сладкий панк-рок

Джерард снова начинает есть. По кусочкам, с болью и отвращением. Потом - маниакально, пихая в рот всё, что попадается на пути. Ему хочется больше, чем он может себе позволить. Чем он заслуживает. Джерард не прекращает ненавидеть себя. Он просто осознаёт, что если он не поест сейчас, то он не сделает этого никогда. Вся еда мира исчезнет, потому что он просто-напросто не доживёт до следующего дня. Джерард ест. Джерард открывает пачку за пачкой. Джерард не жуёт - он просто голоден. Ему нужно это. Ему хочется этого. Он должен есть. Джерард просыпается в крошках и с чувством вины на кончиках пальцев. Сколько калорий он съел? Десять тысяч? Пятнадцать? Тридцать две? Почему никто не пришёл и не остановил его? Почему никто в супермаркете не ударил его возле кассы и не прокричал: "Куда ты тащишь еду?! Ты недостоин её! Ты же снова превратишься в развалюху с салом! Подумай!" Джерард не думал. Джерард ел. А сейчас он снова наедине с собой и своим телом, и ему очень страшно. Первое, что делает Уэй - это открывает фронтальную камеру, одновременно боясь и всё же надеясь, что он наел себе такое лицо, которое не влезает даже в широкий дисплей, потому что он достоин быть уродливым. Самым уродливым и отвратительным на планете. Но нет - всё остаётся прежним: Джерард похож на лохматое и заплаканное чучело самого себя из лучших селфи в собственном профиле. После Джерард включает ежедневный автопилот: умывается, долго смотрит в зеркало, пытаясь ему улыбнуться, открывает окна, чтобы проветрить комнату (плевать, что зима уже окутала одеялами город), и записывает утреннюю историю, в которой желает подписчикам хорошего дня. Он не помнит, как проводит день. - Как дела с лого? - спрашивает Линдс, врываясь с очередной выставки, и от неё пахнет вкусной карамелью. Кажется, когда-то давно Джерард носил такие конфеты в кармане старой куртки, которую он больше никогда не вытащит из шкафа. В студии пахнет усталостью и зимой, потому что он снова выпал из реальности со своими никому не нужными проблемами. - Я купила нам еды, - говорит соседка, выкладывая что-то из сумки. - Я не голоден, - Уэй пожимает плечами, как будто ему всё равно, а после кутается в пуховик. - Пойду прогуляюсь. - Уже поздно, Дже... - Да не лезь ко мне, господи, Линдси, хотя бы раз в жизни дай мне ёбаное личное пространство. Сколько можно?! - Джерард с силой тянет себя за волосы, желая хотя бы на несколько секунд прервать нещадный поток мыслей, в котором он утопал несколько часов подряд, садясь рисовать, а после снова вставая и подходя к зеркалу. Жалкий, жалкий, жалкий Джерард. - Джерси. - Я ухожу, - ноги сами спускают его к парадной. Так сильно хочется перестать зависеть от собственной слабости. Снег бьёт Уэя по щекам. Конечно, не так больно, как тот этого заслуживает, но всё же ощутимо и неприятно. Он каким-то чудом ловит последний автобус, и контролёр неодобрительно смотрит на растрёпанного парня со следами чёрной краски на щеках - рисовал сначала логотип, бросил, рисовал заказ, бросил, рисовал, бросил, бросил, бросил. Джерард не умеет по-другому, потому что он ничтожество. Холодное стекло окошка морозит лоб, и не спасает даже тёмная чёлка. Когда-то у Джерарда были русые волосы, которые все называли мышиными, и короткая стрижка с претензией на стиль плохого парня из фильмов семидесятых. А ещё он весил под сто килограммов и ловил смешки даже от тех, кого хотел считать хорошими знакомыми. Сейчас Джерард умещается с ногами на сидении автобуса. Мокрые, аккуратные, но чертовски неудобные ботинки пачкают куртку, но сейчас Уэю всё равно. Его с натяжкой можно назвать маленьким или хрупким. Его с натяжкой можно назвать худым, но он чувствует себя полностью истощённым, будто его тело больше не принадлежит ему. Будто оно - лишь сосуд для еды и боли, которую Джерард уже не может испытывать. - Но я подонок, я чудило… что, чёрт возьми, я здесь делаю, если это место не для меня? - тихо напевает Уэй себе в колени. - Парень, ты пьян? - контролёр кривится, подходя к блогеру. - Нет, - Джерард качает головой, затравленно глядя на незнакомца. - Тогда прекрати выть и сядь нормально. Блядский боже. К Майки нельзя идти с пустыми руками. Майки же ещё ребёнок, который не умеет заботиться о себе, который только заводит друзей и старается на учёбе, который... Это Джерард из них двоих самый взрослый. Должен, по крайней мере, им быть. Джерард обнаруживает себя плачущим возле стенда с яблоками, и ему почти физически больно смотреть на еду, которую он больше не может себе позволить после такого-то срыва, который он точно так же не мог себе позволить. Джерард плачет, потому что он не может позволить себе хорошее общение с Майки. Потому что он не может позволить себе постоянную работу. Потому что он не может позволить себе непостоянную работу. Потому что он не может позволить себе продуктивно рисовать заказы и повышать на них цену. Потому что он не может позволить себе есть. Потому что он не может позволить себе показывать свои настоящие эмоции. Потому что он не может позволить себе выбиться из собственного образа страдающего, но при этом светлого мальчика, который так и не сумел выйти из дурацкого кризиса личности. Потому что он не может позволить себе влюбляться во Фрэнка, поехать с ним в тур и открыть всё, что есть у Джерарда, хотя там ничего и нет. Потому что он не может позволить себе любить и жить. Просто жить так, как он сам посчитает нужным. - Знаешь, даже если ты наплачешь целое море, то они всё равно заставят тебя платить, - Фрэнк появляется почти из ниоткуда, опираясь на стенд с бананами и ананасами. И Джерард был бы рад не видеть его, но был бы абсолютно несчастен, если бы его здесь не было. - Признавайся, Джи-Джи, ты что-то разбил? Уэй лишь качает головой. - Майки снова эксплуатирует тебя как няньку? Фрэнк, наверное, даже не понимает, что Джерард плачет всерьёз. - Хочешь, я куплю тебе все печенья в магазине? Он так жалко всхлипывает, что действительно желает наплакать целое море, чтобы утопиться в нём или утопить дурацкого панка с его дурацкими шутками. Айеро берёт его за руку, и они идут меж стеллажами с продуктами прямиком к стойке со сладостями. Фрэнк сваливает в корзину всё, что видит, и Джерарду становится плохо, когда он автоматически высчитывает калории. Две. Остановите. Три. Его. Полторы. Кто-нибудь. Десять. Пожалуйста. Сто тысяч. - Фрэнк, - тихо зовёт Джерард, и это единственное, на что его хватает. Он уже не плачет - не может вечно реветь при ком-то, потому что все проблемы Уэя должны решаться им самим. Никого не ебёт, что и как там у жалкого Джерси, который не научился жить и ненавидеть себя правильно. На кассе Айеро не возится долго - просто расплачивается карточкой, и Джерард вспоминает, как сам всё время отсчитывает мелочь и раздражает всех неловкой улыбкой. - Что случилось? - спрашивает Фрэнк по-серьёзному, когда они сидят на лавочке около университетского общежития и на них смотрят сотни зажжённых окон. Сессия ведь, да. Только один-единственный панк не учится и не спит, а возится со своим дружком-художником. - Ничего, - у Джерарда голос охрип от слёз и мороза. - Дай мне сигарету. Потому что если и показывать свою боль, то только так. - Ты разве куришь? - даже в полумраке видно, как Фрэнк щурится. Музыкант сам этого хотел. - Мне двадцать два, я могу делать всё, что хочу, - шипит Уэй, напоминая самому себе обо всём плохом, что он тщательно скрывает. Если он хочет почувствовать чужую боль, то пусть будет готов к ней. - Ну-ну, - Айеро всё же вынимает пачку. - И зажигалку тоже, - решительно командует брюнет. - Окей. Конечно, при первой же затяжке Джерард начинает кашлять, потому что никогда не курил по-серьёзному. Пробовать-то пробовал, но не так, чтобы действительно понять, что такое сигареты и как с помощью них можно разрушить в себе всё, что должно быть разрушено. Фрэнк подпирает рукой голову, и на его перчатках всё ещё нет пальцев. Холодно, наверное. Но Джерарду должно быть всё равно, поэтому он делает затяжку, тут же начиная задыхаться. Крупные слёзы катятся по щекам от никотинового дыма, в горле - настоящая сажа. - Я даже не знаю, что ска... - Айеро прерывается, когда художник подносит зажжённую сигарету к ладони, желая погасить её о кожу и показать, доказать, что ему по-настоящему больно, что он умеет чувствовать, что он... нуждается в помощи. - Ты ебанутый? Не в мою, блядь, смену. Музыкант выбивает из слабых ладоней бычок, как будто это орудие убийства. - Никаких других смен нет, - зачем-то говорит Уэй. - Мне похуй, - перебивает его Фрэнк. - Чего ты, блядь, пытаешься добиться всем этим, а? Хочешь, чтобы я жалел тебя, да? Ой, я Джерард, я никогда не ем, страдаю на камеру и начинаю селфхармиться, уууу, пожалейте меня! Он громко выдыхает через ноздри, потому что дышать после сигарет действительно сложно. - Я не собираюсь тебя жалеть, Джерард, потому что не хочу. Ты мне нравишься без всякого эмо-дерьма, так что завязывай, серьёзно. И Майки тебя любит, потому что ты его брат, а не потому что ты возишься с ним каждые, блядь, выходные, не давая расслабиться. И твоя Линдси живёт с тобой, потому что ты охуенный друг, а не потому, что ты рисуешь её и рекламируешь её выставки. И твои подписчики ставят на твои селфи сраные сердечки, потому что им нравишься ты. Любой ты. Как и всем остальным. Прекрати страдать, потому что хочешь кому-то нравиться, потому что ложь не нравится ни одному нормальному человеку. - Я не выдумываю свои страдания, - выдавливает Джерард. - Мне правда плохо сейчас. - Да знаю, - Фрэнк закуривает сам. - Я, наверное, не так выразился, но... люди любят тебя не потому, что ты страдаешь. Не думай, что из-за мук они будут любить тебя больше. Любовь не нужно заслуживать таким способом. Её вообще, по-хорошему... ладно, просто иди нахрен. Уэй выдавливает истеричный смешок, как будто ему снова пятнадцать. Хочется просто исчезнуть, чтобы не портить ночь Фрэнку, которую он наверняка собирался потратить на печенья и Тьму. Ну или он собирался трахнуть кого-нибудь из своей десятки и заразить СПИДом. Ёбаный Фрэнк. - Ты серьёзно злишься, потому что я открыл тебе глаза на правду? - спрашивает Айеро. - Чего? - Когда ты злишься, то начинаешь ужасно хмуриться, как будто переубиваешь сейчас всех в округе. - И? - Ты сейчас хмуришься. - Ну прости, - Джерард облизывает губы, - что не могу быть добрым и позитивным постоянно и что у меня есть эмоции. Мне иногда бывает очень плохо, иногда мне хорошо, иногда я злюсь, а иногда я писаюсь от счастья. - Реально писаешься? - Фрэнк выдыхает сизый дым и смеётся. - Эй, это, вообще-то, такое выражение, - Уэй сам не понимает, как сам начинает посмеиваться, - а ты ёбаный извращенец. Что, хочешь увидеть, как я ссу, чёрт возьми? - Да раздевайся, - панк облокачивается вбок на оставшуюся часть лавочки. - Ночь. Улица. Я около общаги, а мой любимый блогер ссыт мне... - На лицо, - выплёвывает Джерард. - Кинково. - Иди ты, - всё же посмеивается и прислоняет замёрзшие ладони к щекам, глядя, как гаснет очередной огонёк в здании. Прямо сейчас кто-то лёг спать, но, скорее всего, этот кто-то ещё долго провозится на кровати в тяжёлых мыслях об экзаменах и будущем. Уэю даже невольно становится легче от собственного смеха. Ну или от разговора с эти грёбаным позером. - Майки сейчас нет дома, - говорит Фрэнк, докурив. - Почему? - Он уехал к своей девушке, - пожимает плечами панк и, встав на ноги, подбирает пакет с тонкого слоя снега. - У него есть девушка? - Джерард жуёт губу. - Да я сам в шоке, - Айеро ухмыляется. - Я думал, что Майки гей и это у вас семейное. - Иди нахрен, - Уэй шутя бьёт собеседника по коленке. Тот выглядит таким красивым на фоне бесконечных умирающих огоньков, и Джерард жалеет, что его глаза не делают снимки, а в голове действительно не появляются заметки. Эту бы он отметил как одну из самых важных, которую нельзя ни удалить, ни выжечь. - Можешь переночевать у меня, кстати. Художник поднимается на ноги, и те едва его держат, напрягаясь от усталости и голода. - Я не собираюсь ссать тебе на лицо, - предупреждает Джерард. - Не больно-то и хотелось, - хмыкает Фрэнк, открывая перед ним дверь и пропуская блогера вперёд. На посте охраны Уэй снова натягивает на себя маску серийного убийцы, хотя, вроде, даже уже не злится на всех и вся. Только на себя немного. За глупую глупость, за показушничество, за... всё. А в лифте смотрится в зеркало, вытирая остатки краски, подмытые слезами, с лица и поправляет угольно-чёрные волосы с чуть отросшими корнями. И всё это время Фрэнк смотрит на него, не отрываясь. Господи, ну и кто из них маньячина?! В комнате у позера нет других позеров, поэтому Джерард тут же садится на кровать Фрэнка, на которой аккуратно лежит Тьма, на которой появился ещё один стикер. - Ты будешь есть? - спрашивает Айеро, возясь с молнией куртки. - Нет, - художник качает головой, думая, что сейчас его волосы выглядят лучше, чем тогда в магазине, поэтому он может быть чуть увереннее в себе. - Тогда сразу ляжем спать, окей? - Фрэнк зевает, закидывая пакет на соседнюю кровать. - Я чертовски устал за сегодня. - Репетировал? - наивно интересуется Джерард, наблюдая, как панк протирает лицо влажной салфеткой. - Если бы, - фырканье в ответ. - Джам тоже теперь требует от меня зачётов, хотя я говорил ей, что они вообще бессмысленны. Это всё твоё дурацкое влияние. Я сказал ей, что ты поставил мне ультиматум, а она только поддержала эту затею. - Ты... - Уэй немного мнётся. - Ты рассказываешь обо мне своим друзьям? - Ну да, - Фрэнк стягивает чёрную футболку, и Джерард понимает, что не готов к такому раскладу событий, поэтому, запечатлев в памяти татуировку с надписью "Надежда" и огоньком на груди, тут же отводит взгляд. - Бля, Джи-джи, не парься, я не собираюсь тебя пока что совращать. Мне просто нужно переодеться. Тебе, наверное, тоже, если хочешь. Уэй тут же возвращает взгляд к жилистым плечам Айеро и констатирует факт: - Мне твоё не налезет. - Издеваешься? - Фрэнк бросает на кровать большую зелёную футболку с изображением белой гитары. - Налезет. - Пф, - Джерард приподнимает одежду за воротник. - Это чудо хотя бы чистое? - Хуй знает, - панк чешет макушку и замирает в глупых трусах с Дэдпулом. Уэйю почему-то снова хочется хихикать, но он осекается, увидев глубокие шрамы от окурков и порезов на бёдрах Айеро. Они явно не первой свежести - такие остаются, когда тебе шестнадцать и ты не знаешь, что будешь нести тяжесть этой минутной ненависти к себе вечно. До самой смерти. Именно ею измеряются все "навсегда" человека. Фрэнк понимает, что его нашли. Рассекретили. Вывели на чистую воду. Он просто надевает шорты до колен и бросает к зелёной футболке растянутые пижамные штаны с огромным пятном от свёклы. Те самые, которые он давал Джерарду пару недель назад. - Мне отвернуться, пока ты переодеваешься? - уточняет Айеро. - Да. И Уэй правда благодарен ему за этот вопрос. После переодеваний Фрэнк аккуратно укладывает Тьму в чехол, шутит про вампиров и гробы и гасит свет. Они ложатся с Джерардом под одно одеяло, и художник думает, что его панк даже не почистил зубы и что это отвратительно и очаровательно одновременно. Впрочем, Уэй даже не вымыл руки после улицы, так что они абсолютно равны и безнадёжны. - Можно я обниму тебя? - спрашивает Джерард, стараясь разглядеть профиль Фрэнка в ночи. - Да хоть поссы, - сонно отвечает Айеро. - Ненавижу тебя, - Уэй закидывает одну ногу на торс музыканта и думает, что в этот момент ему действительно легче до такой степени, что хочется быть. У Джерарда нет сил на анализ, на вопросы самому себе. Нет сил на вечные искания и записывание собственных мыслей в воображаемые заметки. Нет сил оправдываться за слёзы, за желание показать Фрэнку, как сильно он страдает, и абсолютный провал этой попытки. - Ты любишь меня, Джи, - шепчет Айеро. - Спокойной ночи. Он губами находит лоб Уэя и, оставив мимолётный поцелуй, тут же засыпает. Джерарду так отчаянно хочется продлить эту секунду и очень громко кричать. /// Джерард просыпается, когда за окном только брезжит рассвет. И ему очень спокойно, хотя он чувствует, как сильно лицо опухло от слёз, а волосы сбились во что-то ужасное. Фрэнк тоже не спит: рассматривает художника и обнимает его, - руки всё ещё тёплые. - Доброе утро, Фрэнки, - шепчет Джерард, боясь разрушить интимную тишину между ними. - Доброе утро, - отвечает Фрэнк тихим сигаретным голосом. - Я успел соскучиться. Уэй моргает: - Ты головой ударился? - и чуть смеётся, утыкаясь панку в плечо и целуя кожу через футболку. - СПИД съел твои мозги? - Как будто они у меня были, - фыркает парень и прикрывает глаза. - Давай ещё немного полежим. Я чертовски устал. Джерард не сопротивляется, но он не замыкает начинающийся день в веках. Смотрит на Фрэнка, вымотанного действительно бессмысленными зачётами и чужими ожиданиями, и понимает, как же для панка сложно делать так, как нужно другим, а не ему самому. Линдси была немного права, когда говорила, что Джерард почти ничего не знает о Фрэнке, но она не осведомлена о заметках, которые Уэй делал у себя в голове: Фрэнк очень добрый и внимательный, он заботливый и очень талантливый. Он немного отчаянный, временами резкий, но совсем не эгоистичный. Он смешной. Он лучший на свете показушник. Джерард проводит рукой по лицу музыканта. Зима обветрила его щёки, но кожа на ощупь всё равно приятная и тёплая. Уэй гладит его по виску, зарывается пальцами в короткие тёмные волосы, и Фрэнк подставляется под ласковые прикосновения. Джерард второй рукой оглаживает подбородок и нежно пробегает пальцами к уху. А после прижимается большим пальцем к сухим губам, чуть сминая их. У Фрэнка небольшой шрам около уголка рта от пирсинга, неглубокие морщинки от частых улыбок и тонкие, аккуратные губы. Айеро прерывает их объятья, и перехватывая ладонь Уэя, оставляет на ней невесомый поцелуй. - Не боишься заразиться СПИДом? - улыбается музыкант в бледную руку со следами чёрной краски. - Он же не передаётся через прикосновения, - Джерард нависает над Фрэнком, одновременно благодаря и проклиная его за закрытые глаза. - Через поцелуи тоже, - хитро произносит панк. - Через мочу тоже. - О боже, Джи-джи, - жалобно стонет Фрэнк, - это шутки про мочу - вчерашний день. - Я старомоден, Фрэнки, - снова опускается до шёпота художник, опаляя дыханием чужое лицо. - Играешь со мной, да? - Айеро приоткрывает один глаз и осматривает вдруг покрасневшего Уэя, которого застали врасплох. - Тебе не нравится? - он наблюдает, как музыкант аккуратно выцеловывает его руки, поглаживая запястья. - У тебя сегодня зачёт? - Ага, - Фрэнк окончательно разлепляет глаза и смотрит с такой нежностью, что становится больно. - Предпоследний. - Хорошо, - Джерард коротко касается губами обветренной щеки, а после заставляет себя подняться и пойти в сторону душа. Там он умывается холодной водой, чтобы согнать отёки, и долго смотрит на свои запутанные волосы. Когда Уэй возвращается в комнату, Фрэнк уже натягивает огромную клетчатую рубашку на такую же большую футболку. - Будешь завтракать? - спрашивает он. - Нет, - Джерард качает головой. - Ты думаешь, что я одному себе всё это купил? - Фрэнк достаёт две кружки из навесного шкафчика и встаёт для этого на цыпочки. - Но... - Джерард, давай так: я приготовлю нам что-нибудь простое, ты это сфотографируешь для истории и мы просто поедим вместе. Хорошо? - Хорошо. Но с одним условием. - С каким? - интересуется Фрэнк, наливая им кофе. - Для фотографии мы возьмёмся за руки, - Джерард чешет лицо. - Думаю, это будет хорошо смотреться.