Это чёртово сердце

— Юнги-я, ну пошли! — светловолосый парень повис на плечах брюнета, надеясь, что хоть это поможет уговорить Мина. Однако, Юнги только недовольно скинул его с себя, отказываясь куда-либо идти. — Минхёк, я устал, не хочу никуда идти. — Ты всегда уставший. Всегда, Юнги. Почему ты всё время меня отталкиваешь? — отчаянно воскликнул Минхёк, чуть ли не плача. Ведь сколько они уже знают друг друга, сколько парень общается с ним, Юнги остаётся холоден, как айсберг. Они встретились год назад, в метро. Тогда Мин помог парню протиснуться сквозь толпу, чтобы выйти. Брюнет не придал этому значения, но для Минхёка он стал рыцарем на белом коне. Он выпросил номер телефона, позвонил, договорился о встрече... Как оказалось, они учатся в одной школе и живут близко. Так всё и сложилось. Шли недели их общения, месяцы. Светловолосый не оставлял свои попытки растопить ледяное сердце Мина, но как ему казалось, не получалось. Однако, как бы Юнги не отпирался, ему было не плевать на парня, просто выражать свои эмоции брюнет не умел. Минхёк стал для него словно младшим братом, который приносил свет в его жизнь. Но осознать это Юнги просто не мог. Со временем он привык к тому, что теперь каждый день Минхёк звонит и пишет, что нужно уделять время не только учёбе в школе, но ещё и светловолосому, привык, что теперь не один. Когда люди потеряны и замкнуты, сбиты с пути, на самом деле, такие люди любят отчаяннее, сильнее, хоть их сердце изранено, но всё так же требует любви и внимания. Юнги был одинок. Все оставили его: мать, Хосок, отец... Никого не было рядом, и появился он. Как луч света, который сумел пробиться сквозь густые заросли и осветить затвердевшую почву. Мин был готов принять его, как... —Ты мне нравишься, Юнги... — эти четыре слова, сказанные так тихо и неуверенно, казалось, разрушили всё, чего так долго добивался Мин. — Что?.. — Я влюблен в тебя, Юнги-я. — Смелее сказал Минхёк, а брюнет совсем потерял дар речи. Парень хотел обнять его, но Юнги оттолкнул. Нет. Он не может слышать этих слов. Эти слова звучат, как обещание, которое все так любят нарушать... — Не трогай. — Холодно ответил Мин, отчего светловолосый вмиг поник, а живые глаза потускнели. — Я не люблю тебя так, как любишь меня ты. — Резко. Больно. Холодно. Прямо в стиле Юнги. Минхёк не мог поверить в то, что услышал. Нет, он был готов к отказу, но почему-то так больно. Ему казалось, что Мин начинает проявлять к нему чувства, вот только... Неужели это только казалось? Его будто растоптали, избили, выкинули, словно сломанную игрушку, на помойку. Как же больно... Словно ножом по всем нервным окончаниям. Его губы тронула нервная усмешка. — Т-то есть к-как?.. — дрожа всем телом спросил парень, надеясь, что ему послышалось. Мин не хочет говорить эти слова, ведь это ложь, но он знает, что как только скажет правду, подпишет приговор не только себе, но и Минхёку. — Прости, но я не чувствую того же. Я не люблю тебя. — Вот и всё. Это его ответ. Минхёк отпрянул. Он замотал головой, не веря в происходящее. Юнги выглядел таким безразличным. Неужели это просто игра его больного воображения? И он никогда не был важен Юнги? Слёзы хлынули из его глаз, Минхёк сильно сжал свои волосы, ему казалось, что ещё чуть-чуть и он разобьётся, как стеклянная фигурка. И Минхёк побежал. Прочь от боли, прочь от ледяного, равнодушного взгляда, прочь от Юнги, прочь от себя. Слёзы душили, тело горело, хотелось просто умереть, чтобы не чувствовать этой агонии. Он бежал, и бежал, и бежал, съедаемый чувством полного отчаяния и безысходности, пока его не ослепил свет фар, прямо как в дешёвых драмах, где главного героя сбивает машина и он трагически умирает. Но жизнь — не фильм, где всё так красиво. Красиво умирают, плачут, страдают, а жизнь, увы не фильм. Тело пронзила очередная чудовищная боль, конечно, не сравнимая с той болью, что причинил ему Юнги. Он лежал на асфальте и смотрел в небо, улыбаясь. Парень думал, что умрёт в восемьдесят лет, в окружении близких людей, рядом с любящим человеком... Но вместо этого он лежит на грязной дороге, кажется, всё его тело переломано, с каждым вздохом наполняясь всё большей и большей болью. Все органы, по ощущениям, — просто фарш. Он почувствовал, как что-то тёплое вытекает из головы и спины... Минхёк улыбается. Сегодня на небе столько звёзд... Он благодарен им за то, что позволили познать любовь, позволили узнать Юнги и быть рядом с ним. И пусть жизнь была коротка, зато он познал это чувство, определённо жизнь стоит того, чтобы её прожить. Пусть недлинная, пусть такая бо́льная и трагичная, но она была. Был каждый день и каждая минута. Думая о жизни с самого рождения, Минхёк всё больше убеждался, что был рождён, чтобы любить Юнги. Чтобы быть рядом, да недолго, но в этом был её смысл. И он не жалеет. Ему не жаль. Не хочется исправлять ни единого поступка, потому что всё шло к тому, чтобы прийти весенним утром в метро, и так некстати застрять в огромной толпе. Увидеть тёмные лисьи глаза, от которых веяло холодом, бледную кожу, и такие же губы, сжатые в тонкую полоску. Увидеть и утонуть. — Спасибо... — шепчет светловолосый осипшим голосом. Жизнь заканчивается, и ему не страшно, что такое смерть перед настоящими чувствами? Лишь слово из шести букв, с мягким знаком на конце. Нет, она не страшная, просто неожиданная. Вдруг он видит такие родные взволнованные глаза. Это Юнги. Но его взгляд не равнодушный, он... Плачет? — Минхёк... Пожалуйста держись! — Мин аккуратно придерживает его окровавленное тело, в надежде, что скорая успеет, но судя по количеству крови и открытым переломам... Брюнет не глупый, он знает, что Минхёк не выживет. — Пожалуйста, Минхёк! Прости меня! — светловолосый улыбнулся сквозь боль. — Всё хорошо, Юнги... Я... ах... — парень зажмурился от боли, сильно закашливаясь и оставляя на руке Мина капли крови. — Я прощаю... И... Я... Я люб... лю... — вдруг он замолчал, уставившись стеклянным взглядом в пустоту. — Нет! Минхёк! Нет... Пожалуйста, очнись... — слёзы лились из глаз Мина ручьями. Руки, державшие мёртвое тело, дрожали, как при лихорадке. Юнги понял, что потерял человека, который любил его, который сам был дорог ему, это... Это он убил его. Он. Убил. Минхёка. — Нет, я не мог... Что я наделал?

×××

Юнги резко открыл глаза. В голове всё ещё стоял тот вечер, когда он потерял Минхёка. Когда вокруг его сердца выстроился второй ряд каменных стен, хотя... Осталось ли что-нибудь от его прогнившего сердца? Голова ужасно раскалывалась, тело ломило, а в глаза слепил яркий свет ламп. Юнги сразу понял, что он в больнице. Но что брюнет делает здесь? Как бы он ни старался напрячь свою память, в голове — пустота. Он услышал знакомые голоса, тут же открывая глаза. Голова кружилась, во всём теле чувствовалась слабость, Юнги казалось, что он уже умер и, наверное, попал в чистилище, ну или куда там попадают грешники. Мин аккуратно сел на кровати, хоть это и далось ему с большим трудом. Свесив обе ноги, брюнет попробовал встать, но это простое движение отозвалось ужасной болью. Кажется, в стеклянном окошке двери он увидел знакомую макушку. Чимин о чём-то нервно говорил с мужчиной в белом халате. Тот что-то отвечал, а на лице парня читался полный ужас и страх. Доктор развернулся, и Мин тут же узнал отца. — Что, чёрт возьми, происходит? — Юнги внимательно наблюдал за тем, что происходило за дверью. Отец похлопал Пака по плечу, и он куда-то ушёл. Мин-старший направился в палату, а Юнги, словно нашкодивший ребёнок, юркнул обратно в кровать. — Что произошло? — тут же спросил брюнет, как только дверь закрылась. Отец чуть растерялся, он думал, что Юнги ещё не пришёл у себя. Мужчина быстро подбежал к сыну. — Как ты себя чувствуешь? — ответил вопросом на вопрос доктор, проверяя реакцию зрачков, светя для этого фонариком прямо в глаза. Мин подметил, что тот выглядит очень бледно и взволнованно, кажется, Юнги неплохо так всех напугал. — Нормально. Только голова немного болит и рука. Так что случилось? — он никак не мог вспомнить, что же произошло, а присутствие Чимина в больнице ещё больше напрягало. — Ты ничего не помнишь? — отец нахмурился, — наверное, кратковременная амнезия... — буркнул он себе под нос, переводя взгляд на сына. — Вы с Намджуном попали в аварию. Он был за рулём и выехал на встречную полосу... — Что с Намджуном? — обеспокоенно спросил брюнет, тут же садясь на кровати. — Намджун сидел на водительском сидении, так что весь основной удар пришёлся на него... — Он жив? — Юнги не простит себя, если с Намджуном случится то, что по его вине случилось с Минхёком. Нет. Этого просто не может быть. — Жив, но его состояние тяжёлое. Сейчас он в реанимации, но слава богу, не в коме. Операция прошла успешно, однако, ему нужно много времени на восстановление. — Юнги облегчённо выдохнул. — Ты очень напугал меня... — вдруг тихо произнёс отец, — я бы не смог простить себя, если бы с тобой что-то случилось. Твоя мама не простила бы... — доктор говорил тихо, но его голос пропитан сожалением и скорбью. — Прости меня, сынок, я был таким ужасным отцом... — Мин в шоке смотрел на него, ведь тот никогда не извинялся и очень редко говорил о маме. И Юнги отдал бы всё, чтобы вот так просто сказать «прощаю», обняться и быть вновь семьёй. Но нельзя забыть то, что он переживал один десять лет, брошенный всеми, даже родным отцом. Такое нельзя забыть по щелчку. —Да, ты был отвратительным отцом. — Согласился Юнги, но в его голосе не было ненависти. — Я пока не могу говорить об этом. Я, может, прощу тебя, но не сейчас. — Мужчина грустно кивнул, чувствуя себя пятилетним ребёнком, который украл конфеты из маминого буфета. Он понимал Юнги, знал, что тот не простит его сразу. — Ко мне может зайти Чимин? — Да, но там ещё девушка и парень с ними, они к Намджуну пошли. — Юнги кивнул, понимая, что речь идёт о Джи и Хосоке. Отец сказал, что зайдёт позже и ушёл. Как только доктор вышел, брюнет тут же вскочил с кровати. Конечно, будет он лежать спокойно, когда наделал столько шумихи. Юнги максимально тихо открыл дверь, оглядываясь по сторонам, чтобы рядом никого не было. Убедившись в этом, он быстро побежал в отделение реанимации. Найти нужное место не составляло труда, ведь Юнги знает эту больницу с детства, каждый этаж и каждую палату. Да и пропустить должны без особых проблем, все работники знают его отца, и его некогда шумного сына, который часто забегал отдать обед, приготовленный матерью. И пусть прошло много времени, многие всё же знают Мина, он проходил здесь «практику», никто и не подозревал, что добрый сын доктора Мина давно бросил это дело, а приходил он в больницу вовсе не на учебу, и не с целью проведать отца. Юнги приходил для виду, да и денег занять тоже надо было. Репутация для такого знаменитого хирурга как Мин Чехён играла непоследнюю роль. Таким профессионалом он стал после смерти супруги. В газетах писали: «Один из лучших хирургов Южной Кореи — Мин Чехён в интервью рассказал, что смерть жены сподвигла его на улучшение своих навыков, к тому же, он растит сына, который также пойдёт по его стопам...» Брюнета тошнило от этого лицемерия. Смерть жены вовсе не дала толчок его работе, а просто заставила забить на своего сына и работать, как проклятый, сутками напролёт, дабы заглушить боль утраты. А Юнги никогда не любил медицину. Помогать людям — совсем не являлось тем, к чему у него лежала душа. Душа лежала к музыке и всегда будет лежать. Однажды придя с мамой в магазин инструментов, маленький Юн тут же влюбился в коричневое фортепиано, неприметно стоявшее в уголке, вдали от роскошных роялей и виолончелей. Это была любовь с первого взгляда, тогда он заявил матери, что будет играть на фортепиано. Позже женщине пришлось купить его и отдать Мина в музыкальную школу... Наконец дойдя до отделения реанимации, Юнги почувствовал, что, задумавшись, не заметил какого-то прохожего, тот врезался прямо в него и упал, брюнет хотел сказать что-то вроде: «Разуй глаза», но в мальчике, расплоставшимся на полу, он узнал Чимина. — Х-хён? — неуверенно спросил Пак, словно увидел привидение перед собой. — Ты в порядке? — Да, как видишь, живой. — Холодно ответил Мин, не понимая, почему внутри идёт словно какая-то борьба. С одной стороны, ему не хочется быть грубым с Паком, а с другой — оттолкнуть и быть холодным. «Странно, — думал Мин про себя, — никогда такого не было». — Ты, наверное, ищешь Намджуна? — грустно спросил светловолосый, Юнги мысленно дал себе по голове. Наверняка он расстроился из-за грубых слов старшего. — Да, я его ищу. — Тогда пошли. — Пак кивнул, зовя Юнги за собой. Мин пошёл за Чимином, в голове крутились мысли не только о Намджуне, но и о младшем. Юнги всё вспоминал тот разговор возле моря, ведь они уже столько знают друг о друге. Чимин — первый, кому старший так излил свою душу, зная его, от силы, неделю. Но поделать с собой ничего не может, наступить опять на те же грабли, нет, наверное, лечь на те же рельсы, Юнги не может. Потому что всё, к чему он прикасается, обязательно рушится. Все, кого он любит, оставляют его, а Чимин не заслуживает всего этого. Он и так страдает. Врачи, видимо, запомнили Чимина, поэтому без вопросов пропустили его и Юнги. Да и его знали хорошо, Пак был нередким гостем реанимации. И ещё будет. Палата находилась в самом конце коридора, Мин думал, что помрёт, пока дойдёт до конца. Всё тело ужасно болело, наверное, у него везде синяки. Странно, но Юнги почти не помнит аварии. Последнее, что помнит брюнет, — это то, что Намджун спросил что-то о Чимине, а потом — всё. Дальше память словно стёрли. Наверное, как и говорил отец, — это амнезия. Но как случилась сама авария? Намджун же совсем неплохо водит... — Эта палата. — Несмелый голос Пака разрушил жуткую и мрачную тишину коридора реанимации. Чимин открыл дверь, заходя внутрь, Юнги последовал за ним. В палате очень светло и тихо. Всё такое белое, кажется, словно попал в снежную камеру. Звенящую тишину нарушает раздражающий звук кардиомонитора, напоминающий, что человеку, лежащему здесь, досталось прилично. Юнги перевёл взгляд на Намджуна. Тот, наверное, спал, ну или просто был очень слаб. Его обычно смуглая кожа теперь сливалась с простынью, под глазами были синяки, а вид — такой уставший и избитый, что на душе становилось грустно. Мин невольно вспомнил, что так выглядела мама, когда он навещал её. Брюнет мотнул головой, прогоняя неприятное видение. Юнги сел на кресло возле кровати и аккуратно потеребил друга за плечо. Джун медленно открыл глаза. — Выглядишь дерьмово. — Ким слабо рассмеялся. — Мин Юнги в своём стиле. — Ответил Намджун, чуть хмурясь от боли в рёбрах. — Ты как? — Жить буду. А ты сам как? — Юнги не знал, что сказать. Вроде, всё в порядке, но внутри такое странное чувство, словно он забыл что-то очень важное. — Я в норме. — Ты помнишь аварию? — спросил Ким, словно читая мысли друга. — Нет, у меня амнезия. — Мин сделал вид, что это — самое обычное дело, но Намджун вдруг резко схватил Юнги за руку. — Авария не была случайной, это всё... Это всё было подстроено... — взволнованно прошептал Ким, а брюнет в шоке посмотрел на Джуна. — Кто это... — ответ вдруг резко ударил по голове, и Мин понял всю безысходность ситуации. Приборы запищали, Чимин испуганно подлетел к Джуну, стараясь как-то помочь. Юнги видел всё словно в замедленной съёмке: как вбежали врачи, как попросили выйти из палаты, как Чимин буквально вытолкал его за дверь. Это Минджэ и его шайка, больше некому. Они хотели просто припугнуть их или... убить ?.. — Юнги! — Пак громко крикнул его имя в пятый раз, и Мин, наконец, сфокусировал свой взгляд. — Что с тобой? — Нормально. Что с Намджуном? — Мин хотел войти в палату, но Пак остановил его. — С ним всё хорошо, просто что-то сильно испугало его... Я... Я слышал, вы говорили об аварии, неужели... — Чимин обеспокоенно тараторил, всё ещё не веря, что аварию мог кто-то подстроить. — Чимин. — Пак тут же замолчал, вмиг успокаиваясь. Светловолосый в который раз заметил, что стоит Юнги просто что-то сказать, как он успокаивается. — Нам нужно срочно поехать к тебе. Это важно. — Серьёзно сказал Мин, глядя прямо в глаза Чимину, от чего тот смутился, почти сразу опуская взгляд. Не задавая лишних вопросов, парни быстро вышли из больницы, идя до ближайшей автобусной остановки. — Ты скажешь мне, в чём дело? — вдруг спросил мальчик, но Юнги не знал, что ему ответить. — Скажу тебе позже, я пока сам не уверен. — Аварию подстроили, да? — не вопрос, а утверждение. — Да. — Коротко ответил Юнги, понимая, что солгать Паку уже не получится.