Саша Петров родился в Санкт-Петербурге. В том самом дождливом, переменчивом Питере, который привлекает романтиков и поэтов. Вот только особого восторга Петров по этому поводу не испытывал. Петербург для туристов заканчивается Невским проспектом и Фонтанкой и является чем-то вроде огромного музея, но к сожалению, жизнь — это не рисунок на туристической брошюрке. Санкт-Петербург был и будет для его жителей олицетворением тоски и одиночества с этим серым, мерзким небом, а иногда проглядывающее солнце лишь ещё раз напомнит о том, как быстротечно счастье.
Мама Саши умерла, когда ему было пять. Какой-то наркоман перерезал ей глотку за пару сотен рублей в переходе. Отец долго горевал, любил её сильно. И Сашку любил. Пахал на двух работах, разгружал вагоны, чтобы у его сына, который напоминал ему мать, было всё самое лучшее.
Школа Петрову не слишком нравилась, хотя по мнению учителей, он был способным малым. Друзей особо не было, Саша тяжело шёл на контакт, говорил, что все вокруг глупые, пустые, как куклы пластмассовые, и это в свои одиннадцать. Да и к тому же мальчишка вспыльчив был, часто дрался. Отец только качал головой, смотря на очередные ссадины и синяки.
С грехом пополам Сашка закончил школу почти без троек и поступил на бюджет. Он не видел себя ни в одной сфере, долго мучился с выбором факультета, а потому пошёл на экономиста — казалось, что это профессия будет всегда востребована. Выбор этот он сделал бессознательно, под влиянием общества, даже несмотря на то, что математику всегда ненавидел.
Началась череда спокойных студенческих будней. Он учился, пускай, и без особого удовольствия, общался с однокурсниками, пил эспрессо в больших стаканчиках и был, в общем-то, вполне счастлив. Но видимо судьба считала, что Петрову слишком хорошо живётся. У отца обнаружили запущенный рак мозга в четвертой стадии. А он и не знал или скрывал от Сашки всё. Может, расстраивать не хотел. Он протянул полгода на препаратах, погубив ещё и печень. Квартиру они с отцом снимали, а после смерти его заначки хватило только на похороны. Саша не плакал, словно еще не до конца поверил в то, что последний его родной человек умер.
А дальше — тьма.
Петров устроился на работу кассиром в KFC. Так он протянул несколько месяцев, платил за квартиру, оплачивал налоги, покупал дошираки. Как он только окончил институт, Саша уже не помнит, только белая усталая муть перед глазами. Словно весь мир ополчился против него одного. Было тяжело, очень тяжело, ему снова казалось, что вокруг все такие пустые, что проблемы есть лишь у него одного, а остальные просто живут. Учатся. Работают. Влюбляются. Женятся. Разводятся. Почему только у него жизнь состоит из круговерти повторяющихся событий, и единственное, что ему хочется, приходя домой — это спать? Уснуть, забыться, хотя бы на пару часов. Ни о чём не думать, потому что больно.
По специальности работу найти не получалось. То не было мест, то находились причины, чтобы ему отказать. Петров понимал, что его измождённый вид доверия не внушает: он был похож либо на тяжелобольного, либо на наркомана во время ломки. Сколько ему? Двадцать два? И такая судьба ему уготована? Работать кассиром, мести улицы, сбивать с крыши сосульки зимой, отмораживая пальцы… Не верю, не верю! Саша помнил, что отец его ему часто говорил одну фразу, которая приободряла и помогала расправить плечи:
— Вот увидишь, у Бога на тебя планы, — и мир казался теплее. Но этой теплоты больше нет, как нет отца, надежды и будущего.
У девушек Саша не пользовался популярностью, хотя его нельзя было назвать некрасивым. Черты были правильные, ровные. Милая улыбка, мягкие волосы. Но самым красивым в нём были глаза. Голубые, такие чистые, яркие, каким никогда не бывает небо в хмуром Питере.
Петров всегда чувствовал себя лишним. Один раз он даже попытался покончить с собой, понимая, что его никто даже не хватится. Наглотался каких-то таблеток, но второй квартирант, которого пришлось взять после смерти отца, всё понял и позвонил в скорую. Его откачали. Для парня это был почти знак.
Оставаться в Питере желания не было, и Петров начал искать работу в Москве, решив попытать счастья в столице. Вроде бы найдя место, куда его берут, Саша подзаработал немного денег на дорогу. Всех его вещей хватило на рюкзак, но, казалось, что жизнь начинает налаживаться. Что в Москве, в этом городе мечты, уж точно получится всё. Было легко и радостно, потому что Петербург он покидал не с гирей на сердце, а абсолютно обновлённым, чистым. Приехав в Москву, Саша переночевал в каком-то мотеле, где ему радостно сообщили, что тараканов почти нет. Чудесное начало, не правда ли?
Осень в тот год была особенно дождлива, но после промозглого Питера и такая осень казалась тропиками. Саша снял квартиру у какой-то доброй старушки, которая просила себя называть бабой Леной, кормила его выпечкой и заставляла надевать шапку, чтобы не застудил голову. Парень уж и не надеялся найти в этом мире хоть кого-то, кто смог бы любить его, относиться к нему, как к родному и делать это всё абсолютно бескорыстно. За квартиру женщина просила не слишком много, чем оказывала Петрову действительно большую услугу.
На работу его правда взяли, хоть и платили не слишком много, но ничего, зато по специальности. И всё же не кричать «Свободная касса!» в каком-то фастфуде, морщась от каждодневного запаха гамбургеров и улыбаясь людям, которых ты бы хотел послать к чёрту. Москва казалась Петрову не таким холодным городом, каким был для него Петербург. Иногда Саша гулял по просторным проспектам, жадно глотая воздух, пропитанный чьими-то сигаретами и свежестью дождя. Людей было чудовищно много по мнению Саши, но они казались хорошими. Многие шли с улыбкой на лице, хоть и спешили куда-то.
Декабрь запомнился Саше другим. Его уволили, потому что какому-то блатному срочно понадобилось место. За все неудобства ему всучили пять тысяч и отправили восвояси. Нищего и голодного. Руки снова опустились — и снова на смену офисной канители пришла работа дворника. Холодный декабрь, Петров морозит пальцы, скалывая лёд с брусчатки, потом согревает их дыханием. Совсем как в той грустной сказки про девочку со спичками. Правда, она в конце умерла.
Плавно, в работе пришел Новый год. Как и всегда, радости не было, ведь новогоднее чудо покинуло его сердце с тех самых пор, как умерла мама. Мама… Наверное, ей было бы очень стыдно видеть его сейчас — оборванного, худого и бледного, откликающегося на «Эй, ты!», всего в ссадинах и синяках. Он не был похож на маленького Сашеньку, который мечтал покорять космос и спускаться на океанское дно. Это был кто-то другой.
Когда денег совсем не хватало, Саша подрабатывал на шоссе. Нужда стягивала горло, а извращенцы находились всегда. Они останавливались, ласково проводили по его губам, оттягивали назад волосы и целовали своими погаными ртами. Дальше затаскивали в машину и делали очень больно. Это было хуже всего и после третьего раза Саша даже не пытался вот так подработать.
Параллельно он искал другую работу, работал уборщиком, а в голове у себя шутил, что он менеджер по экотехнологии. Времени свободного особо не было, и время летело, словно Формула 1. Саша не заметил, как прошла весна, лето. Заметил только, что пришла осень, когда пришла пора убирать листья. В 2018 дождей особо и не было, часто выглядывало солнце, полтора месяца было ещё тепло, что несказанно радовало Сашку, и он долго бегал в стареньких кроссовках, которые когда-то удачно купил за бесценок.
Вечер восьмого ноября был другим. Саша шел по Тверской, к станции метро, когда произошла авария. Машины стояли в пробке, уже привычные московские пробки, когда вдруг огромная фура вылетела на встречную полосу и протаранила около десяти машин и завалилась набок, загоревшись. Слава богу, Саше довелось видеть все это издалека. Машина, это был бензовоз, взорвалась, как маленькая водородная бомба, вокруг стоял давящий шум. Люди кричали, выбегали из поврежденных машин, рыдали, вытирали с губ кровь. Сердобольные пешеходы пытались вызвать скорую помощь. Саша с ужасом наблюдал эту вакханалию из мяса, костей и дымящегося металла, одновременно пытаясь набрать МЧС.
Шесть машин скорой помощи приехали на удивление быстро, следом подкатили пожарные — неудивительно, авария была огромной. Уже после, минут через пятнадцать, подъехали МЧС и полиция. Саша побежал помогать. Это было ужасно. Кровь, неподвижно лежащие на снегу люди с мёртвыми, пустыми глазницами, огонь, слёзы. Помогая вытаскивать людей из машин, Сашка кое-как подобрался к эпицентру, где работало МЧС. Оно распиливало машину. «Хорошая тачка, дорогая», — невольно заметил Петров, тут же одёргивая себя. Стекла были выбиты, весь перед смят тем самым бензовозом. Рядом слышались истошные крики девушки, которая билась в руках полицейских.
— Олег! Олег! Ну же, помогите ему! — девушка уже почти хрипела.
— Девушка, мы делаем все, что в наших силах, — голос полицейского чуть заметно дрожал, но он пытался оставаться спокойным.
— Вы делаете недостаточно! — выкрик остался без ответа.
Саша застыл, его постоянно толкали. Машину наконец распилили. Подбежали врачи и медленно начали доставать оттуда тело. Саша пытался рассмотреть его, но успел заметить тёмные растрёпанные волосы и бледное лицо.
— Юноша, вы в порядке? — Сашу с беспокойным видом потряс за плечи какой-то врач.
— Да… — Саша не мог оторвать взгляда от неподвижного тела мужчины, которого погружали в машину скорой помощи. Он и сам не понимал, что такого он мог заметить в этом мужчине, почему он отчего-то показался ему знакомым, почему на глазах невольно навернулись слёзы. Наверное, он отвык видеть страдания других.
— Отойдите и не мешайте работать, — строго произнёс это врач, грубо толкнув парня в сторону. — Это вам не шоу.
Да, действительно не шоу. Саша почти ощущал физическую боль всех этих людей, но больше всего — он был уверен, что безосновательно, — думал о том мужчине и девушке, бившейся в руках полицейских. Что-то было знакомое и в тех волосах, и бледных контурах лица; что-то заставляло Сашку чувствовать всю эту боль.
Вернувшись домой через час, Петров включил телевизор, где как раз говорилось об аварии. Он смотрел его довольно редко, но сегодня, сегодня он должен был знать, что рассказывают в новостях.
— По предварительным данным погибло семь человек, — сообщила хорошенькая репортёрша с таким же обеспокоенным видом, как у доктора, с которым Саше случайно пришлось вести разговор, — пятеро находятся в критическом состоянии, в том числе актер и театральный режиссер Олег Евгеньевич Меньшиков. Ещё трое в больнице, остальным помощь оказана амбулаторно… — дальше слушать Саша не стал. Он вспомнил, что девушка кричала «Олег, Олег!» — та самая девушка рядом с мужчиной с тёмными волосами. Кажется, это была жена Меньшикова. Да, никто не застрахован от несчастных случаев, но Петрову эта история отдалась каким-то особенно болезненным отзвуком в сердце, он всё думал и думал, вспоминал все фильмы с Меньшиковым, как хорошо и весело тогда было… Потом Саша почему-то вспомнил свою мать, и настроение окончательно испортилось.
Наутро все разговоры только и шли об этой аварии. К утру из пятерых критических пациентов осталось четверо. Жизни этих четверых тоже висели на волоске, а прогнозы были не совсем что бы утешительные. На Тверской уже лежали венки, на тротуаре стояли цветы и свечи, уютным особняком расположились мягкие игрушки. В Москве был объявлен траур, флаги были приспущены. Город затих в ожидании. Саша тоже купил букет гвоздик и положил к другим цветам. Он ценил жизни людей, пусть даже и незнакомых.
Через пару дней пришла новость, что жизням этих четверых ничего не угрожает, чему парень несказанно обрадовался. Это была единственная хорошая новость за последние несколько дней, он весь день выглядел каким-то особенно счастливым и даже сделал комплимент проходившей мимо девушке — она одарила его очаровательной улыбкой. Венки и цветы пришлось убрать, они засохли и были страшными.
Нормальной работы так и не нашлось, однако в конце ноября Саша встретил анонимное объявление о том, что требуется уход за больным человеком. Зарплата была прописана на удивление хорошая, даже очень высокая для такого несложного занятия. Все это попахивало аферой, и поэтому Петров позвонил не сразу, но все же, конечно, позвонил. Трубку сняла девушка. Её голос показался Сашке смутно знакомым, но он не придал этому слишком большого значения — ему думалось, что он заочно знает весь мир, а значит, в этом нет ничего удивительного. Ему дали адрес больницы, откуда надо было забрать того, за кем Саше придется ухаживать. Утром Саша приехал в больницу, назвал номер палаты и прошел внутрь. Там в инвалидной коляске сидел человек, лицо которого Саша узнал почти сразу же.
***
31 декабря 2017 года.
Холод был собачий, а Сашу заставили выйти на работу, несмотря ни на его плохое самочувствие, ни на то, что, вообще-то, наступал, Новый Год. Снег налипал на лопату с каждым разом всё сильнее, руки уже не поднимались. Лом казался неподъемным. Было скользко и темно. Саша неудачно поставил ногу на тротуар и упал. Боль в ноге была жуткая, Петров вскрикнул и понял, что встать он не сможет.
На улице никого. Все отмечают Новый Год. От боли Саша потерял сознание.
Он очнулся от того, что кто-то растирает его щеки снегом.
— Молодой человек, очнитесь! Что-то случилось? — до ушей донёсся чей-то приятный голос. Открыв глаза и сфокусировав зрение, Саша понял, что на него смотрит мужчина средних лет с темно-вишневыми глазами.
— Нога… Я её, наверное, сломал, — прохрипел Саша. Ногу тут же словно пронзило лезвием, и он скорчился от невыносимой боли.
— Я не врач, но я вызываю скорую, — незнакомец отошёл и кому-то позвонил.
Он остался с ним до самого приезда врачей. В конце улыбнулся, шепнул на ухо что-то ободрительное и приветливо помахал рукой, пока Сашу увозили с обморожением и сломанной ногой.
***
8 ноября 2018 года.
Неподвижное тело с бледным лицом, которое заносят в машину.
***
Саше Петрову в глаза смотрел Олег Меньшиков.
