сладкий панк-рок

— Линдси, что это?! — у Уэя совсем сдают нервы. Он сам сдаёт. По всем фронтам. Линдси — хорошая сожительница, не так ли? Просто отличная. Невероятная. Вот уже три недели Джерард живёт на одной рекламе, потому что все его клиенты вдруг перестали писать и выпускать новую продукцию. При пробуждении ему хочется плакать, потому что, поступая в художественную академию и оставляя там свои лучшие годы, он не представлял себя таким. Таким жалким, ничтожным и зависимым. — Прости, Джерси, я всё уберу, — Линдс поправляет короткую юбку и гасит сигарету (жаль, что не об своего соседа). Эта мысль не даёт Джерарду покоя ещё несколько дней. /// Он просыпается от тревожного чувства, что всё идёт как-то не так. Майки ещё не вернулся с вечерних занятий в каком-то музее, куда его подгруппу по музеологии отправляли по субботам, и дверь в комнату заперта. Одиночество - удел сильных людей. Уэй уснул прямо во время обработки фотографий, и телефон на лице заметно нагрелся, обжигая. — Чёрт, — Джерард нервно дёргается, поджимая губы. Джерард чертовски слабый. Временами. В коридорах непривычно пусто, а около уборной не толпятся кучки блеющих первокурсников, и можно умыться без риска выслушать чьё-нибудь нытьё о приближающихся экзаменах. Джерард, конечно, знает не понаслышке, какой это стресс. — Наконец-то ты смываешь все блёстки, — как Фрэнк оказывается рядом, неизвестно. В руках у панка чайник, а на лице — ежедневная ухмылка. Джерард точно его не ненавидит. Просто не переваривает. — Мне помочь тебе? — Айеро кладёт ладонь на плечо Уэя, и, дёргаясь, блогер видит собственное потерянное лицо в зеркале над раковиной. Влажные блёстки облипают щёки и губы, сейчас он выглядит действительно потрёпанным и разбитым. Подписчикам бы понравилось. Всем же так нравится, когда Джерард страдает. Фрэнк ухмыляется сильнее: — Да ладно, чего ты пугаешься? Это просто сладкая месть, — и убирает руку. — Джам была в восторге от этих крестов, что ты нарисовал. — Джам? — Джерард ведёт ладонью по щекам, пытаясь отмыться. Не получается. Ничего. — Она ведёт дела нашей группы. Уэй делает закладку: «Он использует слово «наше», а не «моя». Неизвестно зачем. — Да вы серьёзные ребята, да? Фрэнк набирает воду, и Джерард замечает татуировку скорпиона у него на шее. На одной из сторон не хватает лапки, но это же не страшно. Это панк. Очередная концертная штука. — Уж явно не второсортная претензия на панк, — Айеро задирает нос, и в электрическом свете кажется ещё бледнее и загадочнее. — Я слышал, что все тамблер-парни в восторге от кофе, но у меня нет денег на Старбакс, поэтому пошли ко мне в комнату. Могу даже подписать тебе стакан, если хочешь. Уэю будет достаточно, если он просто перестанет пить из жёлтой кружки и та снова перекочует в руки блогера. Но почему-то он соглашается. Фрэнк живёт в другом крыле их несчастного четвёртого этажа. В его комнате, к счастью, не нереальный беспорядок, как от Линдси, но по пути музыкант успевает поднять с пола толстовку и какую-то тетрадь (наверное, это те же несчастные конспекты, в которых тонет Майки). — Присаживайся, — Фрэнк отодвигает в сторону целую кипу из подушек и плюшевых собак и аккуратно прислоняет акустическую гитару к стене. Сразу видно — дорожит ей бесконечно, как и все панки. Позер. — Я могу потом сфотографироваться с ней? — спрашивает Джерард, всё ещё пытаясь оттереть лицо. — Только без блёсток. Блёстки, в отличие от СПИДа, передаются через прикосновения, а моя Тьма не переживёт этого. Уэй фыркает от смеха, и Айеро бросает на него взгляд со своей рабочей — левой — стороны, а потом говорит: — У меня нет венерических заболеваний… и СПИДа тоже. — Я хочу ту чёрную кружку с Парижем, — отвечает Джерард. — Ладно, а печенье? Оно с кокосом. — Нет, я не голоден. /// Его фотографию с гитарой Фрэнка, которую тот, как оказывается, ласково зовёт Тьмой, лайкает пять тысяч пользователей инстаграма, и Джерарду кажется, что он продал душу дьяволу за такой успех. Конечно же, его директ взрывают сообщения с приглашениями стать фронтменом каких-то нежных попсовых групп и просьбами сыграть что-нибудь хотя бы в историях. Предсказуемо, но приятно. Он же заслуживает хотя бы немного внимания, да? Всем людям нужны люди. Всем людям нужны лайки, комментарии, сообщения и смайлики, чтобы чувствовать себя важными и настоящими. Линдси делает ставку, что секрет популярности кроется в отсутствии блёсток. А у Майки на полке с посудой появляется бокал с Парижем. И не то чтобы это что-то значит. /// Комната младшего Уэя — проходной двор, но это не значит, что она не может быть удобной. Джерард уговаривает брата съездить за новыми полками, за парой полотенец и гирляндами с единорогами, от которых историк в полном восторге. — Фрэнк учит меня играть на гитаре, — говорит он, пока они едут в душном для начинающейся зимы автобусе. — По средам. — Да, хорошо, гитара — это отлично. Тебе нравится? — Джерард ставит лайк очередной модели, которая рекламирует магазин сладостей. Заметка: «Купить там что-нибудь для Майки на Рождество». — Угу. Я в восторге. — Вы уже выучили что-нибудь? — бодро интересуется, пролистывая истории одной знакомой из Испании — Уэй не знает испанского. — Нет. — Сыграешь мне что-нибудь, как научишься? — Джерард наконец-то блокирует телефон и натыкается на равнодушный взгляд Майки. Заметка: «ЧТО Я СДЕЛАЛ ТЕБЕ? ПОЧЕМУ ТЫ СТАЛ ТАКИМ?» — Например, Creep от Radiohead. — Ты до сих пор обожаешь эту песню? — историк усмехается. — Да… наверное… да, — кивок в ответ заменил бы весь неуверенный трёп. Они не успевают распаковать пакеты вместе. Не успевают поговорить, как в старые времена, когда Майки был для него не просто братом, а лучшим другом. Теперь младший успешно проходит социализацию, заводит приятелей и знакомых, весело проводит выходные в музее и в посиделках за разговорами, а Джерард просто горбится над телефоном или рисунками. Майки уезжает на практику, и ноги сами несут Уэя в комнату Фрэнка. Людям нужны люди? На двери у него три стикера с черепом и жёлтая полицейская лента. Джерард знает, что соседи панка такие же отбитые позеры, поэтому они за любое разрушение эстетики. Уэю хочется вломиться в убежище, нарушить тишину и быть полным хаосом, но Джерард просто стучится. В своём последнем посте он писал о банальной вежливости. — Привет. Фрэнк выглядит довольным, как собака, которой бросили мячик. — Привет. Снова здесь? — Я всегда здесь, — Джерард пожимает плечами. — Отстой, — у Фрэнка тёмно-синяя футболка и чёрная кофта с огромными длинными рукавами. В неё бы уместилось по меньшей мере два Джерарда. — Я привёз плакаты, чтобы Майки не высох от тоски. Поможешь с ними? — Знаешь, у меня тут минирепетиция, — Фрэнк перекатывается с носков на пятки, как будто нервничает. — Ты играешь один? — Джерард заглядывает за спину музыканта, осматривая знакомую тёмную комнату. — Я могу посидеть с тобой? — Что, так одиноко? — ухмыляется студент, пропуская гостя вовнутрь. — А тебе? — Уэй забирается с ногами на разобранную кровать с плюшевыми псами. Джерард точно знает, что одного зовут Лойс, а другого — Бакет. — Со мной Тьма, — Фрэнк усаживается рядом и обхватывает музыкальный инструмент руками. — Со мной рюкзак, — художник достаёт аккуратный скетчбук с парой наклеек от Линдси. — Я просто порисую, а ты можешь репетировать, ладно? — Ладно, — кивает Фрэнк, а потом трёт ладонью лицо. Пауза затягивается на долгих пару секунд. — Я на самом деле пишу песню для нашего дебютного альбома, поэтому не смейся, ладно? — Ладно. Джерард открывает фотографию, которую хотел зарисовать ещё пару дней назад, но никак не находил времени. Теперь, когда Линдси не отвлекает его очередным сериалом, болтовнёй со своими закадычными друзьями и длинными попытками выполнить заказ вовремя. Уэй любит свою сожительницу, конечно, просто ему время от времени нужно немного пространства. Фрэнк молча перебирает струны. Первые несколько секунд спокойно, а после — всё напряжённее и напряжённее. Джерард рисует каркас — пара плавных линий: вся резкость осталась в прошлом, в тройках за академический рисунок, в отчётах по анимации и провалах на графике. Фрэнк молчит, и его музыка не может сказать Джерарду ничего, кроме того, что она немного агрессивная и депрессивная. — О чём эта песня? — О лжи и супер-клее. — Да? — Джерард чуть улыбается, но прячется за рукавом свитера, думая, как одно можно связать с другим. — Там что-то вроде: «Ооо, ты так много лжёшь, что я просто залью твой грязный рот клеем». Фрэнк фыркает от смеха, и у художника теплеет внутри. — Нет, но почти, — Айеро перебирает ещё пару струн, как будто пытается отличить два одинаковых звука друг от друга. — Ты совсем ничего не понимаешь в панк-роке, тамблер-парень, хотя и неплохо поёшь. — Эм… — Уэй опускает голову. — Спасибо, да. Так что же там? — На самом деле я ещё не уверен в своём вокале, мы обычно поём песни пополам с басистом и… — Да брось, — Джерард глядит на музыканта, который, кажется, действительно начал смущаться. Джерард уже обожает это чувство, когда он может застать Фрэнка врасплох. — Тут только я, да и твои слушател… — Скажем так, — Айеро прочищает горло, и его щёки краснеют, — мы пока не самая популярная группа. И наша музыка… эээ… никого не интересует? — Но я интересуюсь музыкой, — Уэй пододвигается ближе, ненароком сравнивая себя с Линдс, которая всегда доставала художника своими разговорами во время работы. — Спой мне что-нибудь, пока я рисую, ладно? — Ладно. Джерард снова возвращается к начатому эскизу, думая о первичном лайне и том, стоит ли давать законченной работе цвет. Он совсем не ожидает услышать то, что слышит: — Когда ты был здесь прежде, я не мог заглянуть тебе в глаза. Его губы дрожат от знакомых слов и мотива. — Ты просто как ангел, и твоё сияние заставляет меня плакать. Тёплая улыбка сама размораживает лицо, когда он понимает, что Фрэнк специально меняет слова для него и правда очень старается попасть в ритм и выдержать нужные паузы. — Ты паришь лёгким пёрышком в блестящем мире. Я бы хотел быть уникальным, ведь ты, блядь, самый особенный. Фрэнк снова смотрит на Джерарда, как и всегда. По-простому и совсем не таясь. Это Уэю по каким-то причинам вечно приходится прятать взгляд, задыхаясь от невозможности быть таким же разрушительным и настоящим. — Но я подонок, я чудило… что, чёрт возьми, я здесь делаю, если это место не для меня? Он видит маленькую татуировку на пальце музыканта и успевает подумать, что с ней связана какая-нибудь сумасшедшая история, ведь у Айеро есть настоящая жизнь, полная удивительных вещей. Он играет в рок-группе, живёт с позерами, дружит с его необщительным братом и делает всё, что хочет. — Меня не волнует, если это больно, мне так хочется взять над собой контроль и обрести прекрасное тело и чистую душу. Это Джерард не может сбежать от самого себя, запертый в ненависти и принятии. — Я хочу, чтобы ты замечал моё отсутствие. Ты пиздецки особенный, и я хочу быть равным тебе. Фрэнк всё ещё смотрит на него, будто ищет ответы на несформулированные вопросы. — Но я подонок, я чудило… что, чёрт возьми, я здесь делаю, если это место не для меня? Джерард сам не замечает, как начинает петь невпопад, и гитарист почему-то не останавливает его: — Всё равно, что делает тебя счастливым. Всё равно, чего ты хочешь. Ты всё ещё самый необычный, и я хочу быть таким же. Айеро отыгрывает ещё пару аккордов, прежде чем окончательно остановиться и не смерить Уэя взглядом странного довольного кота. Линдси таких обожала, а Джерарду всегда больше нравились собаки. Даже плюшевые. — Знаешь, у тебя очень красивый голос, — наконец говорит Фрэнк. — У тебя тоже. — Ты обязан прийти на наш концерт когда-нибудь. — Чтобы окончательно убедиться, что вы второсортная пародия на панк-рок? — он не скрывает тонну иронии. — Много ты знаешь о панке, ангелок. — Это отвратительно, — Джерард по-глупому улыбается на навязчивое прозвище. — Ооо, — тянет Фрэнк, снова беря знакомые аккорды, — твоя улыбка заставляет меня плакать. — Ужасно, — художнику хочется закатить глаза, перестать улыбаться и снова превратиться в угрюмого парня из своего инстаграма, но он не может быть им всё время. — Хочешь печенья? — Нет, но лучше сыграй мне что-нибудь о любви и леденцах. — Я даже не хочу знать, что это за песня… типа… хреновая метафора, да? — Фрэнк посмеивается. — Ты сейчас оскорбил все мои светлые чувства, — Джерард кидает в панка мягкой игрушкой, но специально промахивается. — Это True love waits, и я её обожаю.