был и, я надеюсь, не будешь в таком положении, как я. Пойми, каждый мой день и каждая секунда — всё на счету. У меня больше не будет тридцатого октября, или десять часов первого декабря. Я просто хочу прожить эти дни, наслаждаясь каждым моментом, и Хоби тоже должен жить хорошо. — Странно. Пак сказал это так легко, будто каждый день рассказывает кому-либо о таком. Но он никогда никому не рассказывал о том, что творится у него в душе. И, что удивительно, он не чувствовал неловкости, а наоборот — облегчение. Юнги внимательно выслушал младшего, чуть хмурясь. — Да, ты, конечно, прав, мне не понять, но я знаю Хосока. Ему лучше знать, потому что ему потом будет больнее, и он определенно будет винить в этом себя. В этой ситуации ты больше думаешь о себе чем о... — вдруг кабинка резко качнулась и Чимин, испуганно вскрикнув, прижался к Мину. Юнги, конечно, был, откровенно говоря, в шоке, ибо где тот Чимин, который краснеет от любой, хоть каплю неловкой ситуации? Но отпихивать младшего брюнет не стал. — Ч-то происходит? — дрожащим голосом спросил светловолосый, не отсаживаясь от старшего. — Так, Чимин. Только без паники, — начал Юнги, однако его голос звучал совсем неспокойно. — Только не говори, что... — Мы застряли.