Рождественский календарь Куинни Г.

Бабушка Нэнси Дарон, чья книжка с рецептами теперь принадлежала младшей из сестер Голдштейн, была далеко не простым кондитером: все ее рецепты были волшебными. Точнее, если добавить, хоть один из ингредиентов, созданных с помощью магии, то печенье будет действовать, так как и их названия: «Потерянное чувство», «Забытые мечты», «Снежная шапка», «Улыбка клоуна» и так далее. Как это точно работало, Куинни не особо поняла, однако появилось желание спросить у Нэнси, что стало с ее бабушкой — не сожгли ли ту, часом, на костре? Разложив рецепты по группкам так, чтобы они хорошо сочетались, и мистер Абернати не умер от переедания сладкого, девушка все убрала со стола и вздохнула аромат великий дел впереди. Сегодня был выходной, а он, как маленький праздник, всегда заранее приподнимал настроение. В этот раз и у Тины выдался свободный денек, но она отсыпалась в соседней комнате после дежурства. — Да, мистер Грейвс… Извините, сэр, — бормотала девушка себе под нос, сильнее кутаясь в одеяло, чем вызвала усталый вздох сестры. Старшая Голдштейн была на работе даже у себя во снах. Это тяжелый случай. Куинни, встав из-за стола, подошла к ней и поправила одеяло, убирая с лица пряди волос, которая та уже начинала посасывать. Улыбаясь, она легко поцеловала ее в нос, а потом, прикрыв дверь, снова вернулась на кухню. На улице медленно плыли серые тучи, делая дома и улицы внизу мрачнее. Девушка закуталась сильнее в большую кофту светло-лилового цвета, связанную прошлой осенью, немного запутавшись в размерах. Но она была теплой и всегда пахла выпечкой, потому, что ее довольно часто забывали на спинке кресла, когда готовили. Спрятав нос в воротник, Куинни подошла к окну и стала смотреть вниз, где усталые люди шли по улице, стараясь как можно быстрее покинуть это бледное и такое холодное место, чтобы вернуться к себе домой, где ждет семья и разные хлопоты, которые и создают семейный уют. Автомобили ездили туда-сюда, разбивая мостовую и теряясь в кирпичных домах, сливаясь с блеклыми цветами окружающего мира. Закутавшись сильнее, младшая Голдштейн приоткрыла окно, чтобы разглядеть улицу получше, в надежде увидеть хоть одно яркое пятно, но даже фонари, которые только что зажглись, не придали цвета, холодно очерчивая поникшие фигуры и ветки деревьев, колышущиеся на ветру. Тяжело вздохнув, она закрыла окно, чувствуя, как озноб медленно проник внутрь и, начиная карабкаться по позвонкам, собирался проникнуть в самую глубь. Куинни решила, что не позволит этому случиться и сделала себе душистого и теплого какао, которое наполнило воздух чарующим ароматом. Девушка обожала его: в голове тут же появлялись картинки из прошлого, как их с Тиной мама в такие тусклые дни всегда прикрывала их пледом и, приготовив какао, сажала рядом с собой, начиная читать сказки или придумывая свои, а они ей помогали, выдумывая невероятные сюжеты. А потом, когда истории заканчивались, мама относила кружки, вытирала сладкие губы дочерей и, уложив их в кроватки, нежно, как могла только она, целовала в нос, желая самых прекрасных в мире снов. От нее всегда пахло чем-то цветочным и веяло таким уютом и защитой, что когда маленькой Куинни было плохо или страшно, она утыкалась в мамино плечо или колено и просто согревалась, ощущая неповторимую любовь. Мама крепко обнимала ее и говорила, что все пройдет, что все невзгоды, какими бы тяжелыми они не оказались, уйдут и что ее малышка очень умная и сможет справиться со всем. И она верила ей, каждому ее слову, прижимаясь сильнее и желая утонуть в ласке. Взглянув на закрытую дверь, Куинни опустила голову, и первые слезы упали на цветную шерсть. Ей нужно выпустить это. Ей нужно отпустить все невзгоды и всю боль, чтобы снова поверить, что она со всем справиться, что у нее получиться устроить Рождество, как у миссис Голдштейн: незабываемое и прекрасное. Что мама будет гордиться тем, как ее малышка сумела побороть все горести и неуверенность в себя и создать невероятный праздник. И никто ее в этом не остановит. Слезы медленно падали со щек, как и белые хлопья за окном, начиная опускаться на землю. С каждой минутой они все быстрее опускались на улицы и мостовые, двигались в неизвестном танце у фонарей, преломляя свет и придавая ему оранжевые оттенки, раскрашивая все вокруг. Даря краски, которых так не хватало и, которых многие ждали. Краски настоящей зимы и семейного уюта.