Рождественский календарь Куинни Г.

Тина проснулась от ощущения, что что-то происходит. Что-то странное и ужасно неприятное. Постель сестры была пуста, а часы показывали лишь начало четвертого. Испуганно, девушка вылезла из постели, лихорадочно начиная соображать, что случилось, когда открыла двери соседней комнаты и в нее чуть не попала миска с шоколадной глазурью. — Тинни! — произнесла младшая Голдштейн, махая палочкой и руководя, чтобы мука не рассыпалась дальше стола. — Что ты тут делаешь? Так рано? Вздохнув с облегчением и чувствуя, как тревога уходит, она подошла к столу, где располагались все ингредиенты и уже несколько порций готовых булочек. — Я хотела спросить у тебя то же самое, но, думаю, это и так очевидно, — сказала старшая Голдштейн и, заметив свежие ягоды малины на тарелке, незаметно взяла несколько. — Что готовишь? — Булочки «Небесная свежесть», пирожные «Шоколадная мечта» и печенье «Ne pas cacher ses sentiments». Перевода нет, но даже так звучит красиво. Мистер Аб… Дегустация показала, что вкус этих десертов самый сбалансированный и внешний вид радует глаз. — Ух, ты, — без особого энтузиазма протянула Тина, погружая ягоды в рот и беря с тарелки еще. — А не много ли? — Много?! — переспросила ее сестра, попутно смотря в книгу с рецептами и добавляя мяту в новую порцию булочек. — Это немного, Порпентина! Я вообще сомневаюсь, что всего этого хватит, чтобы накормить тех, кто решил отмечать праздники с нами в МАКУСА! Как и то, что я успею все приготовить до работы! Почему-то сейчас в голосе Куинни она слышала их тетушку Мередит с той же интонацией и вечной любовью называть племянниц по полным именам, и именно это бесило больше всего. — На готовые я наложила заклинание, и теперь они еще сутки будут теплыми и пахнуть так, словно я их приготовила только что. Надеюсь, что моя сестра не убежит спасать Нью-Йорк в рождественскую ночь и все перепробует. — Я тоже на это надеюсь, — честно призналась Тина, бросая в рот очередную ягоду. — Но не могу сказать наверняка. Ты знаешь, что… — Что преступники нашего города никогда не спят, особенно в такие неспокойные времена, как эти и так далее, — перебила ее сестра, перемешивая тесто палочкой и попутно внимательно читая рецепт. — И если бы не вы с Грейвсом, Райтом и Картером, то мы бы все умерли, либо от страха, либо от заунывных речей мракоборцев. Старшая Голдштейн недовольно цокнула языком, и взяла очередную горсть сладкой малины. — Я просто хочу, чтобы ты повеселилась и немного отдохнула, пока ничего не случилось, — продолжила младшая сестра, управляя палочкой за процессом вырезания из теста фигурок елочек. — Мракоборцем тоже нужен отдых. — Жаль, что это понимают не все, — устало сказала Тина и хотела взять еще немного ягод, когда заметила, что те закончились. Нервно взглянув на Куинни, которая, хмуря лоб, перечитывала рецепт, старшая Голдштейн даже представлять не хотела, что будет с сестрой, когда она это заметит. — Конечно, понимаю! Я же нахожусь в такой же ситуации, — произнесла девушка и отвернулась, чтобы наложить заклинания на готовенькие булочки. — Мы говорили мистеру Абернати… Пока она делилась своими проблемами, Тина аккуратно, не привлекая внимание, проскользнула в спальню и, взяв палочку, вернулась на место. -… перерабатываем! Он не верит, хотя весь отдел ему это говорит, — продолжала изливать душу Куинни. Тем временем старшая Голдштейн коснулась кончиком палочки тарелки и через мгновения на ней появилась малина, точно такая же, какую съели, а может и лучше. Выглядела она вкусно, но девушка решила больше не рисковать. — Я ведь права? — Конечно! — согласилась Тина, не имея понятия с чем, но видя довольное лицо младшей сестры, решила, что все правильно. — Знаешь, если я не могу помочь тебе ни с чем, то я, пожалуй, пойду спать, хорошо? — Обязательно. Приятных снов. Осознав, что легко отделалась, старшая Голдштейн вернулась в спальню, а младшая, перевернув страницу тетради с рецептами и, приманив тарелку с малиной, вдохнула ее аромат. — «Ne pas cacher ses sentiments», готовься! Ты следующий! — радостно улыбнулась девушка, а потом задумчиво добавила: — Интересно, как это переводится? Просидев до утра с печеньями и проклиная вкус одного начальника отдела, потому что не мог выбраться что-то попроще, Куинни, не теряя энтузиазма и прекрасного настроения отправилась на работу. В МАКУСА жизнь была быстрее обычного: кто-то спешил доработать свою смену и отправиться на праздники к родственникам или друзьям, другие, просто хотели отдохнуть от работы и при первой же возможности терялись в толпе людей, мечтая лишь об выходных. А третьи, коих оказалось куда больше, чем думала младшая Голдштейн, решили отметить Рождество в стенах Конгресса. Пересчитав всех, кто планировал составить компанию ей и сестре, включая Лесли Бьюфорт, которой просто не хотелось ехать к родным, Терри Джонс, будучи совсем одинокой в эти праздники, Райта, Картера, Грейвса на дежурстве, Коннора, решившего не оставлять друга, Абернати, Генри Филдса, Брукса и еще нескольких мракоборцев и работников других отделов, Куинни поделила, потом умножила и поняла, что не зря сделала сладостей больше, чем планировала изначально. Пожелав в конце рабочего дня всем коллегам счастливо добраться до родных и близких, Голдштейн, с помощью мистера Абернати, которого, впрочем, никто и не спрашивал, с подносами направилась в отдел мракоборцев. Все решили отмечать там, чтобы доблестные защитники и их глава не покидали рабочее место на случай всяких проблем, которых, все надеялись, там и не случиться. Командуя, что и куда поставить, Куинни слегка подправила украшения на стенах и столах, удивляясь, кто приложил палочку к преображению рабочих мест. Спустя несколько минут девушку с чувством выполненного долга, облегченно вздохнула, когда заметила кое-что. — Мистер Коннор, положите булочку на место, — приказным тоном произнесла она и повернулась налево, где стоял глава отдела магического транспорта и держал в руках лакомство. — Пожалуйста. Тяжело вздохнув, мужчина с недовольным видом вернул сладость на место. — Никакой свободы действий! Вот из-за этого я и развелся! — Все три раза? — Нет, один, но неприятно до сих пор. Так что, может… — Нет! — как можно серьезнее сказала девушка, не обращая внимания на несчастное лицо Джорджа, строившее его весьма профессионально. — Подождите немного и сможете все перепробовать. — Я к тому времени умру с голода, — пробурчал Коннор, разворачиваясь и направляясь в сторону кабинета главы мракоборцев. Хмыкая, Куинни удостоверилась в том, что все мужчины дети, даже если они руководят целыми отделами, после чего стала расставлять подносы, как можно краше, вдыхая сладкий и пленительный аромат мяты, шоколада и малины, ощущая приятное тепло все еще горячих булочек. В душе рождалась та самая праздничная суета, вперемешку с блаженством и желанием не упустить ни одного момента происходящего. Постепенно отдел стал наполняться людьми, и девушка отошла в сторону, слушая счастливый шум и растворяясь в радостной улыбке. У нее все получилось. Пусть это было непросто, сложности встречались на каждом шагу, но она все же сделала настоящее Рождество! То самое, от которого кружит голову от счастья и губы растягиваются в блаженстве. Вкусное, родное и незабываемое. Она это сделала. Облокотившись на стену, младшая Голдштейн наблюдала, как вокруг нее люди впитывают дух праздника, как слух зацепил что-то в глубине отдела. — Потому что жирная! — Я жирная?! А ты тощая, как дверь! Голоса были знакомы, но их тут же перекричал другая пара, но уже мужских. — Вы идиот, Абернати! — А вы неблагодарный лентяй! Она сама не поняла, как счастье сменилось грубостью и злостью, а затем и дракой с выкриками заклинаний. Наблюдая за этим, девушка чувствовала, как сердце сжимается, отдаваясь болью в груди. Шум счастья сменился гневом и проклятиями, радостный смех криками боли и ненавистными обзываниями. — Помогите! — кричал Генри Филдс, пробегая мимо нее в сторону коридора, а за ним спешила Терри Джонс. Мистер Абернати, сцепившись с Бруксом, упали на пол и стали душить-обнимать друг друга, а Лесли пыталась попасть заклинаниями в девушку из отдела Коннора. — Что здесь происходит? — спросила Тина, едва перейдя порог родного отдела, и была тут же схвачена за руку и прижата к углу. Смотря на несчастные голубые глаза, где-то внутри старшей Голдштейн нервно сжался обеспокоенный узел. — Что случилось? — Я… Я не знаю, — чуть не плача ответила Куинни, смотря на происходящее. — Все было идеально, а потом… Потом они стали ругаться и драться. Я не знаю, почему? Все же было прекрасно, как и раньше! Девушке так хотелось обнять сестру, когда она заметила, что к ним несется брюнетка из отдела международного магического сотрудничества, и по ее лицу было видно, что она далеко не обняться хочет. Взяв младшую Голдштейн за локоть, старшая потянула ее в противоположную сторону, прямо к кабинету Грейвса. — Что случилось? — спросила Тина саму себя, когда услышала характерный скрип двери. — Перси, это нужно попробовать. Верь мне, — сказала Коннор и, бросив взгляд вперед, оторопел. — Какого черта?! Что здесь… Недолго думая, старшая из сестер, приобняв младшую, толкнула своего начальника и Джорджа назад, закрыв за собой дверь. — Тина… — Мистер Грейвс, — перебив его, начал девушка. — В отделе происходит что-то ужасное: все ругаются, дерутся и кидаются друг в друга заклинаниями. — С ума сойти! Они начали отмечать без нас! — обиженно произнес Коннор и тут же получил злой взгляд друга. — Куинни говорит, что это началось внезапно. Все были счастливы, а потом резко стали ненавидеть друг друга, — продолжила старшая Голдштейн отчитываясь перед начальником. Тот чуть нахмурился и стал обдумывать полученную информацию. — Может проклятия. Кто-то чужой сюда приходил? — спросил Грейвс и получил отрицательное мотание головой младшей Голдштейн. — Или они что-то не то съели. Возможно одно из зелий вызывающее ненависть, которое подлили в угощения. И в этот момент Куинни поняла. Ne pas cacher ses sentiments — печенье с красивым и непонятным названием, приготовленное ею сегодня утром виновато во всем. Хотя, она и положила настоящие, не наколдованные, ингредиенты, возможно из-за усталости и спешки могла что-то перепутать, и именно это заставил всех, кто попробовал их друг друга ненавидеть. Именно печенье, именно она испортила самый дорогой и любимый праздник в ее жизни. Именно она перечеркнула все старания одной лишь ошибкой. Опустив голову, девушка обошла спорящее трио и подошла к двери. — Надо поймать кого-то и проверить на все проклятия и яды, — командовал Грейвс, разрабатывая план действий. — Я могу поймать любую женщину в любой ситуации, — уверенно ответил Коннор и обворожительно улыбнулся. Дверь хлопнула, привлекая внимания. — Куинни? — позвала Тина сестру и, осмотревшись, не найдя сестру, бросилась за ней следом. — Тина… Мракоборец Голдштейн! — крикнул Грейвс, тоже собираясь покинуть кабинет, когда у него на пути появился Джордж. — Там люди ненавидят друг друга и могут убить из-за этого. А ты не самый лучший начальник, как и я не самый верный почитатель женской красоты. Старшая Голдштейн спешила догнать сестру, стараясь не попасть ни под одно заклинания. Она спустилась на лифте в атриум, выслушав недовольные возгласы лифтера по поводу шума. Заметив светловолосую макушку, у выхода, девушка побежала туда, надеясь успеть. На улице было прохладно и противный зимний ветер, играясь с волосами, не щадил ни щек, ни кожи шеи, раскрашивая их во все оттенки алого. — Куинни! — окликнула она сестру, выходя из Вулворт-Билдинг и видя спину, закутанную в розовое пальто. — Это я, Тинни, — прошептала девушка, поворачиваясь и демонстрируя заплаканные голубые глаза. — Это я во всем виновата. — Что? — Книга рецептов бабушки Нэнси… Если в рецепте будет хоть один наколдованный ингредиент, то десерт будет действовать в соответствии с названием. Видимо это печенье называется «Ненавижу всех вокруг»! Тина замерла на месте, начиная вспоминать, как она съела всю малину, и ей пришлось создать с помощью магии новую, чтобы не обидеть сестру. — Я не знаю, что добавила, но… Но теперь Рождество испорчено и все из-за меня! Слезы полились по розовым щекам, падая на землю в снег, превращаясь в ледяные капли. — Куинни, ты не… — хотела сказать ее старшая сестра, понимая, что это она виновата во всем. — Я просто хотела идеального Рождества! Я хотела, чтобы все были счастливы и радовались празднику! Я так много хотела?! Я хотела и сама все испортила. Она посмотрела на Тину, чувствуя такую боль и ненавистью саму на себя, что руки сжались в кулаки. Как жаль, что ее сестре досталась такая, как она. — Куинни, — позвала ее девушка и сделала шаг вперед. — Пожалуйста, не надо! Через секунду младшая Голдштейн исчезла, растворяясь в воздухе. — Это я виновата, а не ты, — произнесла она, слыша сзади себя шаги. Грейвс и Коннор вышли на улицу, вдыхая ночной воздух и видя опущенные плечи подавленной Тины. Куинни трансгрессировала на одну из улиц Нью-Йорка, не волнуясь о том, что кто-то мог ее увидеть. Она просто упала на первую попавшуюся скамейку, тянущуюся вдоль всей аллеи и, обняв свои колени, закрыла глаза. Внутри все разрывалось на кусочки от злобы на такую тупую, глупую девчонку, которая умудрилась испортить все, за чтобы не бралась. Теперь все будут помнить этот праздник, как побоища из-за тупости младшей Голдштейн и ее якобы «мастерства» готовиться к Рождеству. Все об этом узнают, а если нет, то она сама расскажет, чтобы люди обходили ее стороной, опасались, ведь такой лучше быть одной, чтобы никому не навредить. Где-то стал раздаваться бой часов, один за другим. Пробило ровно двенадцать раз, и из домов, находившихся на соседней улице послышались радостные крики и поздравления с Рождеством. Все весело встречали самый лучший праздник в мире, даря друг друга подарки, обнимаясь, признаваясь в любви и ощущая всю прелесть момента. А Куинни Голдштейн тихо плакала на скамейке недалеко от Центрального парка. Она все испортила. Снова. John Williams — Christmas Star