***
На часах было не позднее шести, когда Николай подошел к уже знакомому подъезду. Непонятное и очень странное чувство сковало молодого человека, не позволяя поднять руку и нажать на нужные цифры. А если Фёдор снова занимается «работой»? Эта мысль пугала Колю, но еще больше он боялся того, что Достоевский «работает» с кем-то. По очень странной причине Коля хотел быть единственным в этом плане помощником. Мысль о том, что к Фёдору каждый день приходят такие же, как он, те, кто ищет простые способы получить деньги, такие же бедняги в крайне незавидном положении, вот именно это пробуждало в груди какую-то почти болезненную боязнь, которая, казалось, в любой момент может превратиться в болезнь неизлечимую и смертельную. Звонить в домофон было сравнимо с подписанием сделки продажи души Дьяволу. А в общем, Николаю нечего терять, почти нечего предложить Дьяволу и почти не страшно умирать. Именно поэтому он все-таки звонит в домофон. Дверь снова открывают без вопросов и Коле это уже почти не кажется чем-то странным. Так… всего-то необычное обстоятельство, не более. Поднявшись на нужный этаж, Николай спокойно открыл дверь, попав в квартиру. Как и в прошлый раз. Достоевский сидел на кухне и даже не обратил внимания на гостя. Он продолжил спокойно отпивать свой чай. — Хей, я пришел… Привет, — это прозвучало максимально неловко, но Гоголь правда не знал, что еще ему следовало бы сказать. — Я вижу. Я ждал тебя. И думал, что ты придешь немного раньше. Что тебя так задержало? — Достоевский все еще не смотрел на собеседника и Николай подумал, что у брюнета просто фетиш такой, так что решил не обращать больше на это внимания, принимая, как данность. В конце концов, все мы слегка извращенцы. Кто-то российские тв-шоу смотрит, а кто-то людей расчленяет. Всё в порядке вещей. — Бабку, блять, через дорогу переводил. Какая тебе разница? Это так неебически важно? — Коля скинул ботинки и прямо в светлом пальто, не намереваясь оставаться здесь надолго, прошел на кухню. — Если я спрашиваю, то это важно, — Фёдор довольно резко повернул голову и все же посмотрел на Гоголя, а тот все же осознал, что это вообще ни разу не фетиш, но Достоевский все равно извращенец. — Ну, задумался я, разве это так важно? — Важно. О чем ты думал? — Вот это точно тебя не касается. Почти сразу же Гоголь пожалел о сказанном, потому как Фёдор замолчал, закрылся и как будто потерял желание продолжать разговор. — Я думал о том, насколько мне это всё надо… — О чём ты конкретно? — Достоевский с заметным интересом стал рассматривать задумчивое лицо Гоголя. — Я имею ввиду то, чем ты зарабатываешь… — Знаешь, конкретности это не придало от слова «совсем». — Прости, что? — Николай будто вернулся на землю после чересчур долгих и в какой-то степени лишних раздумий. «Все-таки он убивает людей.» — Если ты думаешь, что я только почки вырезаю и предоставляю их любезнейшим господам с черного рынка, то спешу тебя огорчить — это не так. Ещё я занимаюсь незаконными юридическими манипуляциями, покрываю некоторых личностей, но в большей части я стратег, так что пишу планы операций для некоторых группировок. Собственно, за этим я и переехал в Москву. Трудно общаться со своими клиентами, учитывая род нашей деятельности, находясь так далеко друг от друга. — Вот честное слово, ты сейчас выглядишь, как тупой злодей из мультиков. — Прости, что? Гоголь зашелся смехом не в силах выдавить из себя ни слова. — Ну скажи мне, кто кроме мультяшных злодеев будет рассказывать все свои планы кому попало? — Коля на минуту замолчал, немного успокоившись, но все еще насмешливо смотря на Фёдора. — С чего ты взял, что я рассказал обо всем? Еще я продаю… — Достоевскому не дал закончить снова засмеявшийся Николай, который медленно, но верно сползал по стене вниз на пол, судорожно держась за живот. — Вот! О чём я и говорю! — Гоголь, ты уже правда заебал. Прекрати это и вообще-то, ты уже не «кто попало», — выражение лица Фёдора наконец приобрело вид отличный от абсолютного спокойствия. Брови возмущенно изогнулись, а глаза выражали полное недоумение. — Так. Стоп. А вот теперь поподробней, — Коля встал с пола, на который он благополучно уселся, и, отряхнув светлые джинсы, сел на стул напротив Достоевского. — Ты… видел слишком много… — Обычно после таких фраз стреляют в голову. — Заткнись. Фёдор прокашлялся в кулак и продолжил: — Понимаешь, я стратег, но не исполнитель. Мне нужен тот, кто станет… — Твоей личной ручной псиной. — Все еще заткнись. Фёдор презрительно смерил взглядом собеседника, который как-то слишком быстро для своего нынешнего положения стал чрезвычайно веселым. — Мне нужен тот, кто будет воплотителем моих идей… — Захватить мир. — Верно. Гоголя снова чуть не пробрало на смех, но взглянув на серьезное выражение лица Достоевского смеяться перехотелось. — Так ты согласен? — Для начала отдай мне деньги. Это будет хорошим началом нашего сотрудничества.О стратегах и исполнителях.
23 февраля 2019 г. в 23:41
Следующую неделю, а, может, две, а, может, и все три (Николай перестал считать их примерно на дне так третьем) Гоголь провел в ужасных и мучительных раздумьях. С одной стороны, сдай он Фёдора полиции — убрал бы из своего окружения одного психа, который, собственно, являлся единственным психом в его окружении. Но с другой стороны, он ведь как-никак соучастник. И не какой-то там мелкий подельник, а такой крупный сообщник, так что, если что, то и Гоголя могли осудить по всей строгости закона на пару с Достоевским. «В России нет оправдательных приговоров» — теперь это звучало как-то по-особенному зловеще. И даже если Гоголь продолжит помогать Фёдору, то не вляпается ли он в нечто большее и куда более масштабное, нежели есть сейчас? За такими мыслями Коля впал в некую меланхолию, а такое обстоятельство очень не нравилось Константину, который был крайне нервным в последнее время. Из-за многочисленных попыток получить место на каком-нибудь предприятии, ни одна из которых не увенчалась успехом, Костя начал серьезно выпивать. Конечно, он это делал и раньше, но не в таких количествах. А сейчас и у матери появился собутыльник, и темы для разговоров интересные возникли, и как будто важные темы ведь! Про работу же говорят. В приступах ярости он кричал на Колю, а иногда таскал того за длинную косу по всей квартире, когда молодой человек совсем уж не обращал внимания на неудавшегося отчима, погружаясь в свои мысли. Мать была слишком слаба, а временами еще и в стельку пьяна, чтобы даже попросить Константина прекратить измываться над сыном, что уж говорить о физическом воздействии на подобные ситуации с её стороны. Каждый раз, смотря на мать, Коля вспоминал слова Фёдора о похоронах. Не хотелось думать, что этот сумасшедший был прав, но реальность больно резала глаза, заставляя убедиться в обратном. В любом случае, хотел этого Николай или нет, а в школу идти он был обязан.
Даже учитывая то, что Вова привычно был рядом и расспрашивал о том: «Какого хуя Николай Васильевич находился в каких-то ебенях почти что месяц, так еще и не позвал своего лучшего друга туда?». От этого Коле было смешно, но в целом не очень-то приятно. Достоевского поблизости не наблюдалось, но взгляд его хищных глаз Гоголь чувствовал постоянно. Наконец, в перемену между шестым и седьмым уроками, которые были последними, Коля заметил знакомую фигуру, как всегда сидящую на скамейке, залипающую в телефон.
— Не хочу показаться грубым, Фёдор Михайлович, но где мои деньги? — стараясь сделать максимально непринужденное выражение лица, Гоголь бодрым шагом направился к Достоевскому.
— Ты так быстро оправился? Честно, я приятно удивлен, — Федор все так же не оторвал взгляда от телефона. Кажется, Гоголь стал привыкать.
— По-моему, я не об этом спрашивал. Где деньги, Достоевский? — Коля начал злиться, но был ли в этом смысл, учитывая спокойный нрав Фёдора?
— Тише, тише. Я похож на человека, который кидает на деньги людей, работающих на него? — Достоевский наконец посмотрел на собеседника, но вместо ожидаемого «нет» увидел очень уверенный кивок согласия.
— Не важно. Деньги можешь забрать хоть сегодня по тому же адресу, — Достоевский быстро поднялся со своего места и пошагал в обратном от Николая направлении, оставляя молодого человека наедине с собственными мыслями.