stalker or admirer

      Белоснежные облака закрывают солнце, отчего в комнате становится темно. Феликс сидит на всё том же потёртом бежевом диване и молча теребит собственный телефон, периодически кусая и без того окровавленные губы. На разбитом дисплее не появляется ни одного нового сообщения, сколько бы студент ни пытался проверять. В груди что-то больно зажимает от дикого урагана мыслей, что сметает всё со своего пути: страшные предположения, попытки принять действительность, тщетные взывания к здравому смыслу — абсолютно всё тонет в непреодолимой тревоге и вновь набирающем силу страхе. Казалось, что жизнь наконец наладилась и все проблемы остались позади, но стоило только расслабиться, как в лицо прилетает пощёчина, а на горизонте вновь маячит некто. Феликс пытается сдерживать внутренний крик, не показывая, насколько сильно ему хочется прямо здесь взвыть от отчаяния. Почему его и теперь его друзей не могут оставить в покое? Зачем ему Минхо? В порядке ли он, что с ним, где он?       Самоистязания прерывает Джисон, который наконец возвращается из кухни с зелёным чаем. Он буквально впихивает кружку в чужие онемевшие руки и аккуратно садится рядом, слегка приобнимая за плечи. Они не говорят ни слова, прекрасно понимая, что пустые пожелания успокоиться не принесут плодов — они оба отлично осознают, насколько их проблема серьёзна. Но если Феликс уже морально истощён из-за всего, что произошло за последний месяц, то Джисон пока ещё не сталкивался лицом к лицу с нависающей опасностью, а потому выглядит спокойнее, но внутри него так же разрываются нити, что удерживают равновесие его души. Он волнуется за Минхо ничуть не меньше, чем младший, быть может, даже больше, но успешно успокаивает бушующие опасения, так внезапно охватившие его сердце. Никто не был готов к подобному повороту событий, никто не ожидал, что всё станет ещё сложнее. Но самое страшное, что никто не знает, как распоряжаться принесённым судьбой подарком.       Феликс нервно поглядывает на часы, что мерно тикают на стене. Минхо не отвечает на сообщения и более того даже не в сети, из-за чего становится вдвойне тревожно. Он должен был прийти в это время из университета, но он всё ещё не вернулся. Парни продолжают молча сидеть, изредка притрагиваясь к остывающим кружкам. Скоро минует час с последнего отклика старшего. Феликс пытается написать Чанбину, но тот тоже не отвечает, отчего атмосфера сгущается до невыносимой.       — Я понимаю, что сейчас не лучшее время, — Джисон осторожно ставит чай на подлокотник дивана и поворачивается к замершему другу, — но расскажи мне ещё раз с самого начала.       И Феликс рассказывает, не теряя ни детали. Рассказывает о том, как первый раз заметил незнакомую машину, как она ездила за ним по пятам, как ждала его после работы, как остановилась прямо перед ним и как после этого исчезла. Голос периодически сбивается, переходя на немой хрип и отчаянные вздохи, но парень продолжает, борясь с самим собой и вновь нахлынувшими воспоминаниями. Он чувствует такую невероятную усталость, какую не чувствовал за всю жизнь. Единственное его оставшееся желание — чтобы всё закончилось.       — Значит, ты не знаешь, когда именно он перестал появляться, потому что находился дома, — заключает Джисон. Он медленно потирает рукой подбородок, а его брови сведены друг к другу.       — Не уверен, — тихо проговаривает Феликс.       — Хорошо, — сам себе кивает тот. — Есть предположения по поводу того, кто это мог бы быть?       Феликс отрицательно мотает головой, он даже не задумывался на эту тему: ему казалось, что это определённо человек, которого он не знает. Преследователем может быть кто угодно, начиная от простых знакомых и заканчивая близкими, но Феликс не способен даже представить, чтобы кто-то мог так поступить. Другой вопрос: зачем им это вообще нужно? Какой смысл его друзьям преследовать его?       Младший с опаской смотрит на серьёзного друга, который анализирует ситуацию, изредка комментируя что-то себе под нос. Возможно ли в принципе поймать человека, который сидит за рулём или все их предположения не имеют смысла? Феликс тяжело вздыхает, медленно поднявшись с дивана. Он решает оставить Джисона наедине с собой, чтобы не мешать, и бредёт в сторону балкона. Прикрыв за собой стеклянную дверь, он делает глубокий вдох, чувствуя запах цветущей сакуры. Он опирается на подоконник и смотрит вниз, на идущих куда-то людей. Феликс не курит, но в этот самый момент ему, как никогда прежде, хочется утопиться в ядовитом дыме, какой обычно вдыхал рядом с Чанбином. Он не знает, где сейчас старший, что с ним, отчего ему становится тоскливо. Страшно и тоскливо.       Какое-то время он наблюдает за небольшой компанией парней, которые решают сесть на ближайшие к дому скамейки, но быстро теряет к ним интерес. Он резко вздрагивает, когда слышит из глубины квартиры трель дверного звонка; его сердце уносится куда-то в пятки. Быстро влетев внутрь, он застаёт встрепенувшегося Джисона, который молниеносно подбегает к входной двери и тут же распахивает её, не посмотрев в глазок. На пороге стоит растрёпанный и кашляющий Минхо. Феликс встаёт чуть поодаль, за Джисоном, чтобы не мешать другу войти.       — С тобой всё хорошо? — первым выпаливает Джисон, подойдя ближе к парню.       Минхо аккуратно снимает с себя шарф, в то время как Феликс внимательно смотрит на каждое его движение, стараясь понять, в каком тот находится состоянии.       — Да, — глухо отвечает он. — Пришлось спуститься в метро, а после этого ехать на такси, — он вешает кремовое пальто в шкаф.       Они садятся на диван, и Феликс нетерпеливо загибает пальцы, мысленно предсказывая, что скажет старший. Тот садится напротив, подкатив к ним стул; его движения остаются плавными, но в какой-то момент Феликс замечает, что его руки слегка дрожат, а кадык периодически дёргается. Отчасти он восхищён тем, как его друг способен сдерживать свои эмоции в напряжённые моменты и выглядит при этом совершенно незаинтересованным, ибо сам так не может. Но в этот раз барьер, за которым обычно прячется тревога Минхо, даёт маленькие трещины, отчего ему требуется немного времени, прежде чем заговорить. Он прочищает горло и натягивает рукава светлого свитера до локтей, тем самым оттягивая момент начала разговора. Младшие молча ждут, задыхаясь от невысказанных опасений и вопросов.       — Для начала, — он устремляет взгляд на притихшего Феликса, — это ведь та самая машина? Чёрный форд?       — Да, — голос младшего хрипит.       В комнате повисает нетерпеливое молчание; Джисон мнёт в руках пустую кружку, в то время как остальные пытаются мысленно воссоздать всё, что произошло с ними за последнее время. Если раньше только Феликс был жертвой, то теперь ею стал и Минхо, — очевидно, что этому есть какое-то объяснение. Может ли вообще быть объяснение преследованию людей?       — На самом деле, — слышится нервный смешок, — я видел машину ещё вчера вечером, но не придал ей значения, — Минхо поправляет серёжку, прокручивая её в мочке. Никто даже не удивляется его безрассудности. — Но сегодня она меня прямо-таки достала: ехала за мной от самого дома, а потом после занятий.       — Просто ехала следом? — Джисон усаживается ногами на диван, чтобы скрыть голые голени от холода.       — Да, если бы меня хотели увезти, то меня бы здесь не было, — он кашляет. — По всей видимости, кому-то очень нравится ездить за людьми.       — Ты не думаешь, что он мог поехать за тобой и сюда? — резко спрашивает Феликс.       — Я сделал крюк, так что не думаю. Тем более я был у Джисона позавчера, но машины рядом не было, — спокойно заключает старший. Кажется, он начинает приходить в себя, немного успокоившись после путешествий по всему городу.       Феликс смотрит на друга с некой завистью, ибо тот совершенно не боится, будто происходящее для него ничего не значит. Сам же он только чудом переживал весь кошмар, что свалился ему на голову. И теперь, когда преследователь вновь объявляется, он не может чувствовать себя в безопасности, в отличие от старшего, которого ситуация нисколько не волнует. Или в отличие от Феликса у Минхо крепкие нервы, не убитые в пух и прах учёбой, стрессом и недосыпом.       — Получается, если за Феликсом форд ездил в течение нескольких недель, то за мной он только начал, — задумчиво проговаривает Минхо. — Хотя не факт, что он не будет параллельно ездить и за тобой.       Последнее, что хотел бы Феликс, — чтобы под его окнами снова стоял тот ненавистный форд и караулил его изо дня в день.       — У меня, честно, пока нет никаких идей, почему мы стали такими популярными, — саркастично заключает Минхо. — Но очевидно, что с этим нужно что-то делать.       Парни переглядываются.       — Мы можем заявить в полицию, — резонно восклицает Феликс, смотря сначала на одного друга, а потом на второго. Изначально он сам хотел прибегнуть к такому варианту.       — Они даже рассматривать наше дело не будут, бесполезно, — тут же отклоняет старший.       — Мы можем обратиться к Уджину, — Джисон слегка подскакивает на месте, глядя на Минхо, что вновь начинает трогать серёжку.       — Исключено: Уджин точно будет последним, к кому мы обратимся, — не меняясь в интонации, ровно, отвечает он.       — Почему? — недоумевает Феликс. Этот вариант кажется самым подходящим в их ситуации: Уджин — полицейский и двоюродный брат Минхо, а значит высок шанс, что он будет следить за их делом.       — У него слишком много своих забот, — его тон так и кричит о том, чтобы дальнейших вопросов на эту тему не следовало. Парни вздыхают.       На несколько минут каждый погружается в свои мысли, пытаясь придумать наиболее подходящее решение их проблемы. Если полиция помочь им не может, то как тогда они поймают преследователя?       — Тогда что ты предлагаешь? — немного погодя, спрашивает Феликс.       — Думается мне, — он наконец убирает руку от уха и опускает её на подлокотник кресла, — мы должны сами поймать его.       Феликс скептично щурится, как будто только что услышал самую настоящую глупость. В сущности, Минхо часто предлагает странные идеи, которые даже тяжело представить воплощёнными. Взять хотя бы его предложение поучаствовать в специальном конкурсе, где нужно написать эссе на английском с предложением нового изобретения, которое бы упростило жизнь на космической станции. Минхо не то, что не инженер, он даже не знает, как выглядит эта самая космическая станция.       — Это же может быть опасно, — Феликс подкладывает руки под бёдра.       — Ты до сих пор живой, а значит не так уж и опасно, — саркастично отвечает тот, на что младшему даже хочется обидеться.       Джисон еле заметно наклоняет голову, смотря прямо на старшего, отчего он всё-таки проговаривает что-то вроде «ладно, прости». Феликс закатывает глаза.       — И как ты себе это представляешь? — он старается игнорировать последнюю реплику друга, но на его лице так или иначе отпечатываются сомнения.       — Понятия не имею, — чуть усмехнувшись, отвечает он. — Придумаем.       Его смеряют два недоверчивых взгляда, но он словно их не замечает, будучи глубоко уверенным в своём предложении.       — Отлично, — Джисон несколько раз хлопает в ладоши, а потом забирает пустые кружки и уносит их на кухню. — Кто-нибудь хочет ещё чая?       Феликс откровенно недоумевает, почему они все так усердно делают вид, будто всё в порядке, сидя за небольшим столом. Его коробит только от одного взгляда на уплетающего печенье Минхо, в то время как он сам не может даже смотреть в сторону еды из-за напряжения. Старший вообще удивительный человек, — давным-давно заключает Феликс. Какое-то время они сидят в тишине, стараясь свыкнуться со сгустившейся атмосферой, но после того, как Минхо наглядно показывает, каким образом стоит справляться со стрессом, между ними начинают завязываться неразборчивые диалоги на отдалённые темы. В основном говорит Джисон, ибо в моменты, когда ситуация ещё не критичная, но нервы мало-помалу шалят, он не может сидеть молча. Он старается разговорить Феликса, но тот слишком устал, чтобы отвечать, поэтому лишь слушает. Зато Джисон отлично вливается, и между ними возникает дискуссия на тему покупки новой книжной полки в квартиру Минхо.       Пока парни обсуждают последние новости, Феликс буравит взглядом мобильник и одновременно крутит его по столу, будто пытаясь с помощью него кого-то призвать. Он периодически снимает блокировку, но тут же выключает телефон обратно, когда понимает, что панель всё так же остаётся пустой. Пытаясь гасить внутри себя новую волну тревоги, он обхватывает горячую кружку ладонями и делает таким образом попытки согреться, но пальцы через пару секунд начинают болеть от температуры, поэтому он убирает их и подставляет руки под подбородок. Неконтролируемо он начинает кусать собственные губы, вновь разрывая чуть зажившие ранки, отчего на языке появляется знакомый вкус крови. Он пишет Чанбину кучу сообщений, но тот так и не отвечает ни на одно из них, хотя обычно делает это уже через несколько минут. Феликс мог бы спокойно смириться с тем, что его игнорируют, но мысль о том, что теперь все они могут быть в потенциальной опасности, словно пожирает его изнутри, заставляя нервно стучать по любой твёрдой поверхности.       Он буквально подрывается с места, как только в коридоре раздаётся протяжный звон; друзья тоже настораживаются, но решают тактично остаться на месте. Феликс пулей подлетает к двери, и, предварительно посмотрев в глазок, открывает её. Появляется странное чувство дежавю: Чанбин быстро заходит внутрь и внимательно всматривается в настороженное лицо младшего.       — Ты в порядке? — спрашивает он, подходя ближе к Феликсу. Тот немного теряется, ведь в сообщениях про него самого не было ни слова, только про Минхо.       Он уже собирается заверить, что всё в порядке, — по крайней мере, было в порядке.       — Вообще-то следили за мной, а не за ним! — позади вырастает виновник сегодняшней встречи. — Ты должен волноваться за меня!       Чанбин какое-то время молчит, продолжая всматриваться в растерянное лицо Феликса, а потом всё же обращается к Минхо:       — Не вижу для этого причин, — слегка пожав плечами, проговаривает тот. В ответ слышится фырканье.       В то время как Джисон колдует над ещё одной кружкой чая для ожидаемого гостя, парни усаживаются обратно за стол, стараясь уместиться так, чтобы никто никому не мешал. В итоге получается, что Феликса подвинули на один стул ближе к стене, отчего он теперь зажат между ней и Чанбином. Он старается не смотреть на друга, постепенно успокаивая своё сердцебиение от внезапной близости. Его напрягает нависшая тишина, прерываемая лишь комментариями Джисона.       — Ты был в универе? — выуживает из себя Феликс, отчего его голос кажется немного сдавленным.       Чанбин оборачивается к нему; его лицо совершенно спокойно — или даже равнодушно. Младшего внутренне передёргивает от его взгляда.       — У Минни, но потом приехал Кёнсу, и я получил ваши сообщения, — теперь он говорит уже для всех: — Оказывается, они уже как две недели готовятся к свадьбе, — он морщится, давая понять, что эта новость ему нисколько не приносит ожидаемой радости. Чанбин не может смириться с намерением сестры и продолжает относиться к её решению с нескрываемым скептицизмом, а к её жениху — с презрением.       — Кто это? — спрашивает Минхо, помешивая ложкой свой кофе.       — Её парень, очевидно, — вместо Чанбина отвечает Джисон, опуская рядом со старшим чашку, и садится на своё место.       — А ты откуда знаешь? — удивляется тот, отчего его глаза еле заметно расширяются.       — Потому что я слушаю, что мне рассказывают, — подтрунивает Джисон, на что Минхо закатывает глаза.       Феликс позволяет себе еле слышно усмехнуться, но его попытку тут же ловит Чанбин, который вновь поворачивается к нему лицом. Младший тут же тушуется, отчего тот непонимающе моргает, но ничего не говорит.       — В любом случае, мы сюда не обо мне пришли поговорить, — ровным тоном говорит Чанбин. — Рассказывай, — он кивает Минхо, чтобы тот обратил на него внимания.       Теперь им уже приходится делить одну проблему на четверых; Минхо ещё раз великодушно рассказывает всю историю для Чанбина, и тот сосредоточенно слушает каждое слово, стараясь воспроизвести в голове примерную картинку. Он мысленно выстраивает всю последовательность событий, начиная с Феликса, и заостряет внимание на деталях.       — Ты точно не видел машину до вчерашнего дня? — спрашивает старший, когда пересказ заканчивается.       Минхо хмурится, пытаясь в очередной раз вспомнить, дабы убедиться.       — Точно, — задумчиво проговаривает он.       Феликс осторожно поглядывает на Чанбина, который кивает и, видимо, собирается спросить что-то ещё. Ему становится отчасти неловко: он надеялся, что проблема решится сама собой, но никак не мог предположить, что в конечном итоге им придётся всем вместе думать над тем, как избавиться от неё.       — Вспомнил! — парни от неожиданности вздрагивают и тут же поворачиваются в сторону Минхо. — Вчера, когда я выходил вечером из университета, я видел рядом с машиной мужчину.       Сердце Феликса начинает наращивать ритм.       — Ты помнишь, как он выглядит? — с опаской и надеждой выпаливает тот.       — Не особо, — он проворачивает серёжку. — Я видел только силуэт, потому что было темно и освещение возле парковки хреновое.       Друзья разом вздыхают и облокачиваются обратно на спинки стульев. Младший нервно заламывает пальцы. Надежда на улику превратилась в крупицу.       — Это был знакомый силуэт? — спрашивает Джисон; для него выяснение личности преследователя стоит на первом месте.       — Не думаю, — Минхо опускает руку на колено, — я бы тогда узнал его. А так я понятия не имею.       — То есть мы даже предположить не можем, кому взбрело в голову следить за вами, — раздосадованно проговаривает тот и медленно отпивает чай.       Феликс думает, что отчасти сам виноват в таком развитии событий: если бы он изначально разобрался с фордом и не позволял ему ездить за собой по пятам, то и друзей бы это не коснулось. Если бы он с первых дней понял в чём дело, если бы обратился в полицию или, на крайний случай, рассказал Уджину при их встрече, то всё было бы хорошо.       — И что будем делать? — задаёт ожидаемый вопрос Чанбин — ещё бы кто-нибудь знал на него ответ.       — Минхо предложил поймать его, — отвечает Феликс и даже не пытается скрывать, что его эта затея не очень-то устраивает, — слишком рискованно и опасно. Тем не менее Минхо, подтверждая чужие слова, мычит.       Чанбин какое-то время задумчиво молчит, поправляя чёлку.       — В нашем случае это, видимо, единственный выход, — безэмоционально проговаривает он, пару секунд смотря в поверхность стола.       Джисон несогласно мотает головой: он, как и Феликс, считает, что они должны найти другой способ, — а лучше всего обратиться в полицию.       — И каким образом его собрался ловить ты? Минхо, вот, понятия не имеет, — саркастично спрашивает он и ловит на себе поддерживающий взгляд Феликса.       — Нужно сначала убедиться, что он будет продолжать появляться, — рассуждает Чанбин.       Кухня пустеет, свет выключается. Феликс тихо бредёт в гостиную, надеясь, что его вид не слишком нервозный, иначе это будет выглядеть странно. Парни решают, что для конспирации сегодняшним вечером никто из них не покинет квартиру Джисона. Решение вполне обдуманное, ибо теперь они все могут быть в поле зрения преследователя, а это может быть опасным. Им нужна перестраховка и «спокойная зона», как свою квартиру между делом назвал Джисон. Путём недолгих обсуждений они сошлись на том, что, так как жилище Джисона не располагает достаточным количеством спальных мест, им придётся разойтись и лечь друг с другом. И если Минхо с Джисоном, очевидно, уходят в спальню, то Чанбину и Феликсу приходится делить диван, на котором за несколько часов до этого сидел младший. Им ничего не остаётся, кроме как согласиться на такие условия.       От мысли, что им придётся спать вместе, Феликсу хочется провалиться под землю.       Младший нутром чувствует, как друг ищет пути к отступлению, потому что и сам быстро оглядывает комнату, пытаясь придумать, как им лучше поступить. Они нервно мнутся возле несчастного дивана, не зная, что с ним делать. Единственное, что у них есть, — постельное бельё, которое им вручил Джисон.       — Нужно его раздвинуть, — всё же говорит Феликс, искоса посмотрев на друга. Тот кивает.       Пока Чанбин молча управляется с мебелью, Феликс пытается занять свои руки, поэтому хватает простыни и начинает невзначай их мять. Он буравит чужую широкую спину взглядом и не понимает, как себя вести. Неловкость так и повисает в воздухе, отчего младший скоро задохнётся. Ну почему его чувствам нужно было так внезапно объявиться? Если бы не эти глупые мысли, сейчас они бы спокойно разговаривали и готовились ко сну, ни о чём не думая, но нет же, теперь Феликс не может даже заговорить, чтобы хоть на мгновение раздвинуть эту проклятую завесу. Кажется, будто они и вовсе не находятся в одном помещении, настолько Феликс чувствует себя далеко от Чанбина.       Когда с диваном наконец покончено, Чанбин оборачивается к рыжеволосому и вопросительно осматривает его серьёзное выражение лица. Вряд ли тот об этом знает, но когда он чем-то озабочен, у него обязательно появляется складка между бровей, говорящая о бурном мыслительном процессе.       — Я могу лечь на полу, если хочешь, — спокойно говорит старший, когда Феликс отмирает.       Тот моментально размахивает руками, продолжая держать простыни.       — Нет-нет, всё нормально, — не важно, что в этот самый момент ничего не нормально, но Чанбин точно не должен спать на холодном полу, когда в их распоряжении целый широкий диван.       Впоследствии Феликсу приходится содействовать другу в их нелёгкой работе. Аккуратно расправившись с парой подушек, он позволяет себе на секунду взглянуть на Чанбина. И правда красивый. Почему раньше он не замечал его выразительных черт лица? Как будто в течение всей их дружбы Феликс был полностью и бесповоротно слеп и только-только прозрел. Так хочется прикоснуться. Он даёт себе мысленный подзатыльник за это опрометчивое желание, отлично помня, к чему привела в прошлый раз его несдержанность. Нет, он должен, просто обязан контролировать свои руки, иначе их ночёвка может закончиться наихудшим образом. А недопонимания или, того хуже, ссоры Феликсу совершенно не хочется. Их отношения и так слишком запутанные и непонятные, отчего любая проблема может в конец всё испортить.       Равнодушное выражение лица ранит, но Феликс продолжает незаметно рассматривать старшего, как будто пытаясь различить в нём новые черты и особенности. Он начинает ненавидеть себя за то, как сильно его тянет к Чанбину, как сильно ему хочется встать ближе. Их отделяют какие-то метры, метры, которые тем не менее больше походят на пропасть. Они не говорят больше ни слова, и кажется, будто больше никогда ничего друг другу не скажут; Феликсу становится тоскливо.       Отчаянно пытаясь сохранять спокойствие, не поддаваясь сменяющимся, как ураган, желаниям, младший обходит Чанбина, чтобы поправить край, который тот плохо заправил. Из-за нервозности в нём просыпается перфекционист, с которым ничего нельзя поделать. Он наклоняется, чтобы сделать всё аккуратно, и резко вздрагивает, когда чувствует, как чужие пальцы тоже опускаются на тонкую ткань, едва-едва касаясь его собственных. Феликс вскидывает голову, сразу же ловя на себе пронзительный взгляд. Он тут же выдёргивает виновную простыню и заталкивает её в угол, тем самым не исправляя, но делая вид будто.       Слышится что-то среднее между «извини» и «я не хотел», Чанбин окидывает его недоверчивым взглядом, никак не понимая, что с ним творится. В последнее время младший до безумия неловкий и непривычно зажатый, как будто Чанбин совершил какую-то ошибку, как будто он его обидел.       — Что-то не так? — он не выдерживает; плотина его относительного терпения даёт трещину.       Глаза Феликса несоразмерно распахиваются, отчего он становится похож на маленького испуганного ребёнка, у которого вдруг хотят отнять конфету. Неужели Чанбин всё-таки злится на него? Ещё бы он не злился.       — Ты какой-то странный, — решает продолжить старший, заметив растерянность на чужом лице. — Если тебя что-то не устраивает, то просто скажи.       Его и правда что-то не устраивает, только это связано далеко не с Чанбином, не с его добротой и чуть заметной заботой, не с его колющим взглядом и периодическим молчанием, которое сводит с ума, а с самим Феликсом, с его до истерики смешными и несуразными желаниями, с его безумными чувствами и глупой робостью. Чанбин нисколько не виноват в том, что Феликс дурак, сердце которого намеревается испортить их долгую дружбу. Чанбин не имеет ни капли отношения к тому, от чего Феликс пытается всячески отвернуться, к тому, что Феликс пытается закинуть далеко-далеко на задворки сознания, туда, где этой несуразице самое место.       — Я просто устал, — наглая ложь. — Извини, — прости за то, что мои отвратительные чувства мешают нам.       Кажется, Чанбин принимает сказанное за правду — или просто делает вид, что принимает. Феликс прокашливается, чтобы разбить противную тишину.       — Ладно, — младший не ощущает облегчения. — Давай тогда быстрее разберёмся и ляжем спать.       Сквозь окно пробивается лунный свет, еле-еле освещая тёмную комнату. Феликс лежит, стыдясь лишь от одной мысли, чтобы повернуться в сторону Чанбина, который находится меньше чем в метре. Изначально ему казалось, что этот диван непозволительно широкий и здесь будет достаточно места, чтобы спрятаться, но по итогу будь он даже десять метров, Феликсу бы всё равно хотелось испариться. Они лежат около получаса, в течение которого Феликс обдумывает всё на свете, стараясь тем самым изрезать вновь и вновь появляющиеся навязчивые мысли — всё это время он борется с самим собой. Чуть слышимое чужое дыхание завораживает, отчего он старается не двигаться, лишь бы не прерывать эту мелодию. Если бы только Чанбин знал, о чём думает его друг, то точно бы назвал его сумасшедшим.       Феликс и сам кличет себя умалишённым.       От чужих движений у младшего бегут мурашки. Он поворачивает голову и моментально заливается краской, заметив, что Чанбин лежит намного ближе, чем прежде и, не скрываясь, смотрит прямо на него. Феликс сглатывает, полностью поворачиваясь на бок. Теперь они лежат лицом к лицу, и Феликс благословит ночь за то, что она не позволяет видеть его накативший румянец. В то время как Чанбин не произносит ни слова, в голове Феликса проносится тысяча.       Я не знаю, что со мной творится.       Может, ты знаешь?       Если бы я мог сказать тебе всё, что на самом деле думаю, как бы ты отреагировал?       — Когда я ночевал у тебя, ты так сильно ворочался во сне, что мне было страшно отойти, — полушёпотом говорит Чанбин.       — Правда? — отвечает тот, собрав в кучу остатки своего самообладания.       — Да, мне показалось, ты не мог уснуть. Поэтому мне захотелось убедиться, что сейчас ты чувствуешь себя лучше.       Застенчивая улыбка озаряет лицо младшего. По внутренностям распространяется мягкое тепло, кажется, его называют бабочками? Феликс в последние дни слишком часто стал их ощущать.       — Сейчас я не рыдаю, так что и спать должен нормально, — насмешливо отвечает он, и Чанбин еле слышно усмехается.       Если бы полгода назад Феликсу сказали, что, когда он будет лежать рядом со своим лучшим другом, его сердце будет трепетать так, как никогда прежде, он бы не поверил и сказал, что это полнейший бред. Но как оказалось даже самый настоящий бред в конце концов становится реальностью. И Феликс не смеет говорить, что такая реальность не может доставлять удовольствия. Ведь сейчас заинтересованный взгляд Чанбина направлен именно на него, его дыхание ощущает только он, его запах пропитывает его одежду.       Феликс — единственный, кому достаётся близость Чанбина, — пусть даже на одну ночь.       Младшему становится жарко, поэтому он вытаскивает руки из-под одеяла, кладя их поверх. Он не знает что с ними делать, а потому лишь неловко обхватывает ткань. Чанбин, видимо, глубоко задумавшись, непроизвольно копирует его движение. Феликс с ужасом замечает, что их ладони отделяют какие-то несчастные сантиметры. Пальцы начинает покалывать от нетерпения, отчего ему приходится всеми силами сдерживать себя, с грустью подмечая, что Чанбин закрывает глаза, пытаясь заснуть.       Ужасное желание разорвать отделяющее их пространство душит Феликса. Ему так сильно хочется, но в то же время он прекрасно осознаёт, что это невозможно. Им нельзя. Они ведь лучшие друзья, между которыми не должно быть убогих чувств, вроде любви. И Феликс как никогда понимает, что его состояние ни что иное как проклятие. Проклятие, которое разрушит их, если не противостоять безжалостной судьбе.       Проблема в том, что Феликс устал бороться.       Хотелось бы навсегда избавиться от робости, от неловкости, что заполняет комнату, стоит лишь Феликсу вновь взглянуть на друга. Подозревает ли Чанбин, как сильно он влияет на него, как сильно Феликс стал зависим? Младший боится даже предполагать, какие мысли крутятся в голове человека, что находится настолько близко, что если прислушаться, то можно ненароком услышать учащённое сердцебиение.       Пальцы разжимают ткань, и Феликс задерживает дыхание, когда вновь ощущает на своём лице чужой взгляд — проникновенный, дерзкий, вызывающий. Феликс боится взглянуть в ответ, он боится даже моргнуть. Чанбин будто испытывает его, проверяет выдержку, словно младший какой-то маленький зверёк, а он — его дрессировщик. И если Феликса обуревает нескончаемое количество эмоций и он порывается последовать им, то из Чанбина получается плохой хозяин.       Безумный стук в ушах мешает услышать, как чужие руки перемещаются, задевая одеяло. Феликс глубоко вздыхает, как будто это последний глоток в его жизни, как будто сейчас всё закончится и придёт конец света. Такой ли эпилог они заслужили для своей только-только начинающейся истории? Или она с самых первых минут была обречена на провал?       Ненавязчивый поцелуй луны навсегда спрячет от мира, кто из них первым решил противостоять судьбе, что заготовила им во все века умирать поодаль, за той самой каменной стеной, которая губила их одиночеством. Никто во вселенной не сможет сказать, кто первым решился исправить главную ошибку заготовленного для их будущего сценария: изнемогающий Феликс или вечно скрывающийся Чанбин. Ночь похоронит этот момент, чтобы никто, кроме них, не мог разделить его, чтобы эти секунды остались их личным сокровищем, их личным секретом и загадкой для остальных.       Камень превращается в размывающуюся ветром пыль.       Феликсу кажется, что он падает, падает в глубокую яму, из которой уже не сможет выбраться. Но вместе с тем он чувствует, как чужая рука крепко сжимает его собственную, а значит он падает не один — Чанбин следует за ним. Они вместе оказываются там, откуда теперь не выбраться. И Феликс не страшится потеряться, ведь теперь они могут стать друг для друга тем спасительным огоньком, который осветит тёмный путь.       Соприкосновение с чуть грубоватой кожей выбивает из Феликса последние силы на здравые мысли; единственное, что он может, — глупо пялиться на их сцепленные руки, как будто перед ним не простое проявление чувств, которое переживает каждый, а диковинка, неожиданно найденное сокровище.       Возможно, их отношения и правда походят на драгоценность.       Феликс отчаянно хочет проснуться, ведь на самом деле не может быть всё настолько хорошо, не может быть такого, чтобы сейчас их лица были в сантиметрах друг от друга, а пальцы переплетены, не может быть такого, чтобы они потянулись в сторону счастья. Феликс переполнен сомнениями, словно у него лихорадка, словно он находится в бреду, а всё, что сейчас происходит: чужое присутствие, прикосновения, запах, — галлюцинация.       Внезапный вздох возле самого уха заставляет его очнуться, скинуть с себя пелену. Он хочет, чтобы Чанбин повторил, он хочет до конца своих дней слышать эту мелодию — как старший порывисто дышит рядом с ним. Ведь это единственная вещь, которая способна выдать его состояние, его волнение.       Переборов свои страхи, переборов стеснение, Феликс решается придвинуться к другу ближе. Чанбин тут же улавливает чужое желание, а потому без раздумий прижимает его к себе. Порывистый вздох вырывается из груди младшего, когда он утыкается в чужую шею и чувствует, как потрясающе от Чанбина пахнет. В это самое мгновение Феликс думает, что он болен — бесповоротно и, самое главное, навсегда. Он был так глуп, не замечая, что человек, который может изменить его мир, спасти его, находится прямо перед носом. Он был так неосторожен, когда не задумывался, что их отношения могут когда-нибудь разрушиться. Феликсу до боли в сердце жаль, что он не смог раньше найти в себе силы выпустить чувства, что сдавливали его душу.       Абсолютно все страхи меркнут, ведь Феликс наконец чувствует себя в безопасности, словно он дома, словно он внутри самой настоящей крепости, которая скроет его от опасности.       Рассыпавшаяся пыль превращается в громадную стену. Но не между ними, — а вокруг.       Они не отпускают руки ни через минуту, ни через пять, как будто время для них остановилось. Теперь они представлены лишь друг для друга. Они не знают, что будет завтра, как распорядится вселенная, чего она захочет, что она сделает с ними. Они не говорят друг другу ни слова, ибо лишние объяснения могут лишь пошатнуть сокровенную тишину, нарушить их воссоединение. Здесь не нужно громких обещаний, чтобы доказать свои истинные чувства, — дыхание в унисон и есть лучшее доказательство. Что бы судьба ни решила, у них будет ещё тысяча возможностей, чтобы высказать всё, что накопилось внутри, чтобы рассказать друг другу о том, что так долго томилось в тайной комнате их сердец. Но не сейчас.       Сейчас они упиваются своей маленькой тайной.

***

      Утром парни выглядят настолько спокойно, что начинает казаться, будто вчера и вовсе ничего особенного не произошло. Никто и словом не обмолвился по поводу их плана и предполагаемого исхода, все предпочитают вести себя так, как будто сегодня совершенно обычный, ничем не примечательный будний день. Феликс готов заразиться безмятежностью друзей, но цветущие под рёбрами опасения всё же мешают ему успокоиться, хотя паника действительно исчезает и тревожные мысли пока находятся под контролем. Но даже так Феликс периодически выстреливает непонятными пятнами радости, в то время как Чанбин полностью держит себя в руках, никому не показывая, что на самом деле творится. Они и между собой не пестрят отголосками взаимных чувств, переживая их глубоко внутри, пытаясь к ним привыкнуть и адаптироваться. Однако же сколько бы они ни сдерживались, немые жесты, зоркие взгляды и глубокие вздохи выдают их с головой. Несмотря на то, что Феликс всё ещё продолжает отчасти стесняться, с непривычки, Чанбин уже не придаёт этому особого значения, что-то для себя, видимо, решив. И даже внезапный испуг, что проносится в глазах младшего, когда Чанбин неожиданно подходит чуть ближе, чем обычно, пока они находятся одни на кухне, никак не омрачает внезапный порыв старшего приблизиться. Но даже так они продолжают держать определённую дистанцию, которую невозможно искоренить до тех пор, пока они не соберутся с силами, чтобы всё обсудить. Не сговариваясь, они решают удерживать некоторую паузу, дабы разобраться в себе и ничего не испортить. И тем не менее Феликс ощущает чужое присутствие явственней, как будто теперь Чанбин его личный оберег. Неловкости не становится меньше, но теперь Феликс не боится откровенно улыбаться при виде друга.       Кажется, теперь и у них наступила оттепель.       Быстрым шагом Феликс пересекает университетский коридор, направляясь к выходу. Занятия только-только закончились, и теперь он опаздывает на подработку, которая, как снег на голову, сваливается на него на этой неделе. Из-за того, что Минхён умудрился подцепить вирус и вынужден сидеть дома, Феликсу приходится отрабатывать за неудачливого коллегу. Рабочие часы резко меняются, а значит он вынужден приходить в кафе сразу после пар. Оказавшись на улице, он на всякий случай осматривается, — мало ли кто-то из друзей окажется поблизости — но те, очевидно, всё ещё заняты.       Не останавливаясь, он двигается в сторону автобусной остановки, осмотрительно поглядывая на проезжающие машины. Удивительно, но они всё же не первоклассные сыщики, а потому сходятся на том, что нужно выяснить примерную траекторию, по которой ездит преследователь. Но сегодняшним утром, когда они все вместе выходят из дома Джисона, форда рядом не оказывается. А значит, он либо и правда не знает, где находится квартира Джисона, либо вчерашняя слежка была случайностью. Они договариваются, что вечером соберутся в кафе, где работает Феликс, чтобы всё обсудить, ибо младший должен работать до самого закрытия, а парням, соответственно, нужно поддерживать связь. Никто не предлагает отныне жить в одном месте или таскаться друг за другом для защиты, но каждый из них понимает, что если они не будут держаться вместе и тут же рассказывать обо всех зацепках, то и поймать преследователя будет сложнее. Если это вообще возможно.       Феликс привычно достаёт наушники и включает музыку, чтобы недолгая поездка до работы не была такой скучной. Мягкие солнечные лучи скользят по мутному стеклу, подчёркивая грязные разводы; периодически свет пропадает, когда наплывают пушистые облака. Феликс на мгновение прикрывает глаза, когда солнце попадает ему на лицо, освещая маленькую россыпь пятен на щеках. Несмотря на хорошую погоду, внутри него всё равно проносится нечто, похожее на сомнения, будто какое-то предчувствие.       Заведение встречает его привычным запахом кофе и негромкими разговорами клиентов. Он оглядывает занятые столики и уходит в подсобную, по пути сталкиваясь с вечно энергичным Лукасом, который тут же уносится за ним следом, проигнорировав очередной заказ. Феликс придирчиво смотрит на друга и чуть суживает глаза, переводя внимание на глупую улыбку, которая в этот раз чересчур радостная, не так, как обычно.       — Да давай, рассказывай, — усмехнувшись проговаривает он, убирая джинсовую куртку в шкаф. Он вытаскивает свой затёртый фартук и, кривя нос, крутит его в руках.       Лукас только этого и ждёт, с самого утра пытаясь найти кому же рассказать о своих успехах — в действительности же о них узнаёт каждый встречный. И данная участь не может обойти Феликса стороной, ведь он тот самый классный друг, который поддерживал его с самого начала. Он обязан знать обо всём, а потому Лукас, не задумываясь, тут же выкладывает всю историю.       Феликс с усмешкой слушает о том, как его друг наконец смог продвинуться в своих отношениях, и думает о том, что это и правда мило, — стоящий перед ним парень так и светится от счастья. На секунду в голове Феликса возникает мысль: а как он сам выглядел в момент, когда понял, что у него есть шанс? Неужто так же? Он никогда не задумывался об этом, но оказывается чужая радость заразительна, а наблюдать за тем, как улыбка на лице друга преображается, — приятно. Нацепив на себя «униформу», он задорно хлопает коллегу по плечу, тем самым имея в виду, что тот молодец, — не каждый ведь сможет гоняться за своей пассией целый месяц, когда она тебя совершенно точно динамит.       Какое-то странное чувство проносится внутри Феликса, когда он хвалит друга за его настойчивость.       — Кстати, — после некоторого молчания резко выдыхает Лукас и тут же подмигивает, когда Феликс переводит на него внимание, — я тут наткнулся на объявление о танцевальном фестивале, который должен быть через две недели, — Феликс хмыкает, понимая к чему тот клонит, — и среди участников увидел твою танцующую шайку, — он противненько улыбается.       — Правда? — с наигранным непониманием вторит Феликс.       — Ты ведь не мог не позвать своего главного фаната? — театрально поправив чёлку и задрав нос, говорит Лукас.       Рыжеволосый снисходительно качает головой, чуть улыбаясь. Он никому из коллег пока не говорил о предстоящем конкурсе, не скрывая, но и не спеша разглашать. Конечно, он позовёт туда всех своих знакомых и друзей, ведь предстоящее выступление будет для них одним из самых важных в этом году: если они займут первое место после зрительского голосования, то у них появятся большие шансы быть замеченными опытными хореографами. Поэтому в последние недели тренировки увеличились не только по времени, но и количественно — каждый хочет показать только самое лучшее выступление, ибо второсортные танцы они презентовали в прошлом году, а теперь они обязаны показать настоящее шоу. Феликс гордится уже тем, что у них появилась возможность принять участие в таком мероприятии, не говоря даже о возможной победе. Для них это будет поворотной точкой.       — Я думал сказать тебе и остальным на следующей неделе, но раз ты всё прознал, то, само собой, — отвечает Феликс, глядя на озорные огоньки в глазах друга.       — Отличный выбор, бро. У тебя будет самая крутая группа поддержки! — громко восклицает тот, когда они собираются выходить обратно в зал.       Феликс нисколько не сомневается.       По помещению разносится мягкий звон, оповещающий о новых клиентах. Феликс отрывается от кассы и замечает возле входа Чанбина и Минхо, которые тут же машут ему рукой, когда встречаются с ним взглядами. Они выглядят абсолютно спокойно, переговариваясь друг с другом. Обойдя несколько столов, они садятся в самом углу кафе, откуда открывается лучший вид на улицу, в их жестах и мимике нет ничего вызывающего или тревожного. Феликс осматривает друзей, приходя к выводу, что всё в порядке, и плюёт на то, что до предполагаемого перерыва остаётся целых пятнадцать минут, — всё равно посетителей почти нет — и бредёт в их сторону.       Поймав на себе внимательный взгляд Чанбина, он моментально тушуется, вновь ощущая глупую неловкость, но старается не показывать своего состояния. А старшему будто только это и нужно — чтобы он робел перед ним, ибо другого объяснения, почему он прожигает его оценивающим взглядом, нет. Феликс кашляет в кулак, пытаясь отвлечься, — или отвлечь.       Феликс неловко усаживается на свободный стул, оказываясь прямо перед старшим. Он старается вести себя как всегда, но стоит их коленям столкнуться, как его будто током прошибает. Он ощущает себя безмозглым подростком, у которого переизбыток гормонов, отчего он не может не реагировать на любое внимание в свою сторону.       — А где Джисон? — спрашивает младший, поняв, что одного человека здесь точно не хватает.       — Обещал скоро прийти, сказал, что ему срочно нужно в библиотеку, — своим привычно низким голосом поясняет Чанбин. Феликс глядит на него, как на нечто страшное и одновременно красивое, — страшно красивое — подавляя внутреннее смятение.       В то же время Феликс думает о том, как Джисон доберётся сюда. Он надеется, что тот не встретит преследователя по дороге, ибо теперь установить, за кем именно он следит, сложно. И это самое страшное — никто даже предположить не может о его намерениях.       — Ну что? — спрашивает Минхо, совершенно не обращая внимания на то, что творится между его друзьями.       — Это я должен спрашивать, — переводит стрелки Феликс.       Минхо обращает на него свой взгляд.       — Всего лишь формальность, — он безразлично пожимает плечами. — У меня ничего.       Младший недоверчиво осматривает его сверху вниз.       — В смысле «ничего»?       — Вот так. Наш дорогой друг сегодня не удостоил меня своим присутствием, — поправляя отросшую чёлку, он облокачивается на стул. — Не видел я его сегодня, короче.       Внезапно где-то сбоку разносится довольный вскрик, и тут же возле стола появляется воодушевлённый Лукас, который сгребает Чанбина и Минхо в дружеские объятия, громко крича о том, как он рад их видеть. Феликс вздрагивает от резкого шума и непонимающе смотрит на развернувшийся перед ним цирк, тут же досадуя от того, что теперь они не смогут нормально поговорить. Парни вежливо кивают и бормочут в ответ, что им тоже очень приятно его видеть. Феликс еле заметно усмехается, глядя на то, как Чанбин пытается убрать со своего плеча чужую мозолистую руку, а Минхо пытается рассмотреть его новую причёску — несколько дней назад Лукас покрасился в чёрный.       — Классный цвет, — проговаривает он через несколько секунд пристального осмотра, тот довольно улыбается, словно кот.       — Спасибо, мен, — демонстративно поправив чёлку отвечает он.       Некоторое время они переговариваются о чём-то своём: Лукас расспрашивает парней об учёбе, полностью игнорируя Феликса, ибо про него и так всё известно; кое-где даже проскальзывают шутки про вечеринку и Джисона, о котором он тоже спрашивает. Изредка Феликс ловит на себе вдумчивый взгляд Лукаса, который не означает ничего хорошего, а потом наблюдает за тем, как он осматривает Чанбина, который наконец выпутывается из его объятий и смирно сидит, слушая их разговор и поглядывая на младшего.       Феликс с непередаваемым страданием поднимается со своего места, взглянув на часы, которые пробивают четыре часа, — его перерыв заканчивается. Он улыбается друзьям, оставляя их на коллегу, который только и рад проводить с ними время, наплевав на работу. Если же Минхо полностью втягивается в диалог, то Чанбин просяще смотрит младшему вслед, тем самым пытаясь сказать, чтобы тот не уходил, но рыжеволосый лишь весело улыбается. То, что его друзья и коллеги общаются между собой, греет душу Феликса. Когда он впервые познакомил их, ему казалось, что его задумка в итоге станет катастрофой, потому что они слишком разные. Но, увидев, что они стали ладить, он с облегчением выдохнул и перестал бояться оставлять их наедине.       Возвратившись к кассе, Феликс снова принимается обслуживать посетителей, изредка подходя к кофемашине, если все напарники заняты. Он погружается в свои мысли, делая все привычные действия машинально: он вновь думает про преследователя, пытаясь предположить, почему тот не появлялся возле Минхо. Если вспоминать о том, что старший ночевал не в собственной квартире, то вполне логично предположить, что он просто не смог его найти. Но в то же время он же знает, где Минхо учится, а значит, мог караулить его на университетской парковке, но и там его не оказалось. Его внезапное бездействие запутывает, ибо нельзя понять: он прекратил слежку или это простое совпадение.       У Феликса начинает кипеть голова.       Подпрыгнув на месте от резкого грохота захлопнувшейся двери, он во все глаза смотрит на влетевшего внутрь Джисона. Сначала у него тут же мелькает страх, что тот прибежал, потому что за ним ехали следом или даже гнались, но в следующую секунду, как только он замечает на его лице радость и беспечность, то сразу понимает, что друг пришёл в своём обычном состоянии — чересчур активном. Феликса и правда удивляет, как его друзья умудряются вести себя как всегда, ни о чём не волнуясь, пока он сам периодически впадает в странный транс, во время которого пытается не дать себе задохнуться от раздумий и опасений. Отдав женщине её заказ, он внимательно следит за тем, как Джисон проносится между столами и буквально прыгает на Минхо, звонко целуя его в лоб, после чего обращает внимание на Лукаса и громко кричит уже ему, при этом совершенно забыв о Чанбине, который притаился напротив и лишь закатывает глаза. Феликс тихо смеётся, но не спешит подходить, чтобы тоже поздороваться. Лукас что-то быстро говорит светловолосому, бурно жестикулируя, после чего они оба поднимаются и быстрым шагом двигаются в сторону подсобной, оставляя старших наедине. Джисон подбегает к кассе.       — Не кисни, — он даёт опешившему Феликсу пять и уносится вслед за парнем.       Феликс несколько раз моргает, в очередной раз убедившись, что Джисон — нечто. Едва ли найдётся хоть один человек, который сможет полностью понять, о чём тот думает. Да, стоит отметить мастерство Минхо в этом деле, но даже он, будучи очень проницательным, не всегда может сладить с Джисоном, хотя в такие моменты он больше предпочитает просто соглашаться, потому что переубедить его невозможно.       Заметив, что Чанбин и Минхо одновременно поднимаются и движутся в его сторону, Феликс недоуменно хмурится. Но если Минхо быстро разворачивается в сторону туалета, то Чанбин твёрдо намерен подойти именно к нему. Феликс вновь чувствует стеснение, сжимающее сердце в тиски. Он не знает, когда это пройдёт, когда он сможет смотреть на друга спокойно, без ярко выраженной робости. А стоит ему вспомнить о том, что произошло ночью, внутри всё сразу скручивается, а лицо теплеет. Он уверен, что выглядит по меньшей мере странно, но Чанбин полностью игнорирует нависшую неловкость. Феликс всё ещё ощущает на своей руке чужую, и это кажется ненормальным.       Ненормально так реагировать на своего лучшего друга, ненормально вспоминать каждую проведённую вместе секунду и анализировать её, ненормально забывать, как дышать, когда он подходит слишком близко. Ненормально испытывать такие чувства к лучшему другу.       Но вчерашняя ночь показала, что бороться с этим не только бесполезно, но и незачем. И всё равно понимание того, что Феликс возлагает на Чанбина такую ношу — свои чувства, пугает. Что будет, если он не сможет вытерпеть? Что будет, если он уйдёт, а чувства младшего не пройдут? Что будет, если это было первое и последнее проявление их чувств? А, может, Феликс и вовсе ошибается в том, что их объятия несли иной смысл. Что будет, если то, как они держались за руки, было сделано из дружеских побуждений, а Феликс уже построил себе небесный замок?       Феликс отчаянно борется со злостными опасениями.       Ведь он же не дурак, чтобы всё, что между ними происходило, оказалось неправдой.       Чанбин, словно солнце, которое прогоняет нависшие тучи, рассеивает одной своей едва заметной улыбкой, — которую может разглядеть лишь Феликс, — его неуверенность. Вот же он — человек, который столько времени был рядом, который вытаскивал его из отчаяния, который придёт на помощь, даже если не попросишь. Как можно говорить, что между ними ничего нет, когда Чанбин подходит к стойке вплотную и мягко наклоняется ближе, чтобы видеть растерянное лицо Феликса ближе, чтобы быть к Феликсу ближе. Они ни разу не целовались. И эта мысль заставляет младшего замкнуться, как будто он разучивается разговаривать. Он мгновение смотрит на тонкие губы друга и с ужасом осознаёт, что теперь ему нескончаемо сильно хочется к ним прикоснуться. Лучшие друзья точно так не думают друг о друге.       Но Феликс думает.       Но как бы желание ни переполняло его, они не могут сделать этого ни сейчас, ни потом, потому что поцелуй ознаменует конец их дружбы, конец спокойного времяпрепровождения и тихих вечеров, конец их подколов и шуток, конец их кротких взглядов и редких прикосновений, потому что поцелуй разрушит их. Если они и не станут друг другу обязанными, то точно перестанут быть друзьями. Ведь друзья не целуются, а Феликс до смерти боится потерять Чанбина.       Как оторваться от вен на чужой длинной шее, что скрываются под воротником толстовки? Как перестать смотреть в чужие глаза, что засасывают, словно омут? Как усмирить руки, что хотят запутаться в иссиня-чёрных волосах? Феликс боится собственных мыслей, собственных желаний, собственной жажды и влечения. Он словно наркоман, а Чанбин — его наркотик, вот только Феликс не заметил, когда успел стать зависимым, когда Чанбин заимел над ним власть.       И ведь, если старший решится прыгнуть с крыши, Феликс не может с точностью сказать, что не последует за ним.       Их прерывает короткий вздох, от которого Чанбин тут же выпрямляется, а на его лице проносится тысяча эмоций, которые с бешеной скоростью сменяют друг друга: непонимание, удивление, серьёзность. Он смотрит на подошедшего мужчину и тут же хмурится.       — Давно не виделись, — его голос получается грозным, но собеседник решает это проигнорировать.       — И правда.       Феликс переключается на подошедшего и моментально различает в нём Кёнсу. Он тоже не может не удивиться его появлению, ведь тот нечасто сюда приходит. Но если Чанбину явно не нравится чужое присутствие, то Феликс относится к этому равнодушнее, ибо тот такой же человек, имеющий право приходить куда ему захочется. То, что он будущий муж сестры Чанбина, не делает его особенным.       — Что будете заказывать? — Феликс решает вмешаться, иначе никто не знает, что может выкинуть вмиг почерневший Чанбин. Как они только вместе находятся в доме Минни — непонятно.       Сам же Феликс не может сказать, что стоящий перед ним человек — плохой. Кажется, у него и правда серьёзные намерения на грядущую семейную жизнь, может быть, он и правда любит девушку. Лично удостовериться в этом сложно, ведь младший никогда не видел пару вместе — только на фотографиях. Единственный минус, который точно присутствует для Феликса, — брат Кёнсу. Этого вполне достаточно, чтобы счесть его плохой кандидатурой для сестры Чанбина, но в конце концов Феликс не может называть его ублюдком только из-за того, что они с Сехуном родственники. Если бы можно было закрыть на это глаза, то, может, Феликс бы даже сказал, что он и правда неплохой. И всё же семейные проблемы Чанбина — не его, чтобы он вмешивался, так что, если старший так относится к выбору своей сестры, значит для этого и правда есть причины, которые кроются не только в том, что её слишком часто бросают.       Кёнсу смотрит на него с немой благодарностью, сквозь которую едва различается заинтересованность.       — Американо, пожалуйста.       Когда Кёнсу наконец уходит, сдержанно попрощавшись, парни позволяют себе переглянуться. Феликс ворошит волосы, чтобы отвлечься, а Чанбин переминается с ноги на ногу.       — Мне кажется, тебе не стоит тратить на него столько энергии, — предусмотрительно проговаривает Феликс, косясь на чужую реакцию.       Чанбин делает глубокий вздох и поворачивается к нему лицом.       — Я знаю.       И Феликс понимает, что тот просто не может избавиться от своей опеки над сестрой, и нисколько не винит его за это. Но Чанбину нужно научиться доверять.       Они разом оборачиваются на вышедшего из-за угла Минхо, который что-то бормочет себе под нос. Он останавливается посреди зала, внимательно смотря на улицу, где бродят прохожие. С минуту он стоит, не двигаясь, и рассматривает что-то вдалеке, после чего, отдёрнув рукава своей толстовки, быстро выходит на улицу. Парни непонимающе смотрят ему вслед, не зная, как прокомментировать странное поведение друга. Из подсобки возвращаются радостные Лукас и Джисон, которых явно ничего не волнует, посему они продолжают бурно обсуждать недавно вышедшую главу какой-то популярной манги.       Феликс бросает взгляд на Чанбина, который хрустит пальцами и сводит брови к переносице. За окном виднеется небольшая пешеходная дорожка, по которой снуют люди, а Минхо бредёт прямо вдоль неё, после чего скрывается из поля зрения.       Проходит около двух минут, прежде чем младший всё же отмирает, вынужденный обслуживать подошедшего школьника. Чанбин осторожно отходит в сторону от прилавка, чтобы не мешать. Он продолжает молчать, в то время как Феликс машинально проговаривает заученные вежливые фразы и от неясного волнения предлагает кексы, которые до этого никогда в жизни даже не упоминал. Но мальчик отказывается и, благодаря, уходит в зал.       Завидев вдалеке возвращающуюся фигуру друга, парни выпрямляются. Минхо бредёт тем же маршрутом, засунув руки в карман толстовки. На его лице непривычная задумчивость, из-за которой он начинает жевать внутреннюю сторону щеки. Он заходит внутрь, и, когда Чанбин предусмотрительно оказывается рядом, оставляя такого же непонимающего Феликса за барной стойкой, громко выдыхает:       — Показалось.