Говорят, время лечит любые раны. Но чем больше потери, тем раны глубже, и тем сложнее процесс восстановления. Боль может утихнуть, но шрамы напоминают о страданиях, и тот, кто носит их, никогда больше не захочет испытать подобное. Но время идёт. Мы отвлекаемся, срываемся, испытываем злость. Всё это делает нас сильнее, и мы почти до конца выздоравливаем.
Почти.
Время — довольно странная вещь, придуманная людьми ради многого. Для кого-то это оправдание, для кого-то утешение, а для кого-то — шанс. Из тех немногих вещей, что Мин знал о времени, одна из них истинная правда. Неважно, что говорят, время — самый ужасный лекарь. Юнги знает, каково это. Сначала ты испытываешь боль, затем злость, скорбь и опустошённость, а после... Нет, жизнь не возвращается в прежнее русло.
Она становится совершенно другой. Это жизнь с вечным напоминанием о потере, она больше похожа на странное существование, когда просыпаясь, ты не думаешь о том, чем займёшься или что съешь на завтрак. Ты думаешь
как прожить ещё один день.
Ты не испытываешь счастья, радости, и даже злость уходит на второй план. Пустота заполняет всё внутри, и кажется, нет надежды на спасение. Но когда мы больше всего отчаянны, потеряны, когда сердце превращается в камень и света уже не видно, тогда приходит спасение. Оно приходит не ко всем, и редко кому удаётся залечить свои раны, но такое случается.
Это правда удивительно, насколько люди зависимы друг от друга. Один человек может сделать нас счастливым, в то время как он же может убить всё светлое внутри. Это опасно. Те, кем мы больше всего дорожим, кому мы доверяем, являются теми, кто запросто может нас убить. Поэтому это похоже на безумие. Люди, как казалось, не склонны к мазохизму и самоуничтожению, но, если присмотреться, это как раз то, что они всегда делают.
Грань между счастьем и несчастьем очень тонка. Одно мгновенье, что и есть счастье, может превратиться в ночной кошмар. Жизнь состоит из этих мгновений. Счастливых или несчастных, радостных или грустных. Поэтому сложно сказать, каких из них в жизни больше.
Прошло чуть больше недели, после того дня в баре. На улице идёт снег, люди повсюду суетятся, ведь остаётся всего неделя до Нового года. Магазины полностью переполнены, как и улицы, сверкающие счастливыми улыбками и яркими гирляндами. Юнги всегда ненавидел этот праздник. Он не видит смысла в этой глупой традиции.
Ему всегда казалось, что это — лишь повод накрыть стол и выпить, а для магазинов и их владельцев — скосить побольше денег. Всем просто нужен предлог, чтобы притвориться, что Новый год — это новые надежды. Но ничего не меняется. Меняются лишь цифры на календаре, в то время как люди остаются такими же. В этом нет смысла. Ждать перемен, но не хотеть ничего менять.
Юнги встаёт с кровати, на которой он пролежал целый день, и идёт на кухню, чтобы заварить себе очередную чашку кофе. Его квартира не напоминает уютное пристанище перед Новым годом, не напоминает места, куда хочется вернуться. Она больше похожа на мрачный одинокий пустырь. Впрочем, Юнги никогда не заморачивался насчёт интерьера и другой, как он думал, ненужной мишуры. Только на подоконнике, возле окна на кухне, стояла ярко украшенная ёлка, которую притащил Хосок под недовольное ворчание брюнета.
Заварив горячий напиток, Юнги уставился в стену. Все его дни в последнее время проходят именно так. Мин не знает, какой сегодня день недели или сколько сейчас времени. Он вообще сомневается, что ещё живёт. Всё это похоже на сон, на ужасный кошмар.
Он пытался как-то себя отвлечь, однако все книги изорваны, как и листы, на которых он пытался написать пару нот. Все занятия, что раньше успокаивали, теперь ужасно раздражают. Всё, что раньше интересовало его, стало просто пустым звуком. И Юнги знает причину. Как бы он ни старался не думать о нём, светловолосый мальчик занял все его мысли.
Тот, кто так нагло ворвался в его жизнь, разрушая все барьеры, и тот, кто также нагло исчез из неё. Мин пытался поговорить. Он звонил, приезжал в квартиру, но всё, что он слышал это: "Он плохо себя чувствует" или "Он не может".
Юнги неглупый. Он понимает, что скорее всего так случилось из-за того, что он рассказал Чимину про Минхёка. Возможно, Пак боится его, он понял, какое он чудовище. Юнги сам знает это, поэтому он отпустил его. Ну или почти. Он понимает, что светловолосый прав, что сбежал от него. Он опасен. Он монстр. Убийца. Ему точно не место рядом с таким человеком, как Чимин.
Звонок в дверь. Наверное, это опять Намджун или Хосок. Мин лениво поднимается со стула, и, не торопясь, идёт открывать. Однако, он совсем не ожидает увидеть на пороге Джи.
— Чего тебе? — грубовато спросил Мин, хотя скорее его голос звучал больше уставшим, чем грубым.
— И тебе привет, — игнорируя колкость ответила девушка и, не обращая внимания на злой взгляд Мина, вошла в квартиру.
— Вот это у тебя бардак... — рыжеволосая с ужасом осматривает пыльные полки, грязные полы и разбросанные повсюду вещи. В углу коридора валяются разорванные страницы и бумажки. Обувь тоже лежит как попало.
Вокруг пахнет отчаянием и скорбью, что душат, лишая воздуха. Джи удивляется, как здесь вообще можно жить. Эта энергетика просто убивает, заставляя чувствовать апатию и глубокое разочарование. К счастью, девушка не поддаётся этой грусти так просто.
— Это не твоё дело. — Так же грубо отвечает Мин и идёт на кухню. Джи, ничего не говоря, следует за ним. Юнги садится за стол, медленно потягивая свой горький кофе, который, к слову, он всегда пил с сахаром, но в последнее время ему блевать хотелось от всего сладкого. Мин делает вид, что совсем не замечает девушку, даже не глядя в её сторону. Так они и сидят минут десять: брюнет просто смотрит в стену, а Джи неловко ёрзает на стуле, не зная, что и сказать. Она пришла в надежде на разговор, потому что видит, как они оба страдают.
Чимин и Юнги. Хосок и Намджун пытались поговорить с Мином, но тот ни слова им не сказал. Конечно, надеяться на то, что у неё что-то выйдет, довольно глупо, но девушка хотя бы попытается. За последние полтора месяца она сильно привязалась ко всем. Особенно к Чимину, с которым у неё всегда есть темы для разговоров. С Тэхёном она тоже сблизилась, как и с Намджуном, часто гуляя с ними по городу. Однако, единственный, с кем она почти и словом не перекидывается — Юнги.
Странно, но с самой первой встречи с ним, Джи почувствовала в нём родственную душу, но очень закрытую и холодную. Девушка видела, как он меняется рядом с Чимином, как его мрачное выражение лица вдруг становится светлым, стоит только Паку появиться. Это и правда можно считать чудом. Вот только сейчас всё стало хуже. Лицо Юнги больше не мрачное. Оно
безразличное. На Чимина тоже страшно смотреть. Он просто разрушает себя, как и Юнги.
— Тебе плохо без него, да? — вдруг спрашивает Джи, и ей кажется, что её голос словно ей не принадлежит, словно это кто-то другой говорит за неё. В звенящей тишине, которая была громче любых криков, вопрос прозвучал как-то бестактно. Будто тишина его заглушила. После длительной паузы, он всё же отвечает.
— А не видно?
— Слушай, я пришла поговорить с тобой. О Чимине. — Джи с надеждой смотрит на Мина.
— Уходи. Я не хочу говорить. — Юнги вдруг резко встаёт со стула, тот противно скрипит, царапая пол.
— Я не уйду, тебе нужно с кем-то поговорить. Ты уничтожаешь себя ровно так же, как делает это он. Ему плохо так же, как и тебе. Пойми, вы нужны друг другу... — девушка старается говорить уверенно, чтобы Мин хотя бы услышал то, что она пытается ему сказать.
— Вы должны просто поговорить. Это очень важно. — Юнги заливается смехом. Звучит это просто ужасно, словно смесь воплей и натянутого хохота. Он закрывает лицо ладонями, продолжая смеяться. Джи замечает, что в его руках полуопустошённая бутылка виски, да и в воздухе чувствуется запах перегара. Кажется, девушка была настолько в себе, что не заметила этого.
Джи со страхом смотрит на Юнги и не понимает, что тот выкинет в следующий момент.
— Знаешь что? Мне надоело. Надоело, слышишь?! — Мин с силой кинул бутылку в стену, разбивая её на мелкие осколки, которые разлетелись по всей кухне. Девушка испуганно вскрикнула, вскакивая со стула.
— Что ты...
— Мне всё это надело. Давай посчитаем, сколько я уже потерял, — брюнет, пошатываясь подходит к Джи, та испуганно смотрит на него, но не отходит. Юнги оказывается очень близко, так близко, что она чувствует привкус виски у себя во рту. Он смотрит прямо в глаза пьяным и безумным взглядом.
— Один, — Мин загибает большой палец, горько ухмыляясь, — это мама. Два, — Юнги загибает указательный палец, — Минхёк. А знаешь, кто его убил? Я убил! — брюнет опять начинает смеяться, Джи непонятливо смотрит на него, она совсем не понимает, что сказать и вообще, что делать. Вся эта ситуация безумно пугает, заставляя чуть ли не дрожать.
— Юнги, успо...
— Успокоиться? Знаешь, кто третий? — девушка грустно кивает.
— Он умирает, чёрт возьми! — Мин идёт к шкафу, где стоит много стеклянной посуды, любимый мамин сервиз. Юнги ступает босыми ногами прямо по осколкам, оставляя кровавую дорожку после себя. Джи с ужасом смотрит на всё это и не может поверить в то, что происходит.
— Стой, ты же... — но её слова тонут в грохоте. На пол летит шкаф, затем вся посуда. Юнги швыряет всё, что видит, перед собой. Он разбивает костяшки пальцев об стены в кровь, кричит и с силой сжимает свои волосы. Внутри него словно взорвался спящий вулкан, а сейчас он извергается, уничтожая всё то, что ещё осталось.
Юнги чувствует такой сильный гнев, что вся боль от порезов нисколько не тревожит его, он её просто
не чувствует. Что-то рвёт его на части, а перед глазами лишь могильные плиты. Никогда в жизни Мин не чувствовал такой агрессии и гнева, которые обязательно надо было выплеснуть, иначе они просто убьют его. Он смотрит на разбитые чашки и тарелки, эту посуду раньше любила мама.
Это был подарок от её близкой подруги. Ему не жаль. Этот чёртов сервиз ему всегда хотелось разбить, и сегодня он чувствует облегчение, стоя на осколках её посуды.
Потому что эта боль хоть немного заглушает всё то, что происходит внутри.
— Я держал его, когда он задыхался, я смотрю, как он умирает, но я ничего не могу сделать! За что!? Скажи мне!? — Юнги кричит так громко, но он почти не слышит свой голос. На пол продолжают лететь вещи, он уже не замечает, как стоит в своей комнате и как разрывает все учебники по медицине, как опрокидывает шкаф. Медицина не поможет. Ничего не поможет. Он просто не сможет справиться.
Юнги никогда раньше не испытывал столько эмоций сразу. Он скорбил по матери, по Минхёку, но сейчас, когда жизнь хочет забрать Чимина... Он просто не сможет больше этого вытерпеть. Больно. Как же ему больно.
Словно его облили керосином и подожгли заживо. Все демоны, терзавшие его, теперь смеялись ему в лицо, потому что самоконтроль дал трещину. Мин всегда топил их, не позволяя взять верх над собой. Но сегодня они победили. Сегодня они утопили его.
Юнги не знает, сколько это всё продолжалось, силы иссякли, а гнев уступил место другому чувству — печали.
Он посмотрел на свои дрожащие руки и увидел на них кровь. Прямо как тогда, в день, когда Минхёк умер, руки Юнги тоже были в крови. Это как клеймо. Клеймо смерти. Подняв взгляд, он наткнулся на взлахмоченного парня в крови, с дрожащими руками и глазами, в которых пряталась только неимоверная боль. К сожалению, этим парнем и был Юнги. Вернее, его отражение в разбитом окровавленном зеркале.
Пелена спала с глаз, и брюнет огляделся. Вокруг не осталось устоявшей мебели. Всё полностью перевёрнуто, раскидано и разбито. Даже синтезатор пострадал, но, похоже, единственный остался цел. Всё разбросано и
убито. Как и сам Юнги. Он осел на пол, ноги совсем его не держали. Вулкан внутри уже усмирился, оставляя после себя дымящиеся руины.
Брюнет почувствовал, как что-то влажное катится по щеке. Дрожащей рукой он дотронулся до неё, не веря в то, что видит. Он... Плачет? Юнги не плакал со смерти Минхёка. Никогда не позволял себе такую слабость. Но сейчас он слаб. Он не был сильным, лишь притворялся. Всё. Так не может больше продолжаться. Плотина треснула.
Всхлип.
Слёзы лились и лились, и казалось, вместе с ними уходит всё то, что он держал в себе так долго. То, что никто не видел, то, что он даже сам себе не позволял увидеть, лгав о том, что ему наплевать.
Джи, сидевшая в углу и зажавшая уши, услышав всхлипы подбежала к Юнги. Её напугало то, что произошло, но она вовсе не боялась Мина. Она знает, что ему больно и что нельзя всё копить в себе. Конечно, он выглядит просто ужасно. Кровавые руки и ноги, бледное лицо и затуманенный взгляд, в котором плещутся все запертые чувства. Он выглядит потерянным и убитым самим собой.
Девушка садится рядом с ним, обнимая. Рыжеволосая точно знает, что в такие моменты нужна поддержка. Пусть она не так хорошо знает Юнги, но он точно заслуживает быть выслушанным.
Мин кладёт голову ей на плечо и содрогается. Его сильно потряхивает, он словно в истерике.
— Я не могу никого спасти... Он
умирает. Это моя вина. Я убийца. — Как в бреду шепчет Мин, глядя на красную кровь на своих руках и ногах.
— Тише, ты не убийца, и это не твоя вина, слышишь? Ты не можешь ничего исправить, смирись. Да, это больно, но Чимин ещё
жив. Успокойся, хорошо? — Джи хлопает его по плечу, пытаясь утешить. Он приходит в себя только минут через двадцать, окончательно успокаиваясь и вставая с пола.
— Кажется, здесь нужна генеральная уборка. — Грустно говорит девушка, осматривая погром. — Я думала, ты тут весь дом разнесёшь, не только свою квартиру.
— Отстань, — отвечает Мин, но совсем негрубо. Он передвигается, только сейчас чувствуя сильную боль от порезов и царапин в пораненных стопах. Юнги вообще удивляется, как Джи ещё от него не сбежала. Но он благодарен девушке за это, ему стало намного легче. То, что душило его, теперь кажется не таким тяжёлым, словно всё плохое просто вышло наружу, вместе с опрокинутой мебелью.
— Спасибо. — Едва слышно говорит Мин, но Джи всё прекрасно слышит.
— Что-что? Я не расслышала, или Мин Юнги сказал спасибо? — с усмешкой переспрашивает девушка.
— Я не буду повторять.
— А мне и не надо. — Отвечает Джи, на что Мин слегка улыбается. Всё-таки он не один в этой борьбе.
×××
— О. Боже. Мой. — В шоке говорит Хосок, когда заходит в квартиру. Джи написала, что ей срочно нужна помощь, вот только он не догадывался, что она забыла в квартире брюнета. Он абсолютно не понимает, что произошло, как и Намджун, пребывающий в подобном состоянии. Квартира не просто в беспорядке, она полностью разгромлена.
Чон пугается ещё больше, когда видит лужу крови на кухне и красные кровавые следы, ведущие в комнату Юнги. Намджун и Хосок испуганно переглядываются. Неужели опять люди Минджэ? Но они же в тюрьме! Хосок, не говоря ни слова, достаёт складной нож из рюкзака и взглядом показывает Киму, чтобы он встал по другую сторону двери в комнату.
Липкий страх заполняет всё тело, из-за чего его руки предательски дрожат, как и руки Намджуна. Они не знают, что увидят за этой дверью. Чтобы не мучать своё больное воображение, Чон резко открывает дверь, забегая внутрь и чуть ли не набрасывается на ничего не понимающую Джи.
— Боже, что у вас тут случилось? — спрашивает Намджун, подходя к Юнги, у которого видна кровь на ладонях и стопах.
— Я немного разозлился. — Как ни в чём ни бывало отвечает Мин, пожимая плечами.
Они ещё долго расспрашивают их, что случилось, и как вообще дошло до такого, пришлось рассказать. Конечно, Мин не упомянул всего того, что чувствовал, но приблизительно объяснил.
Намджун принялся обрабатывать и перевязывать раны Мина, как истинный медик. Хосок и Джи взялись за уборку. Конечно, этот беспорядок сложно будет убрать, но оставлять в таком состоянии квартиру — преступление.
— Нужно позвонить Чимину, чтобы он приехал, — сказала вдруг Джи, поднимая порванные страницы из книги.
— Не думаю, что это хорошая идея. Чимин в ужасном состоянии после того вечера. — Чон не хотел, чтобы эти двое виделись. Они причиняют друг другу слишком много страданий. Услышав историю о Минхёке от Чимина, Хосок был в шоке. Юнги всегда говорил ему, что тот просто уехал. Теперь, когда он знает правду, он точно против этих отношений. И не потому, что Мин опасен. Хосок заботится и о нём тоже. Если ещё и Чимин оставит его, он просто не вынесет этого.
— Юнги тоже в ужасном состоянии. Я была здесь и видела, что тут было. Хоби, он просто сходит с ума, когда его нет рядом. Они должны поговорить. — Уверенно заявляет девушка, садясь на диван, — позвони Чимину.
Чон ещё думает минуты две, а потом, вздыхая, берёт телефон в руки. Что бы он там ни думал, Джи права. Они должны просто поговорить, и тогда им станет легче.
×××
Чимин старается сосредоточиться на книге, но у него в который раз ничего не выходит. Предложения теряют всякий смысл, а буквы расплываются. Всё потому, что его мысли всё ещё находятся в том дне, когда он сбежал от Юнги, когда сжёг все мосты. Он понимает, что сделал это ради Мина, но что-то словно кричит, что это неправильно. Неправильно просто убегать.
Но ведь он сделал это ради Юнги. Ради того, чтобы он больше не страдал и не мучался. Чимин не эгоист. Он не хочет, чтобы Мин страдал снова. Однако сейчас мучается сам Пак. Что бы он ни делал, его мысли всегда о старшем, куда бы он ни шёл, он почему-то всегда оказывается в парке, на том самом месте, где они впервые встретились. Его терзают мысли о нём.
Всё его существо хочет к Юнги, но Чимин сдерживает себя. Иногда ему кажется, что скоро придётся приковать себя к батарее, чтобы не рвануть к Юнги в эту же секунду. Любовь — настоящая пытка.
Она изменила его. Подарила ему счастье и боль одновременно. Цена за счастье — боль. Это плата.
От этих мыслей Пака отвлекает звук уведомления на телефоне. Он, без особого интереса, смотрит на экран, видя пришедшее от Хосока сообщение.
«Приходи по этому адресу. Это срочно».
Странно, обычно Чон всегда звонит, а тут ещё и незнакомый адрес... Всё это кажется таким подозрительным, но Чимин не был бы Чимином, если бы сразу не встал с кровати и, одевшись, не выбежал бы на улицу. Мама спала, и он не хотел её будить, поэтому оставил сообщение о том, что вышел прогуляться.
Пак идёт по людным улицам, ловя на себе сочувствующие взгляды. Вот ещё одна из причин, по которой светловолосый не любит людные места. Эти трубочки в носу привлекают слишком много внимания и жалости, а жалость — это именно то, что Чимин ненавидит больше всего. Все видят только его болезнь и думают только о ней, но за этим совершенно не замечают самого Чимина. Никому неинтересно, какой у него любимый цвет или какое время года нравится ему больше всего. Всем куда любопытнее знать, чем он болеет.
Светловолосый прошёл уже довольно много, и вот, наконец, он видит нужный дом. Странно, но это здание выглядит довольно богатым. Насколько Чимину известно, здесь живут владельцы каких-нибудь компаний или просто богатые отпрыски. Что там делает Хосок?
Пак робко зашёл внутрь и подошёл к лифту. Оказавшись внутри, парень почувствовал себя ещё более неуверенно, чем на улице. Он слышал, как какая-то женщина сказала своей подруге что-то вроде: "Похоже, у него кистозный фиброз... Вот бедняга..." Наверное, они врачи, должно быть, из больницы, что находится здесь неподалёку.
Когда лифт, наконец, остановился, Чимин поспешно вышел, чтобы избавиться от неловкости. Это тридцать пятый этаж, отчего у Пака перехватило дыхание. С недавних пор он полюбил высоту, хоть всё ещё безумно боится её. Светловолосого вдруг охватило сильное волнение, но вовсе не от вида, что открылся перед его глазами из панорамного окна, в коридоре. Это странно, но это чувство плотно засело внутри. Чимин идёт дальше по коридору, ища квартиру нужного номера. Дойдя до двери, Пак застыл с занесённым для стука кулаком, сомневаясь. Всё же он несмело постучал, спустя несколько минут раздумий. Открыли почти сразу, это Джи.
Пак молча зашёл внутрь квартиры, не понимая, что всё это значит. На диване в гостиной сидят Хосок и Намджун, что-то обсуждая. Джи кашлянула, и парни уставились на ничего не понимающего Чимина, нервно оттягивающего край большого свитера, рукава которого свисали чуть ли не до бёдер.
— Чими, ты... В общем, кое-что случилось с Юнги-хёном и...
— Где он? — тут же вырвалось у Чимина, и волнение усилилось. Он боится, что что-то могло случиться по его вине. Это, оказывается, квартира Юнги, и что-то стряслось. В голову лезут ужасные картины, и Чимина передёргивает.
— Не волнуйся, он там, — Джун рукой указал на соседнюю комнату, и Пак мигом пошёл к ней. Он почти вошёл туда, но рука брата резко остановила его.
— Ему нужна помощь, как и тебе. Прекратите причинять друг другу боль и принимайте решения вместе, хорошо? — красноволосый мягко поглядел на Пака, и Чимин немного успокоился. Он кивнул Хосоку и, не медля ни минуты, открыл дверь.
В комнате царит настоящий хаос. Все вещи разбросаны и разбиты, даже настенные часы не уцелели, как и цветы в горшках, валяющиеся под подоконником. На полу лежат осколки разбитого зеркала, и в них Пак видит яркие капли крови. Чимин испуганно закрывает рот ладонью. Что здесь произошло? Вдруг взгляд падает на диван, на котором сидит чей-то поникший силуэт.
— Хён?..— несмело спрашивает парень, быстро подходя к дивану, замечая забинтованные руки и ноги, на которых виднеется выступившая кровь. — Боже, что с тобой случилось?! — взволнованно вскрикивает Пак, осматривая раны. Лицо Мина не выражает ни единой эмоции, Чимин вообще не понимает, что старший сейчас испытывает.
Тот просто сидит без единого движения, словно кукла. Пак берёт его руки в свои, поглаживая раны, словно стараясь унять его боль. Руки Мина, как обычно, холодные, с длинными пальцами, что сейчас все в ранках, отчего у младшего больно сжимается сердце. Нет, видеть Юнги таким — просто выше его сил.
— Прости меня... Я... Это правда моя вина.
Вдруг Мин резко сгребает младшего в объятья, прижимая к своей груди, а рукой придерживает за голову, нежно гладя его светлые, мягкие волосы, всегда пахнущие свежими ландышами, словно весна, приносящая жизнь. Это движение было резким, но таким нежным, будто самое лёгкое касание ветра. Чимин растерялся, но через пару мгновений крепко обнял Мина в ответ, прерывисто дыша тому в шею, стараясь не заплакать. Он понял, что друг без друга они просто задохнутся. Нельзя забрать кислород у человека и требовать, чтобы он дышал. Это просто глупо.
— Не уходи больше. Никогда. — Тихо, в самое ушко шепчет старший, опаляя нежную кожу горячим дыханием, отчего у светловолосого пробежался табун мурашек по спине. И он готов кричать, что больше не посмеет уйти. Потому что он не может жить без него, как и Юнги. В мире никогда не будет лекарства от такой болезни. Светловолосый видит, что плещется у брюнета в глазах. Все предрассудки и мысли, что он должен отпустить его, уходят, словно какое-то странное помутнение рассудка.
— Я больше не уйду. Я обещаю тебе. Никогда. — Одна слеза всё же предательски скатилась по щеке и была беспощадно вытерта чиминовым рукавом. Ведь он не сможет выполнить своё обещание. Мин осторожно отстраняет его от себя и приподнимает его лицо за подбородок. Как же он скучал.
Глаза в глаза.
Безумие.
— Не плачь. Я никогда не хочу больше видеть твои слёзы. — Нежно говорит Мин, и Пак, как по волшебству, тут же успокаивается. Чимин тянет старшего на себя и аккуратно, будто боясь разбить Мина, целует. Нежно, осторожно, чувственно. Юнги берёт инициативу на себя, делая поцелуй более смелым. В нём смешались все чувства: любовь, боль, все те страдания, что они пережили в разлуке, и обещание. Навсегда. Пак тихо стонет в поцелуй, когда старший проводит языком по его губе. Чимин руками зарывается в тёмные волосы и сильнее прижимается к Юнги. Так надёжнее. Так ему не страшно.
Они ещё долго лежат на диване, обнимаются и разговаривают обо всём на свете. Мин, наконец, рассказывает, что случилось, не утаивая ни единого чувства, которое испытал. Пак слушает внимательно, устроившись на Миновом плече.
И сейчас им не страшно. Да, боль от потерь навсегда остаётся с ними, но всегда есть тот, кто заглушает эту боль, превращая её в светлую скорбь.
