Рождественский календарь Куинни Г.

Девять мракоборцев и тринадцать сотрудников отделов получения прав на использования волшебных палочек отправились в лазарет после печенья «Тайная любовь». Включая и мистера Грейвса, которого атаковали целых семь представительниц прекрасного пола, а он, как истинный джентльмен, не смог от них отбиться. Но Куинни считала, что такому человеку, как главе мракоборцев лишний отдых будет во благо. К несчастью в их семье так думала только она. — Больше никаких экспериментов! Ты поняла? — скорее поставила перед фактом, чем спросила Тина, как можно суровее смотря на сестру. — Но я… — Из-за тебя половина отдела в лазарете, а у нас и так людей не хватало. А Брукс не мистер Грейвс — ему сложно выполнять и половину его дел! — Мистеру Грейвсу отдых не помешает, — заметила младшая Голдштейн, осматривая их комнату, словно видя ту впервые, а потом покосилась на Тину. — Или твои волнения о нем связаны не только c работой? — Ты сейчас не в том положении, чтобы компрометировать меня, Куинни! Никаких экспериментов ни с выпечкой, ни с украшениями и тому подобным. Не хватало нам искать новую работу в канун праздников. Никаких! Тины еще раз бросила на сестру взгляд не требующих возражений и ушла спать, оставив девушку обиженно дуть губки и недовольно хмурится. Тем же она занималась и на работе, проверяя разрешения на палочку и вновь прибывших в Нью-Йорк, выглядя как хмурая, но все же очаровательная тучка. К счастью для нее, никто из пострадавших от печений не понял, что в этом виноваты сладости и их создательница. Никто вообще ничего не помнили: ее коллеги решили, что головня боль связна с переработкой, которую отрицал мистер Абернати, а мракоборцы думали, что за день до этого слишком сильно «засиделись под прикрытием» в одном из спикизи и результат не заставил себя ждать. Так что Куинни никто не обвинял, кроме сестры, но та иногда вела себя как мракоборец даже дома. А вот запрет на эксперименты с подбором идеального десерта на Рождество был настоящей проблемой, желающей разрушить все ее планы. Можно было приобщить к этому Тину, но та, мало того еще «не остыла», так и привыкла к готовке сестры и к тому же научилась закрывать свои мысли, чтобы их никто не прочел и не узнал. Так что это был не вариант. С каждым часом Куинни мрачнела все сильнее и окружающие это заметили: Терри хотела подойти и узнать, что случилось, и не заболел ли коллега, но услышав, что в лазарете разрешили навестить больных, убежала туда. Остальные же были заняты своими делами. Проведя весь рабочий день в грустных раздумьях, она и не заметила, как все уже разошлись по домам. Тяжело вздохнув, младшая Голдштейн тоже засобиралась, когда к ней подошел Абернати. — Куинни, вы… У вас что-то случилось? — обеспокоенно спросил мужчина и поймал печальный взгляд голубых глаз. — О, мистер Абернати, — произнесла прискорбным голоском девушка и упала на свой стул. — Я поругалась с сестрой. — Ну не стоит так переживать. Вы помиритесь, обязательно помиритесь. — Дело не в этом. Ей нужно было с кем-то поделиться накопившимся внутри, а Абернати был совсем не против выслушать ее, так почему бы и нет? — Помните, как я всех угощаю на Рождество всякими сладостями? — Конечно! Ни разу в своей жизни я не пробовал таких вкусных печений и пирожных, как ваши! — Правда? — поинтересовалась Куинни, загораясь от счастья, но почти тут же потухая. — В этом году этого не будет. Я не смогу выбрать нужный рецепт, потому что Тинни запретила угощать кого-то новыми лакомствами. Она решила не говорить, что перед запретом был случай, лишивший ее отдела половины правых мракоборцев. Много знаний редко кого делают счастливым, решила Куинни. — Но почему? — удивленно спросил ее начальник, не понимая, что могло случиться от простых сладостей, и получил в ответ лишь пожимания тонких плеч и дерганье очаровательных пружинок, в которые его подчиненная закручивала волосы. — Это печально и… Он остановился и, задумавшись на секунду, другую, выпрямил спину и радостно улыбнулся. — Я помогу вам, Куинни. — Поможете? — Я буду пробовать ваши блюда и честно говорить, что с ними не так и мы выберем идеальные угощения на Рождество. После этих слов Голдштейн всего на миг нахмурилась, а потом подскочила и крепко обняла мистера Абернати, который, уловив момент, уткнулся в такие мягкие и ароматные локоны. — О, мистер Абернати! — начала Куинни, то выпуская, то снова прижимаясь к мужчине и чувствуя, как рождественский огонек, почти потухший, засиял как никогда. — Вы самый лучший начальник в мире! Я так рада! Спасибо, сэр! И, чуть наклонившись, легко коснулась губами его гладко выбритой щеки. — Спасибо большое, сэр! Побегу готовить вам первых претендентов! Схватив сумочку, Куинни Голдштейн выпорхнула из отдела, не замечая, как со счастливой улыбкой на губах плавиться мистер Абернати от поцелуя любимой девушки.