Это чёртово сердце

Я не знаю, что происходит. Вокруг одна тьма и ни капли света. Я словно заперт в какой-то темнице, не чувствую своего тела, но я в сознании. Слышу шёпот, чьи-то голоса, они все кажутся такими родными, но в то же время — совершенно чужими. Они шепчут и шепчут. Я закрываю уши, не в силах больше это слушать. Вдруг шёпот прекращается, и я слышу обрывки фраз. Это что-то похожее на диалог. — Мне очень жаль… Мы сделали всё, что могли… — Не говорите, что он умер, нет, нет, нет! — кто-то кричит, и у меня от этого больно сжимается сердце. — Чимин… Умер?.. — спрашивает ещё кто-то, и я тут же вскакиваю, мигом оказываясь в светлом помещении. От этой резкой перемены локаций у меня закружилась голова. Где я? Привыкнув к свету, я открываю глаза и понимаю, что нахожусь в холле больницы. Что происходит? Я вижу врачей, медсестёр, но все они проходят мимо меня, даже не замечая. Поворачивая голову, я вижу маму, она выглядит такой разбитой, что я мигом подбегаю к ней. Рядом стоят все остальные и выглядят не лучше. Напротив стоит доктор Мин, и кажется, он вот-вот расплачется. Мама громко всхлипывает, доктор обнимает её и она рыдает ему в плечо. Тэхён зажмуривается и мотает головой, Хосок закрывает лицо ладонями, Джи нервно сжимает волосы, и я вижу, как слеза скатывается по её щеке. Намджун стоит рядом, до сих пор не веря. — Вы же шутите, да? — спрашивает он, и Тэхён громко всхлипывает. — Чимин умер. — Говорит чей-то голос, и я долго смотрю на человека, сказавшего это. Я с трудом узнаю в нём Юнги. Он весь бледный, с огромными синяками под глазами, ужасно уставший, с пустым, стеклянным взглядом и заострившимся лицом. Он сказал это твёрдо, кажется, совсем безэмоционально, но я вижу, сколько боли скрывается за этой маской. Сколько борьбы я наблюдаю в его потухших глазах. Никогда раньше не видел его таким. Таким мёртвым. — Но я жив! Я здесь! — я подбегаю к ним, крича это так громко, что у меня чуть не закладывает уши. Но никто не реагирует, все продолжают молчать. — Юнги! Я тут! — я кричу ещё громче, пытаюсь дотронуться до него, но моя рука проходит сквозь. Что происходит? Что со мной? Я… Я не мог умереть… — Вы можете попрощаться с ним до того, как его тело увезут в морг. — Почти шёпотом говорит доктор, и я замечаю где-то с десяток седых волос в его чёрных, как смоль, волосах. Я вижу, как ему больно. Как всем им больно. Я… Я виноват в этом. Все они так страдают. Я вижу это в его глазах. Он не плачет, не бьётся в истерике. Он просто смотрит в пустоту. В его взгляде, кроме боли, я вижу твёрдость. Он принял какое-то решение. И это безумно пугает меня, потому что я знаю, что если он принял его, ничто не сможет переубедить Юнги в обратном. Я чувствую фантомную боль в сердце, которое больше не бьётся, чувствую, как мне бесконечно тяжело смотреть на всех них. Наверное, я попал в ад. — Простите меня… Простите… — шепчу я словно в истерике, оседая на пол. Я в последний раз обвожу их взглядом, не в силах больше смотреть на эти мучения. — Хватит… Хватит меня мучить, я хочу уйти! — кричу я, надеясь, что кто-то услышит меня и прекратит всё это. Не знаю даже, на что рассчитываю, ведь я один. Меня никто не видит и не слышит, нет никого рядом. Мне страшно и одиноко, хочу, чтобы это быстрее закончилось. На мгновение я опять погружаюсь во тьму и ничего не вижу. Здесь холодно, я по-прежнему не чувствую своего тела, но сознание не покидает меня. Я не уверен, что могу видеть, потому что вокруг настолько темно. Лишь одна мысль в моей голове. Я умер. Что я могу сказать о своей жизни? Я жил, любил, старался быть счастливым. Но что я ещё могу сказать, прожив всего семнадцать лет? Ничего. Я не хотел умирать. Я хотел встречать рассветы, учиться в университете, работать, веселиться с друзьями, хотел просто жить. Но сейчас… Что будет дальше? Я умер. Перестал существовать. Как и миллионы людей, чьи имена уже никто никогда не вспомнит, чьи истории никто никогда не расскажет. Их забыли, как забудут и меня. Я не чувствую покоя, не вижу света, на который надо идти, или что там ещё бывает после смерти. Я чувствую страх, одиночество и боль. Не за себя. А за тех, кого оставил на той стороне. Я даже не помню, как умер. Но в моей памяти живы все воспоминания, все улыбки, моменты счастья, которых теперь у меня не будет. Так странно осознавать всё это. Смерть пугала меня, но в то же время я думал, что был готов к ней. Однако я ошибся. Нельзя быть готовым к смерти, потому что ты просто не знаешь, что тебя ждёт. Никто никогда не узнает, пока сам не испытает такое. Это страшно, нельзя описать словами это чувство. Чувство, что ты больше не принадлежишь этому миру, что ты перестал быть его частью. Ни света, ни запахов, ни прикосновений, ни даже тела. Всё исчезает и меркнет. Почему я здесь? Только этот вопрос проносится в моей голове, и я снова оказываюсь в светлом месте. Это опять же больница, только я теперь в палате. Я узнаю её. Это моя палата. Окно со светло-голубыми занавесками, тумбочка, на которой в вазе стоят мои любимые чёрные розы. Стол с кучей книг и кровать. А на ней… Я вижу себя самого. Но это словно не я. Молодой парень, что лежит на кровати, не может быть мной. Он выглядит страшно. Действительно страшно. Оттенок его кожи сине-белый, губы серые, глаза закрыты, и почему-то сразу понятно, что они больше не откроются. Исхудавшие руки окутывает тысяча проводков, рядом стоит выключенный кардиомонитор, а тело накрыто белой простынью по грудь. Лицо выглядит изнемождённым и мёртвым. Я не знаю, в какой момент, наконец, понимаю, что это я. Что этот парень уже умер, что я умер. Это страшно. Страшно смотреть на себя со стороны. На мёртвого себя. Наконец я отрываю взгляд от своего тела и замечаю ещё одного человека в палате. Юнги. Он держит мою бледную руку, которая безвольно повисла в его ладонях. Мин сидит и смотрит на меня пустым взглядом, от которого мне становится больно настолько, что я чуть ли не кричу. Если я умер, почему ещё чувствую? Он смотрит, и я вижу слезу, стекающую по его щеке. Юнги никогда не плакал при мне. Он всегда был сильным. Видя это, я не могу больше сдерживаться. Я подбегаю к нему и хочу обнять, но мои руки проходят сковозь него, и я просто сажусь рядом с креслом, где сидит он. Юнги осторожно убирает прядь волос у меня со лба и целует мои охладевшие пальцы. Сколько же боли я причинил ему… Почему мир состоит из одних крайностей? Красота вмиг становится уродством, добро в одночасье делается злом, любовь вытесняется ненавистью, а счастье рушится за одну секунду. — Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что ты мёртв. — Говорит он убитым голосом, и, наверное, в эту секунду я умираю во второй раз. Не могу видеть его таким. — Я тоже… — отвечаю я, зная, что он не услышит. — Я снова один. Ты меня оставил. — Прости меня… — я закрываю лицо руками, больше не могу это видеть и слышать. — Но это ненадолго. Да, я обещал тебе, что буду жить дальше. Но я не могу. Прости. — Я мигом подскакиваю. — Что значит, не можешь? Что это значит?! — кричу я, начиная понимать, что он задумал. Юнги резко встаёт и выходит из палаты. Я бегу за ним. Он что-то говорит доктору, я не слышу, но почти сразу в мою палату заходят санитары. Они накрывают меня с головой белой простынёй и куда-то везут. Я понимаю, куда — в морг. Но мне неважно, куда везут моё тело, я бегу за Мином. Он идёт в ординаторскую, которая сейчас пустует. Юнги берёт халат и маску, попутно хватая какой-то шприц с лекарством. Его никто не замечает, и он просто уходит. В его действиях чувствуется такая непоколебимая решительность, что мне становится страшно. — Что ты задумал? — спрашиваю я его и бегу за ним вслед. Я боюсь, что он сейчас сделает то, о чём я думаю Но ведь он обещал… Мин идёт в морг. Никто не препятствует ему, думая, что это врач. Открыв двери, он заходит внутрь. Никогда не был в морге. Здесь и вправду страшно и холодно. Все металлические ящики прячут в себе мёртвого человека, мёртвую историю чьей-то жизни. Где-то здесь спрятана и моя… Юнги закрывает дверь изнутри, и я пугаюсь ещё больше. Брюнет находит ту самую каталку и отдёргивает простынь. Я опять вижу себя. Кажется, я стал ещё мертвее на вид. Моё тело выглядит настолько пугающе, что я просто не могу смотреть. Видеть себя в таком состоянии — больно. Он снимает маску и достаёт шприц, становясь рядом, пристально глядя на мёртвого меня. — Прости меня. Я хотел бы жить дальше, но не могу. Это просто невозможно. Жизнь без тебя просто не может быть жизнью. Поэтому я хочу уйти с тобой. Может, я слабак, не спорю. — Нет! Не надо, пожалуйста, ты должен жить! Не смей! — я кричу, стараюсь докричаться до него. Я не могу, не могу видеть этого. Он не должен. Я кидаюсь из стороны в сторону, меня окутывает такая боль, что я удивляюсь, как ещё остаюсь в сознании. Я чувствую, как куда-то ускользаю, как перестаю существовать. — Знаешь, мы как Ромео и Джульетта. Никогда не любил Шекспира, но это действительно забавно. — Юнги горько усмехается, осторожно гладя меня по щеке. — Так странно, что ты молчишь. Ты бы сказал, что Шекспир гений и что «Ромео и Джульетта» вовсе не трагедия, ведь, в конечном итоге, они всё равно остались вместе. Юнги забирается на каталку, осторожно приподнимая моё тело и кладя мою голову себе на колени. Мне напомнило это то, как я часто засыпал на нем, когда мы вместе смотрели фильм. Только сейчас я мёртв. — Я люблю тебя, Чимини. — Говорит он нежно, обнимая мою голову и целуя в макушку. — Прости, что сказал это тебе всего раз. — Клянусь чем угодно, в это мгновение я почувствовал покалывание в месте, где он меня коснулся. — Я тоже люблю тебя, — отвечаю я, как загипнотизированный, забыв о том, что случится через пару секунд. Я чувствую, что ещё чуть-чуть, и меня не будет. Юнги достаёт шприц и, не церемонясь, вводит лекарство себе в вену. Он слабо улыбается, ложась рядом, продолжая придерживать мою голову. — Мы скоро встретимся. — Говорит он шёпотом и закрывает глаза. — Нет! Нет! Юнги, очнись, нет! Прошу… Не надо… Не надо… Открой глаза… — я кричу, но он не слышит. Я тоже не слышу. Я ничего больше не слышу. Я вижу его тело и своё со стороны. Я перестаю существовать. Меня больше нет. Но почему тогда так больно? Тьма.

×××

Юнги просыпается от того, что кто-то сильно сжимает его руки. Он недовольно открывает глаза, потому что впервые за долгое время крепко уснул. Открыв их, он видит перед собой светлую макушку и вспоминает, что Чимин спит у него, и что было между ними этой ночью. Конечно, это радует, но сейчас не до этого. Пак продолжает крепко сжимать его ладони. Его глаза закрыты, но на лице виден сильный испуг, и его всего трясёт. — Нет, не надо… Пожалуйста… — беспокойно шепчет Чимин, впиваясь ногтями в кожу брюнета. — Проснись, эй, — Юнги встряхивает его, но тот не реагирует. — Нет, не делай этого! Нет! — Пак теперь уже не шепчет, а кричит, продолжая больно сжимать руки старшего, отчего он морщится. Но совсем не это беспокоит его. Он видит, как по его щекам начинают бежать слёзы. — Чёрт… — ругается Мин, когда замечает выступившую кровь на запястье. — Чимин! Проснись, это сон! Чимин! — Юнги кричит со всей силы и с трудом высвобождает свои руки, сильно встряхивает светловолосого за плечи. — Нет! Не надо! — кричит ещё громче Пак и резко открывает глаза. В его взгляде столько страха и столько боли, что Мину становится страшно самому. Что же могло ему такого присниться? Обычно младший просыпался довольно быстро, но сейчас… Он выглядит совершенно разбитым. Из его безжизненных глаз льются слёзы, которые Пак, кажется, не замечает, а взгляд направлен вникуда. Он просто сидит и что-то шепчет, Мин боится даже притронуться к нему. — Чимин? — несмело спрашивает он, дотрагиваясь рукой его плеча. Светловолосый медленно поворачивает голову, словно не веря в то, что сейчас происходит. Встречаясь взглядом с Юнги, он замирает. Его глаза расширяются от удивления, в следующую секунду он бросается к Мину на шею, обнимая так сильно, словно боится, что тот может оказаться лишь иллюзией. Юнги совершенно не понимает, в чём дело, но что-то происходит с Чимином, и это факт. — Я думал, что ты мёртв… Что я мёртв… — сбивчиво шепчет Пак в изгиб его шеи, сильнее прижимая старшего к себе. — Что тебе снилось? — спрашивает тихо брюнет, будто боясь спугнуть Чимина. — Я был мёртв, но я видел всё, что происходило после. Я был… как бы это сказать… духом и видел, что было после того, как доктор сказал, что меня уже нет. — Юнги тяжело слушать это, но он не подаёт виду, потому что знает, что Паку ещё тяжелее. — Я видел тебя… Ты выглядел таким разбитым, и потом… Я видел своё тело, такое мёртвое… Когда меня увезли в морг, ты… Ты вколол себе что-то, и ты… — Пак всхлипул, закрывая лицо руками, — ты умер, хён. Ты умер, потому что не хотел больше жить. — Эти слова прозвучали так оглушающе, словно в комнате только что сыграл духовой оркестр возле самых ушей, и в них до сих пор звенит шум инструментов. Только сейчас, подобно инструментам, звучат слова: Я был мёртв. Ты умер, хён. Ты не хотел больше жить. Юнги не знает, что он может сказать, он только сильнее прижимает к себе Пака, успокаивающе поглаживая того по спине. Мин понимает, что Чимину просто страшно, тот боится того, что будет с ним после его смерти. Честно говоря, Юнги не знает, что будет делать после. Однако, он уверен, что на такой отчаянный шаг точно не пойдёт. Самоубийство для него — низко, то, на что идут те, кто сдался. Несмотря на то, что в последнее время тяжело бороться, Мин не опустит руки и будет сражаться до последнего. Со своими демонами и с демонами Чимина, если он сам не сможет. — Я не сделаю этого. Чимин, я обещаю. Это просто сон, он ничего не значит, так что успокойся. — Юнги ничего не услышал в ответ, только ровное дыхание светловолосого. Чимин начал засыпать, убаюканный тишиной и звуком тикающей стрелки на настенных часах. — Я верю тебе, — сквозь сон пробормотал Чимин. Юнги аккуратно уложил его на кровать, а сам пошёл на кухню. На часах только четыре утра, но Мину что-то подсказывает, что уснуть у него больше не получится. Он идёт на кухню, чтобы приготовить себе кофе и подумать над тем, как показать Чимину, что он не сойдёт с ума после… После его… Нет, с этим Юнги всё ещё не может смириться. Мин переводит взгляд на небольшую выдвижную полку рядом с холодильником, вспоминая, что совсем забыл подарить Паку свой подарок. Это два билета в Милан через два дня. Юнги узнал у Тэхёна, что Пак всегда хотел побывать в Италии, к тому же, это один из пунктов в списке, которые Мин поклялся выполнить до единого. Сейчас младшему точно нужно развеяться и отдохнуть. Он уже говорил с госпожой Пак, которая сначала не очень хотела отпускать сына так далеко, боясь за его здоровье. Однако, Юнги убедил её, что в случае чего всегда поможет. В конечном итоге, женщина согласилась под дополнительные уговоры доктора Мина, который сказал, что Чимин пока может путешествовать. А пока тот спит, Юнги просто сделает завтрак для них обоих и выкурит ещё одну ментоловую сигарету под шум дождевых капель, стекающих по окну.

×××

Чимин просыпается ближе к одиннадцати, и, несмотря на долгий сон, всё равно чувствует себя уставшим и слабым. Он неохотно встаёт с постели, поправляя трубочки в носу, и вдруг замирает. В его комнате занавески не чёрные, и вообще, вид за окном не тот, как и тёмно-синий ковёр под ногами… Это комната Юнги. И… Они прошлой ночью… Щёки Пака тут же вспыхивают от воспоминаний вчерашней ночи. Как он просил старшего, как выгибался под ним. Ему ужасно, ужасно неловко. Вспоминая всё это, ему становится стыдно. Стыдно за самого себя. Его тело совсем уродливое, по сравнению с красивым и подтянутым телом старшего. У него нет всех этих отвратительных шрамов и выпирающих костей. Чимин не знает, как сейчас выйдет к Мину. Кажется, посмотреть ему в глаза будет невыносимо. Чимин раньше никогда не сталкивался с таким, так что вообще не понимает, как себя вести. Стоит ли ему извиниться? Но нужно брать себя в руки. Чимин встаёт, тут же вскрикивая от боли в пояснице и ещё в одном месте. Он предполагал, что так и будет, но как ему вообще ходить? Пак аккуратно встаёт, неторопливо идя в ванну. Там он принимает тёплый душ, замечая в зеркале отметины, которые оставил ему Мин. Пак проводит пальцами по багровым синякам, ощущая покалывание в этих местах. Он чувствует невыносимую радость от того, что нашёл Юнги, что они, наконец, вместе, несмотря на все трудности. Это словно и есть тот самый смысл всей жизни, независимо от того, какая она. Смысл прост, как бы долго ни размышляли философы, ища ответы. Истинный смысл всегда был перед их носом. И не нужно строить великие догадки, чтобы его понять. Всё просто. Смысл — любовь. Как бы глупо это ни звучало. Любовь к окружающим тебя людям, любовь к себе. Только тогда, только в таком случае жизнь имеет хоть малейший смысл. Сейчас Чимин, наконец, понял, почему его жизнь имела так мало смысла раньше, и почему он чувствовал себя растением. Он жалел себя, каждый день ожидая дыхания смерти. Он зациклился на этом и забыл, что жив. Что его сердце бьётся, что мир вокруг не исчез. Чимин был словно неживым, забыв обо всём. Светловолосый счастлив, по-настоящему счастлив. Счастлив, что живёт и что его любят. Только одно его пугает. Воспоминания сегодняшнего сна вмиг обрушиваются на него лавиной, и Чимин отчаянно смотрит на своё отражение в зеркале. Ему страшно за Юнги. Вдруг он и вправду так поступит? Пак чувствует себя убийцей. Даже смерть не настолько пугает его, как то, что будет со всеми его близкими после его ухода. Он должен что-то предпринять. Просто обязан. С этими мыслями Пак умывается прохладной водой и одевается, выходя из ванной комнаты. Юнги наверняка уже встал и сидит на кухне. Как же неловко… Может, он куда-то уехал? Светловолосый впервые надеется на это. Чимин тихонько открывает дверь и почти на цыпочках идёт на кухню. В коридоре довольно холодно, отчего Чимин ёжится. Он старается идти тихо, но маленький портфель с аппаратом внутри, который Пак не додумался надеть на плечи, громко стучит колёсиками по полу. Вдруг он ощущает, что наступил на что-то мягкое и прохладное, светловолосый негромко вскрикивает, мигом отпрыгивая, чуть не теряя равновесие. Посмотрев на пол, он видит небольшие лепестки чёрных роз, которыми выстлана дорожка на кухню, а чуть дальше замечает маленькие свечки, придающие какую-то романтическую и слегка мрачную атмосферу. Прямо так, как любит Пак. Чимин смущённо улыбается и прикладывает ладони к горящим щекам, почти пища от радости. Он быстро идёт на кухню. Там у Чимина чуть челюсть не встречается с полом. Посреди кухни стоит стол, накрытый шёлковой сиреневой скатертью, на которой стоит разная еда и те самые роллы, которые Чимин до безумия обожает. Посередине стоят две свечи и бутылка вина. Вся кухня увешана фонариками и всевозможными украшениями. Чимин настолько увлекается деталями, что не замечает улыбающегося Юнги, который, встав из-за стола, подходит к нему. — Я не поздравил тебя вчера и… — не успевает он и договорить, как светловолосый кидается ему на шею, шепча слова благодарности. Всё смущение куда-то ушло, уступая место другим чувствам: комфорту и спокойствию. Он целует старшего в щёку, получая короткий смешок в ответ, мол: «Мы что, в четвёртом классе?» — Спасибо тебе, ты даже роллы купил. Когда успел? — спрашивает Пак, чуть ли не пуская слюни на них. — Я приготовил сам. — Отвечает Мин, беря младшего за руку и ведя того к столу. Пак удивлённо охает, усаживаясь за стол. — Я думал, ты умеешь готовить только подгорелые блинчики. — Ты ошибаешься, Пак Чимин, — с ухмылкой отвечает старший, открывая бутылку вина. Чимин уже уплетает роллы за обе щеки, с благодарностью глядя на брюнета. — Когда ты научился? — На самом деле, я хорошо готовлю, а те блины я специально делал такими, — отвечает Юнги, пожимая плечами. — Эй! — младший недовольно пихает того в бок. Мин улыбается, наливая вино им в бокалы. Брюнет поднимает бокал, намереваясь сказать тост. — За нас. — Коротко говорит он, но светловолосого этот тост, видимо, не устраивает. — За тебя. — Немного мрачно говорил Пак, вспоминая сон. Если и говорить тост, то точно для того, у кого вся жизнь ещё впереди, а не для того у кого она уже заканчивается. "За нас" звучит как-то слишком обнадёживающе. Мин хмурится, сжимая стакан в руке с такой силой, что кажется, он вот-вот лопнет. Он злится. Сильно злится. Если он не успокоится, то всему порядку, который они все дружно наводили в его квартире, придёт конец. Юнги не против сейчас что-нибудь разбить. Чимин, видя это, начинает корить себя за то, что сказал это. Он подумал, что тот злится на него. — Прости меня… Я просто… Просто… — растерянно мямлит Чимин, виновато глядя на старшего. — Боишься, что я не буду жить дальше после твоей… смерти. — Сквозь зубы заканчивает Мин, закрывая глаза на последнем слове. — Пожалуйста, не злись на меня, я просто… Правда боюсь этого. — Глупый, я не злюсь на тебя, — уже спокойнее говорит Юн, ставя бокал на стол. — Я никогда не буду злиться на тебя. Я знаю, что тебе снилось и ты напуган. Но послушай меня, — Мин осторожно берёт его руки в свои. — Я никогда не поступлю так низко. — Сказав это, Юнги почувствовал, что сразу успокоился, а у Чимина словно груз на сердце исчез. — Ты обещаешь? — как-то по детски-наивно спросил Чимин. — Обещаю. — Пак заглянул в тёмные глаза и понял: он не врёт. Да даже если бы и врал, Чимин бы покорно поверил этой лжи. — Это не весь мой подарок, — загадочно говорит брюнет, доставая из кармана два каких-то билетика. Чимин берёт их, а через пару мгновений опять крепко обнимает Мина. — Милан?! Да ладно? Я что, сплю? Как ты узнал? — Тэхёна довольно легко разговорить, — отвечает Юнги, поглаживая светловолосого по спине. — Спасибо тебе. — С благодарностью говорит Чим, украдкой вытирая скатившуюся слезу. Он счастлив. Определённо счастлив.