***
По крыше стучит непрекращающийся дождь; капли быстрым потоком сбегают по стене и оказываются в неглубоких лужах. Воздух пропитывается свежестью и чуть заметным чувством спокойствия, что пеной растворяется в окрашенной бензином воде. Феликс опирается спиной на стеклянную дверь и молча наблюдает за тем, как по небу расплываются серые, чернеющие тучи. Они нависают, будто через секунду свалятся прямо на голову и похоронят под своей тяжестью. Вдалеке слышен удаляющийся рёв автомобиля, в который пару минут назад села съёмочная команда; юноша внимательно следил за тем, как они пытались уберечь своё оборудование в сумках, поспешно раскрывая зонты, чтобы не намокнуть. Шум оказывается под завесой энергичного стука, от которого к земле склоняются беззащитные растения и белые бутоны цветов, что с такой заботой были посажены в новые клумбы возле лестницы. Феликс вздыхает, замечая, как стебли беспомощно изгибаются и теряют свою жизненную силу. — Чёртов дождь, — сбоку возникает недовольно фыркающий Минхо и натягивает себе на голову тонкий капюшон толстовки. — Ты не пойдёшь? — он вопросительно смотрит на притаившегося друга. Феликс чуть заметно мотает головой, сильнее закутываясь в джинсовую куртку. — Подожду или вызову такси, — чеканит тот и чуть усмехается, понимая, что никакое такси он не вызовет, ибо денег с собой на такую роскошь у него нет. Минхо рассматривает младшего всего секунду, пожимает плечами и быстрым шагом спускается по лестнице. — Ладно, увидимся, — слышится от него. Феликс прощается вслед. Фигура друга стремительно исчезает из виду, Феликс внимательно провожает её взглядом, — скорее всего, тот спешит на встречу с Джисоном. Откидываясь головой на стену, он в очередной раз глубоко вздыхает, впитывая в себя аромат свободы, какую дарует лишь дождь. Когда бурные потоки обрушиваются на землю, они смывают не только пыль с застывших дорог, но и человеческие страхи, очищая их. Один вид дождя способен успокоить, уравновесить душевные порывы и усыпить глубоко впившиеся в шею волнения. И сейчас, когда Феликс глядит на уходящего друга, он пытается заглушить в себе нервозность с помощью равномерно стучащих капель. Невольно обращая взгляд в сторону примерного месторасположения автомобильной стоянки, он думает, что бездействие — худшая часть их плана. Они сами не знают, чего ждут, изо дня в день стараясь вести себя как всегда. Или, быть может, только Феликс старается, а все остальные и правда живут как ни в чём не бывало. Кажется, что они ждут какого-то знака от вселенной, когда она снизойдёт до них и скажет: «пора». Но даже если она и скажет, то что они будут делать дальше? А должна ли она вообще что-либо говорить? Феликс не расстраивается, но его приводит в недоумение, что именно старшие кричали о важности поимки преследователя, но при этом пускают всё на самотёк. А может, он просто не понимает значение их плана, может, он настолько устал, что просто хочет, чтобы это закончилось настолько быстро, насколько возможно. Да, Феликс определённо устал. И даже если машина перестала следить за ним, Феликс всё равно не может жить беззаботно, зная, что где-то на соседних улицах находится человек, который в любой момент способен объявиться вновь и разрушить еле восстановившееся спокойствие. Он хочет, чтобы они избавились от проблемы раз и навсегда, чтобы она больше не возникала и не портила никому жизнь. А за сколькими людьми, как за Феликсом и Минхо, ездит этот ненормальный? Сколько людей он уже напугал одним своим присутствием? Что-то подсказывает Феликсу, что чужое внимание — не случайность, а целая запланированная кампания. Ливень чуть слабеет, но явно не собирается прекращаться. Феликс вглядывается в едва различимые приоткрытые ворота, возле которых мелькает чёрный зонт и невысокая мужская фигура. Из-за плохого зрения и дождя, что льёт буквально стеной, он не различает чужого лица, а потому немного настораживается, когда человек не сворачивает, а идёт прямо к лестнице. Феликс внимательно следит за передвижениями парня и одёргивает себя, когда в голове внезапно раздаются неприятные и глупые мысли. Слышится звук бьющихся об зонт капель. Феликс невольно отлипает от стены, когда различает в походке парня знакомые черты. Сердце пропускает неожиданный удар, когда тот заходит под навес и закрывает зонтик. Чужие волосы немного влажные, а толстовка кое-где темнеет мокрыми пятнами. Феликс вздыхает, наконец различая лицо стоящего в нескольких метрах человека. Он делает несмелый шаг вперёд, удивляясь чужому появлению, ведь никто из них даже и словом не обмолвился, чтобы встретиться, тем более в такую погоду. Посему, решив переждать противный дождь, Феликс никак не ожидал, что Чанбин придёт к нему. — Привет, — голос младшего ниже обычного из-за долгого молчания. Он не осмеливается спросить, почему друг так внезапно оказался здесь. Чанбин чуть заметно усмехается, поправляет промокшую чёлку, рукой зачёсывая её назад, и подходит ближе. — Мне сказали, что у тебя нет зонта, — явно заметив повисший в воздухе вопрос, невозмутимо поясняет старший. Феликс робко убирает руки за спину, в голове прокручивая диалог с Минхо. — И ты решил принести его? Когда на улице настоящий ливень? — Чанбин равнодушно пожимает плечами и достаёт из рюкзака обещанный зонтик. — Это лучше, чем если ты будешь стоять здесь до самой ночи. Феликс вновь и вновь удивляется Чанбину, будто он каждый раз открывается с новой стороны, являя свои скрытые особенности. Младший за всё время их общения не мог даже подумать, что черноволосый парень на самом деле может проявлять заботу и показывать свои истинные чувства — Чанбин для Феликса всегда был и остаётся холодной скалой, внутри которой эмоции тускнеют и прячутся в трещинах. Он словно загадка, которую невозможно разгадать, пока она сама не позволит. И кажется, сейчас впервые за всю жизнь Чанбин позволяет кому-то рассмотреть свои настоящие намерения, утопленные посреди обломков души, загнанные в самый тёмный угол. Так вот как это происходит — когда люди открываются друг другу, отдают частичку себя, не боясь, что её изуродуют и выбросят, как ненужный мусор, перестают бояться обжечься. Феликс ни за что на свете не смог бы намеренно причинить боль Чанбину, не сможет и в будущем, никогда. Ведь они уже не просто близкие люди, которые могут узнать друг друга по одному вздоху. Медленно они становятся теми, кого принято называть влюблёнными. И если Феликс всё ещё боится признаться в этом, то что происходит в голове старшего? Должно быть, он тоже не до конца понимает, что происходит, но тем не менее всё равно пытается разрушить барьер, что так внезапно выстроился между ними. Им предстоит столько всего обсудить, столько всего рассказать, столько всего изведать. Между ними море утерянных слов и целая звёздная система скрытых чувств, что светится каждую ночь на бескрайнем иссиня-чёрном небе. Кажется, будто им давно пора сделать шаг навстречу. Феликс смотрит в чужие спокойные глаза и не может поверить, что они скрывают за собой бескрайние просторы, которые вырисовываются лишь в его присутствии. Сколько раз за всю жизнь Чанбин был готов, как сейчас, рваться к человеку только для того, чтобы оказать ему безвозмездную помощь? Сколько людей в жизни Чанбина заслужили его внимание и искренность? Что-то подсказывает Феликсу, что он первый и единственный, ибо никто никогда не видел старшего с лучезарной улыбкой, из-за которой у него чуть морщится нос, никто никогда не слышал, чтобы он заливисто смеялся, почти до истерики, никто никогда не касался его широких плеч и не чувствовал прикосновений его рук на своей спине, никто никогда не был к нему ближе — ни физически, ни душевно. Феликс нутром ощущает эту связь, что прочной нитью отныне связывает их. Думая о людях, что могли бы забрать себе сердце Чанбина, Феликс приходит к выводу, что и сам никогда не был готов вручить кому-то свою душу — ни его бывший, ни Сехун, ни кто-либо ещё не заслуживал этого. Те, кто забирал себе воспоминания Феликса, не смогли вызвать у него ничего, кроме заинтересованности, боли и отчасти благодарности, — ведь каждый из них привнёс в его жизнь что-то отличное, что-то новое. Но никто из них не смог заставить его полюбить — Феликс довольствовался подобием, искусно сделанными подделками, красивыми заменами, но не любовью. И теперь, когда внутренности младшего переполняются бабочками, что раньше были словно в вечной спячке, он понимает, что Чанбин в каком-то смысле для него тоже первый. И единственный. Улицы покрываются глубокими грязными лужами, посреди коих нежатся опавшие лепестки сакуры. Мутная вода раскрашена десятками розовых крапинок — казалось бы они должны украсить сие безобразие, но на деле они лишь сами пачкаются и тускнеют, превращаясь в такой же беспорядок. Феликс с грустью смотрит на потерявшие свою красоту цветы и со вздохом следует за другом, которого явно не интересуют попытки природы исправить последствия дождя. Они бредут вдоль аллеи, аккуратно обходя стекающие вниз ручейки. Небо начинает проясняться, прогоняя утомляющие тучи и окрашиваясь в вечернюю лазурь — персиковую, лиловую, малиновую. — Я хотел спросить, — внезапно голос Феликса прорезает тишину; Чанбин переводит на него внимательный взгляд. — Тот случай с, — он запинается, — Сехуном. Кёнсу знает о нём? Чанбина застаёт врасплох этот вопрос, отчего его брови слегка изгибаются. — С моих слов. Кажется, они не очень близки, чтобы рассказывать друг другу о подобном. Младший какое-то время молчит, размышляя, прежде чем ответить: — Понимаю, что это не моё дело, но я думаю, что Минни должна знать, что брат её будущего мужа может… — он решает не продолжать. Старший внезапно останавливается, и Феликс вздрагивает, встречаясь взглядами. — Это сложно, но, пожалуйста, не думай о нём, — Чанбин неотрывно глядит прямо в глаза; Феликсу кажется, что внутри него что-то сгорает и плавится. — Всё будет хорошо. И ему больше всего на всём белом свете хочется верить Чанбину, хочется, чтобы его слова оказались правдой и всё действительно было хорошо. Ведь старшему можно доверять, ведь он никогда не обманывает, ведь для него это так же важно. Правда же? Если Феликса усадить за стол и поручить сосчитать все моменты, когда старший помогал ему, когда вытаскивал его из бездны, когда вселял в него надежду, то он не сможет, потому что цифра перевалит за сотню, а на глазах появятся предательские слёзы. Как он мог не замечать этого раньше, как мог игнорировать заботу, которой его одаривал Чанбин, как он мог быть настолько слеп? Ему стыдно. За то, что так поздно осознал. Феликс понимает, что обязан старшему до конца своих дней, понимает, что должен отплатить ему если не тем же, то точно не меньшим. Феликс делает несмелый шаг навстречу, в его груди бешеным ритмом стучит заведённое сердце. Ему, словно воздух, необходимо прямо здесь и сейчас показать, насколько он благодарен, насколько он ценит чужое внимание. Чанбин пробегается взглядом по его щекам, останавливаясь где-то в области тёплых губ. Феликс забывает, как дышать, когда их лица оказываются в сантиметрах друг от друга, а в нос ударяет запах чужого одеколона, мокрого асфальта и занимающегося заката. Кажется, будто внутри него взрываются тысячи фейерверков, а на задворках сознания рисуется новая картина, которая станет одним из главных шедевров, висящих в галерее его воспоминаний. Позади шелестят деревья, разбуженные порывом ветра, и Феликсу кажется, будто секунды превращаются в часы, миг превращается в бесконечность. Он никогда не замечал, чтобы у старшего над бровью была родинка, но сейчас для него она, словно открытие, словно он заново изучает человека, с которым провёл бок о бок несколько лет, несколько долгих лет неопределённости и отрицания. Феликс больше не может сопротивляться. Его будто выкидывает из собственного тела, он перестаёт понимать, что происходит, куда двигаются его руки. Он замирает, когда чувствует мягкие губы Чанбина на своих, когда чужие руки едва прикасаются к его алеющим щекам, когда собственные пальцы путаются в отросших чёрных волосах. Феликс думает, что именно так и взрываются звёзды — резко, ослепительно, пленяюще. Что-то в душе Феликса детонирует, разбивается на кусочки, стирается в пыль, и становится так легко, как будто он перерождается. Под веками теплится одинокая слеза, ресницы еле заметно дрожат от волнения, по спине пробегает толпа мурашек, ему становится жарко. Никогда он не смог бы даже предположить, что у Чанбина настолько приятные губы, настолько мягкие волосы и обжигающее дыхание. Осторожно опуская руку на чужую шею, Феликс боится открыть глаза, боится, что если он прямо сейчас позволит себе взглянуть, то старший исчезнет. Пропадёт так же, как и появился, — словно магия, вспышка, чудо. Ему страшно от одной мысли, что всё это помутнение рассудка, игра воображения, иллюзия и на самом деле у него нет никого, кто мог бы быть рядом, — на самом деле он страшно одинок. Но Чанбин не испаряется ни через секунду, ни через пять — он здесь, осторожно пробегается пальцами по щекам, стирая ту самую вырвавшуюся слезу, каждым своим движением говорит о том, насколько Феликс уникален, насколько он заслуживает быть любимым. Чанбин не напирает, оставляя младшему шанс отстраниться, передумать, забыть и сбежать, потому что для него важно, чтобы их желания были настоящими. Он не принуждает, наоборот вверяя в руки Феликса все решения и, главное, — собственную судьбу. Они отстраняются, и Феликса бросает в дрожь от пустоты, которая так внезапно окутывает его с головы до ног. Он не решается открыть глаза, но чужие ласковые руки, что осторожным движением убирают чёлку с влажного лба, словно вселяют в Феликса веру в счастливое будущее. Тёмные мысли и страхи растворяются, а на их место приходят яркие мечты и любовь. Феликс не может поверить, когда видит перед собой всё того же спокойного Чанбина, в глазах которого однако теплится столько нежных чувств, что кажется, будто младший скоро захлебнётся. — Спасибо, — шёпотом выдавливает из себя Феликс и обнимает чуть повеселевшего друга, который будто вновь показывает ему, как правильно нужно жить. Чанбин лучезарно улыбается, а небо наконец избавляется от противных туч.***
По кафетерию разносятся будничные разговоры о завале на учёбе, проблемах с деньгами, непонимании в отношениях. Студенты снуют с подносами от стола к столу, здороваясь с многочисленными знакомыми и обмениваясь последними новостями о недавнем шоу на выживание на тв. Где-то в другом конце слышатся громкие восклицания и задорный смех, после чего половина рядом сидящих оборачивается на шум и презрительно фыркает. Феликс ковыряет вилкой подобие еды и глубоко вздыхает, смотря в дальнее окно, откуда виднеется прекрасный вид на соседний корпус, который только-только покрасили в тошнотворно-зелёный цвет. Он искренне недоумевает от такого стилевого решения и думает, что хуже краски не видел никогда, — теперь здание похоже не на университет, а на дешёвое коммерческое предприятие. Кажется, он не единственный недовольный, ибо по коридорам отныне бродят громко кричащие активисты, которые пытаются собрать подписи на перекраску. Глупее занятия Феликс тоже не видел. Смотря на уткнувшегося в телефон Джисона, Феликс кривит губы. Они сидят за небольшим столиком уже около десяти минут в ожидании старших, которые как будто сквозь землю провалились со своими зачётами и долгами. Говорили же Минхо, что нужно всё сразу сдавать, а не оставлять на последний день, когда уже никому не интересно слушать его еле заученные ответы, говорили, но слушать он всё равно не стал, а потому по собственной глупости околачивается возле кабинета, опаздывая. Где застрял Чанбин, парням сказать сложно, ибо он решил не ставить остальных в известность, пообещав лишь прийти к назначенному времени. Феликс подставляет руку под подбородок, опуская наскучившую вилку. Феликс не часто заходит в это крыло, поэтому внимательно наблюдает за происходящим вокруг, запоминая так, чтобы в ближайшее время больше не захотелось сюда возвращаться. Его раздражают напыщенные парни, которые, словно стаей, оседают в самом центре, привлекая громкими спорами к себе внимание. Сегодня среди них нет Сехуна, отчего настроение Феликса заметно поднимается, ибо даже встречаться взглядом с ним равняется наказанию, не говоря уже о том, чтобы дышать одним кислородом — лучше сразу застрелиться. Старшекурсники не церемонятся и, абсолютно не стесняясь, обсуждают проходящих мимо девушек, которые моментально краснеют и ускоряют шаг, пытаясь сбежать. Их не волнует, как они выглядят со стороны, думая, что их «превосходство» позволяет делать всё, что душе захочется. Феликса пробирает омерзение от одного взгляда на их поведение и распущенные руки. Неужели нельзя сделать хоть что-то, чтобы подобные создания заткнулись и прекратили обращаться с людьми, как с вещами? Когда в помещение заходят обыденно серьёзные Минхо и Чанбин, ближайшие к входу столы затихают, следя за их перемещениями. Парни ни с кем не здороваются, игнорируя абсолютно всех, кто пытается сказать им хоть слово, словно их не существует, и идут точно к младшим, которые тут же отрываются от своих занятий. Вокруг, будто по щелчку, сгущается атмосфера. Феликса не на шутку это пугает, ибо ещё несколько минут назад ничего не предвещало беды и их обед должен был пройти как всегда. Но что-то, по всей видимости, помешает им мирно провести время. Старшие садятся на свободные места — Чанбин оказывается напротив Феликса, а Минхо рядом — и негромко здороваются с друзьями. Феликс внимательно смотрит на Чанбина, моментально ловя его ответный взгляд. — Всё нормально? — он приподнимает брови, выпрямляясь. Вместо него отвечает Минхо: — Мы думаем, что завтра нужно начать вторую часть плана, — и, видимо, в его планы не входило церемониться, посему он говорит сразу в лоб. Младшие непонимающе переглядываются, в душе не чая, о чём идёт речь. Феликс слегка распахивает глаза, когда Джисон напрягается и хмурится. — Что ещё за «вторая часть»? — Джисон выразительно глядит на своего парня, требуя таким образом самых точных объяснений. Феликса накрывает дежавю: казалось бы, ещё несколько недель назад они так же сидели в кафетерии и обсуждали форд, что, очевидно, был не просто видением, но никто не соглашался верить. А теперь, они вновь сидят здесь, среди многочисленных однокурсников, которые не более, чем задний фон и звуковое сопровождение, и обсуждают их план, решение проблемы — они наконец готовы признать действительность и бороться. С одной стороны, Феликсу радостно от мысли, что друзья всё-таки поверили и готовы помочь, а с другой, — на это ушло слишком много времени, так много, что теперь форд — их общая забота и головная боль. Как бы всё обернулось, если бы они не сопротивлялись и сразу протянули руку? И теперь они сидят друг напротив друга, нервно переглядываясь и не зная, как подступиться. Ведь никто из них никогда не сталкивался с подобным, никто из них никогда не страдал всерьёз от преследований. От напряжения Феликс невольно начинает теребить рукав собственной кофты и прикусывает губу, когда чувствует, что по спине бегут мурашки, а Чанбин пытается взглядом его успокоить, еле ощутимо касаясь коленкой под столом. — Пора бы его поймать, — не меняясь в лице, проговаривает Минхо. Младшие на мгновение теряются, не зная, что ответить. Джисон склоняется ближе к столу и нервно поправляет упавшую на глаза чёлку. — И каким же образом? Феликсу кажется, будто сейчас они не в затхлом кафетерии среди сотни голодных студентов, а в настоящем боевике, ибо внутренние органы предательски стискивает, а пальцы ещё сильнее теребят рукав. Если бы они сразу разрешили всю ситуацию, если бы они сразу приступили к их невероятному плану, то, быть может, Феликс бы не сходил с ума от одной мысли о встрече с преследователем. Он настолько устал за все эти недели, что уже не может трезво оценивать ситуацию и везде видит потенциальную опасность. Усмешка трогает губы Минхо, отчего по спине Феликса проносится холодок. — Теперь мы будем преследовать его.***
Один за другим включаются городские фонари. Их свет кажется тусклым, пока небо окончательно не покрывается чёрной пеленой с крапинками звёзд. Если присмотреться, то можно лицезреть, как вдалеке, к самому горизонту, где тянутся невысокие горы, прощаясь, садится вечернее солнце. Наступает пора луны показаться на пока ещё разноцветном небе. В обычный день Феликс бы радовался наступлению темноты, он бы с восторгом смотрел на стремительно просыпающуюся ночь и упивался красотой маленьких белоснежных точек. Но теперь ему остаётся довольствоваться лишь знакомым серым автомобильным салоном и мигающим фонарём, который, если подойти поближе, начинает зловеще потрескивать. От тишины их спасает трясущий ногой Джисон, который по несколько раз в минуту отрывается от своего телефона и что-то комментирует. Никто его не прерывает, постепенно привыкая к постоянной болтовне. Феликс, слушая его рассуждения о какой-то политической новости, пытается тем самым отвлечься от разъезжающих по парковке в поисках мест машин. Он краем глаза оглядывает каждый автомобиль и еле слышно вздыхает, то ли от облегчения, то ли от разочарования. С одной стороны, ему хочется покончить со всем раз и навсегда, а с другой, — сбежать, но он прекрасно понимает, что бегством ничего не решишь, а значит, нужно ждать и следовать плану. Феликс наклоняется к передним сидениям и кладёт подбородок на спинку, протягивая руку к плечу Чанбина, чтобы отвлечь себя от наседающих мыслей. Старший моментально реагирует и аккуратно перебирает его рыжие волосы, что за последнее время потускнели и потеряли былую свежесть. — Ты уверен, что он будет здесь? — негромко спрашивает Феликс. Чанбин поворачивается к нему всем телом и кладёт руку на колено. — Да. По словам Минхо он не пропускает ни одной тренировки, — с каждым словом старший сильнее надавливает рукой, таким образом пытаясь поддержать. Феликс удивлённо распахивает глаза, непроизвольно кладя ладонь поверх чужой. Минхо не говорил ему об этом, вернее, Минхо вообще не заговаривал с ним о преследователе и его примерном местонахождении. Никто ему не говорил, что каждую тренировку, на той же парковке всё ещё находится форд. — И я не знал, — почти с вопросительной интонацией проговаривает младший. Чанбин берёт его за руку, переплетая пальцы. — Мы не стали рассказывать, чтобы ты не… Его прерывает внезапно проснувшийся Джисон, который громко вторит: — Мне вот тоже никто ничего не сказал, — он выразительно смотрит на Феликса, а потом переводит гневный взгляд на старшего. — Как будто мы маленькие дети, чтобы знать, что в мире творится! — Это нужно было для того, чтобы вы не натворили глупостей и не волновались, — спокойно отвечает тот, возвращаясь в нормальное положение. Феликс продолжает ощущать тепло его руки. Джисон смеряет его неверящим взглядом и фыркает — Феликс отмечает, что он делает это в точности, как Минхо. — А теперь мы вынуждены сидеть здесь и караулить этого грёбаного сталкера, пока Минхо, как наживка, не выйдет из тренировочного зала, — раздражённо отвечает он. Феликс не произносит свои мысли вслух, но надеется, что Минхо и правда будет в порядке. Ведь если подумать, то что, в сущности, может сделать преследователь? Если бы он хотел выкрасть их по одиночке, то сделал бы это сразу, а не разъезжал за ними по всему городу. Если бы ему нужно было их покалечить или обокрасть, то он бы сделал это в первый же день. Но нет. Он ничего не делал. Просто следовал за ними по пятам, изредка показываясь на глаза. Или? В голову ударяют воспоминания о том вечере, когда Феликс столкнулся лицом к лицу с машиной. Ведь должна же быть причина его внимания, что-то, что ему от них было нужно. Феликс прокручивает все события, смотря в одну точку, отчего его взгляд становится стеклянным. Запотевшие зеркала, дочиста вычищенный паркет, белая дверь, скользкая лестница, множество прохожих, доносящиеся крики из ближайших забегаловок, зеленеющие деревья, гул машин, свет жёлтых фар, грязные шины, затемнённое окно, яркая вспышка. Феликс делает резкий вдох. Почему он вспомнил об этом только сейчас? Куда девалась раньше его память? Из вороха мыслей его вырывают насторожившиеся друзья, которые, словно по команде, поворачивают голову вслед за проезжающим мимо автомобилем. Чанбин выключает подсветку в салоне. — Феликс, — младший перегибается через сидения, вглядываясь в окно. — Это он? В груди всё скручивается в трубочку, противно ноя. Как бы ему хотелось сказать, что нет, это не он, но кого он будет здесь обманывать. Чёрный капот никогда не померкнет в его памяти и ещё долгое время будет появляться в самых страшных кошмарах. Феликс пристально наблюдает за отъезжающим фордом, который паркуется в другом конце стоянки, так, что их неприметный белый автомобиль почти не виден, и прочищает горло. — Он. Джисон чуть ли не носом прислоняется к стеклу, пытаясь рассмотреть их долгожданного гостя. — А модель реально дорогая, — констатирует он. — Прямо-таки интересно, какому придурку с таким баблом понадобилось ездить за бедными студентами. — Вероятно, больному на всю голову, — не отрываясь, отвечает Феликс. Они замолкают, наблюдая за тем, как форд паркуется и фары гаснут. До конца тренировки ещё двадцать минут, а это значит, что им остаётся только ждать и не спускать глаз с машины. На задворках теплится мысль о том, что преследователь может выйти на улицу и тогда у них появится шанс к нему подойти и, может, даже обезвредить. Но это слишком рискованно и, если у них не получится, то весь план пойдёт по накатанной — нужно ждать Минхо. Напряжение растёт с каждой минутой: больше никто не склоняется к телефону и не обсуждает новости, все буравят взглядом одну единственную точку, как будто могут уничтожить её издалека. — А если он не один? — внезапно выдаёт Феликс, нервно проводя рукой по мягкой ткани на сидении. Джисон начинает постукивать пальцами по дверной ручке. Чанбин вновь оборачивается к нему и некоторое время молчит, прежде чем ответить: — Так ты же тоже не один, — и взгляд у него до безумия открытый, вселяющий некую силу и уверенность. Теперь. Время тянется настолько медленно, что складывается впечатление, будто оно издевается. Парни по очереди проверяют входящие сообщения, чтобы не пропустить ничего от Минхо, ведь он должен выйти уже меньше, чем через пять минут. От них веет нерешительностью и усталостью — как бы никто из них ни пытался убедить себя, что всё отлично, стресс говорит иначе. За прошедшие десять минут внутри форда не происходит ничего необычного: внутри салона не горит свет, а двери наглухо закрыты. Феликс прислоняется головой к окну, думая о недоумевающих друзьях, которые так в итоге и не дождались его на тренировку. Он надеется, что тренер не будет сильно в обиде, как никак у него и правда уважительные причины, а до фестиваля ещё неделя. Смотря на мигающий вдалеке фонарь, он пытается мысленно перенестись в другое место, в другое измерение, чтобы удерживать себя в руках, но резкий звук оповещения на телефоне Чанбина моментально возвращает его в реальность. Младшие настороженно переводят своё внимание: Джисон нетерпеливо спрашивает, что там. — Минхо скоро выйдет, — спокойно отвечает Чанбин. — Это через сколько? — Джисон начинает ёрзать и забирается с ногами на сидение, но тут же опускает их обратно, видя серьёзный взгляд Чанбина. Феликс подскакивает, когда замечает, что у форда загораются фары и он начинает медленно выруливать. — Он уезжает, — парни одновременно следят за движущейся машиной. Чанбин поворачивает ключ, и их автомобиль заводится. — Но Минхо ещё не вышел! — восклицает Джисон. — И? — без интереса спрашивает тот. — Нам теперь нужно потерять его? Форд скрывается за поворотом, где находится дорога, ведущая к тренировочному центру. Джисон мучительно громко вздыхает, но ничего не отвечает. Они выезжают следом, толком не представляя, как ехать дальше, ибо преследователь может с лёгкостью заметить, что ему сели на хвост. Главное — его не спугнуть, а потому нужно тщательно смотреть за расстоянием между автомобилями и стараться не попадаться на глаза. Когда они оказываются на той же дороге, форд останавливается неподалёку от небольшой забегаловки, которая в это время суток становится довольно популярной среди голодных и уставших работников. Чанбин осторожно сдаёт назад, и они вновь останавливаются, глядя прямо на застывшую машину. Между ними длинная улица, усыпанная разлетевшимся мусором из перевёрнутого бака, заполненная быстро сменяющимися людьми, освещённая броскими вывесками с названиями кафе, но ощущение, будто преследователь притаился всего лишь метре и дышит прямо в спину. Из чёрного автомобиля никто не выходит, он почти замирает в ожидании своей добычи, словно хищник. У Феликса леденеют руки от осознания, что через считанные минуты здесь появится утомлённый и, несомненно, тревожный Минхо, которому предстоит пройти до самой станции, делая вид, что всё в порядке и он совершенно не знает, что за ним едут следом. Ему страшно представить, что будет испытывать в этот момент друг, ведь как бы сильно тот ни храбрился, а сердце будет долбиться как бешеное. Да, Минхо не покажет этого, да, он будет терпеть, но думать об этом слишком пугающе. Феликс всячески отгоняет мысли о том, чтобы поставить себя на его место. Это было бы не просто ужасно, это было бы убийственно. Именно поэтому из переулка выходит Минхо, а не Феликс. У всех сию же секунду перехватывает дыхание, а руки предательски потеют. Они, не говоря ни слова, следят за тем, как их друг, пересекает пешеходный переход и, не оборачиваясь, бредёт вдоль многочисленных заведений. Волнуясь, они ждут дальнейших действий от форда, который всё ещё стоит на месте. — Он не двигается! — восклицает взъерошенный Джисон. Чанбин хмурится. — Спасибо, а то мы не видим, — язвительно отвечает он. — И что теперь? — неуверенно наклоняясь ближе к парням, спрашивает Феликс. — Ждём, — безукоризненно вторит старший. У Феликса внезапно появляется желание включить радио, чтобы утопить салон в неразборчивой болтовне ведущих, но не дать ему потонуть в напряжённой тишине. Ему хочется заглушить всевозможные опасения, создать видимость спокойствия и поверить в неё. Но всё, что ему удаётся, — смирно глядеть в окно и кусать губы в кровь. Привкус железа на языке отрезвляет, но не помогает забыться. Минхо удаляется всё дальше и дальше настолько, что теперь его едва можно различить. Когда он доходит до последнего магазина, форд резко срывается с места и едет прямо за ним. Парни вздрагивают, когда Чанбин без предупреждения жмёт на газ и выезжает на дорогу. Он специально оставляет достаточное расстояние, чтобы их машина оставалась незамеченной. Дом Минхо находится в противоположной стороне от Феликса, и если младшему можно дойти пешком, то ему приходится пользоваться автобусом. Вывески смешиваются с фонарями, цвета растворяются друг в друге, посторонние автомобили кажутся лишь декором. И пока они двигаются вслед за фордом, на небе зажигаются первые звёзды, а лёгкий ветер колышет уснувшую листву на деревьях. — Что дальше? Он рванёт за Минхо? — спрашивает встревоженный Джисон, когда они останавливаются перед светофором. Чанбин оценивающе смотрит на форд, а потом на Минхо, который останавливается возле остановки и проверяет что-то в телефоне. — Не знаю, но мы поедем за ним, — нахмурившись, отвечает Чанбин. — Даже если он оставит Минхо и развернёт в другую сторону? — уточняет Феликс. — Тем более, — он оборачивается к младшему и слегка кивает. Как только Минхо заходит в автобус, загорается зелёный свет и машины вновь двигаются вдоль длинной улицы. На телефон Чанбина приходит сообщение, но из-за того, что ему нужно смотреть на дорогу, вместо него к дисплею тянется Джисон. — Минхо написал, чтобы мы были осторожны, — читает он. — А ещё, что со стороны мы выглядим забавно, — и фыркает. Старший лишь качает головой, ничего не отвечая, а Феликс пропускает его слова мимо ушей, во все глаза смотря на автобус, за которым следует форд. Интересно он уже понял, что за ним тоже следят? А если да и он специально заведёт их в малолюдный район, где никто не сможет их найти? Феликс делает глубокий вдох. Если бы остальные могли слышать каждую его мысль, каждую его безумную мысль и тревожные опасения, то единогласно сказали бы, что он самый настоящий параноик, которому стоит сходить к врачу. Но что ещё остаётся думать человеку, который терпел преследования на протяжении месяца, когда никто не осмеливался ему помочь и он был вынужден в одиночку мириться со своими страхами? Вот и сейчас, даже будучи рядом со своими друзьями, рядом с людьми, которые будут его оберегать, рядом с человеком, которому он готов доверять до последнего вздоха, он всё равно не может адекватно размышлять. Нервы медленно начинают сдавать, а волнение съедать изнутри. Стоит им доехать до перекрёстка, как сразу же появляется очевидная проблема: автобус сворачивает в одну сторону, а форд — в другую. Парни останавливаются ровно на мгновение, прежде чем Джисон быстро звонит Минхо и говорит, что они оставляют его, а после резко съезжают на дорогу, ведущую к шоссе. — Окей, так значит, мы едем прямо к его дому? — оглядываясь на заднее окно, растерянно спрашивает Феликс. — Или к его очередной жертве, откуда нам знать! — театрально проговаривает Джисон. Чанбин приподнимает бровь, вздыхая: — И вы ещё удивлялись, почему вам ничего не рассказали. Сбоку раздаётся противный автомобильный сигнал, отчего младшие вздрагивают и оборачиваются: какая-то машина жёлтого цвета пытается их обогнать и выехать вперёд. Чанбин раздражённо стучит по рулю и даёт ей проехать. В салоне вновь восстанавливается давящая тишина. Они двигаются вдоль шоссе, которое в это время суток изобилует количеством желающих добраться до дома, отчего играть в догонялки становится неудобно. Парням приходится лавировать между десятками машин, чтобы не потерять форд из виду. Здания, что особняком стоят вдалеке, сливаются с горизонтом, словно небрежные мазки жёлтой краски на синем фоне. Если попытаться абстрагироваться и перевести всё внимание на сменяющиеся в хаотичном порядке автомобили, то можно и правда забыть, что в эту самую минуту они не наслаждаются вечерним городом, а следят за человеком, который отравлял им жизнь столько времени. Если бы и правда можно было в это поверить. Чанбин резко настораживается, а Джисон крутит головой. — Куда он делся? — звонкий голос блондина выводит Феликса из транса. Вокруг остаются незнакомые, едва различимые, автомобили различных цветов и фирм, а форд словно испаряется, проваливается сквозь землю. Так, как делал это раньше — быстро и непредсказуемо. И если в прошлые разы он всегда оказывался где-то неподалёку, так же дышал в затылок и выжидал, то и сейчас он не мог рассыпаться посреди дороги. Пока Чанбин аккуратно обгоняет медлительный джип, младшие вовсю крутятся от окна к окну, пытаясь в едва освещённой темноте отыскать чёрный автомобиль. Шоссе расходится на повороты, отчего дорога постепенно начинает пустеть. Если они сию же секунду не отыщут его, то могут упустить и он свернёт на одну из крайних улиц. Ну почему ночь такая тёмная? Когда до первого поворота остаётся меньше двадцати метров, откуда-то из бездны выныривает пугающе непредсказуемый форд и сворачивает прямо перед парнями, едва не сталкиваясь. Чанбин выкручивает руль так резко, что Феликса передёргивает от его движений. — Чёрт, и где его носило! — злобно шепчет старший, когда наконец выезжает на более спокойную улицу. По бокам высятся жилые дома, из окон которых уже вовсю струится свет зажжённых ламп. Жилые улицы тем и опасны, что начинают петлять там, где никто не ожидает, а потому после нескончаемого шоссе извилистые улочки кажутся наказанием. Теперь каждый не сводит глаз с отъезжающего всё дальше и дальше автомобиля, потому что среди множества детских площадок, арок и пешеходных переходов потеряться не стоит ничего. И парни прекрасно понимают, что если сейчас они не досмотрят, то потом уже не смогут повторить свой план. Если сейчас они упустят преследователя, то, быть может, уже никогда не смогут его поймать. У Феликса сжимает в груди, когда они сворачивают в очередной двор и дома начинают казаться чересчур знакомыми, как будто он уже здесь бывал. Вот только он не понимает, правда ли это или же ему просто приелись все дворы, что он увидел за прошедшие десять минут, ибо они все как под копирку. Он хочет спросить об этом друзей, но не решается. Форд начинает сбавлять темп, отчего Чанбину приходится тоже снижать скорость и делать всё возможное, чтобы скрыться за проезжающими мимо машинами и не попасться. Феликс смотрит в зеркало и вздыхает, когда замечает, какой у Чанбина серьёзный взгляд, что скрывает за собой столько решительности, что хватит на них всех вместе взятых. Будто это личное состязание Чанбина, в котором он не имеет права проиграть. Феликс удивляется и одновременно восхищается им: старший нисколько не боится и следует точно за целью, думая только о том, чтобы достичь её. Его пример заражает младшего, отчего он будто переполняется чужим настроем и отступает от своих глупых раздумий, что окутывали его во время всего пути. Чанбин, даже не говоря с Феликсом, умудряется успокоить и вселить в него уверенность. Между домами виднеется широкий проход для машин, что ведёт в жилой двор. Как только они въезжают в него вслед за фордом, Феликса, словно током, поражает осознание, что ему не показалось. Он действительно здесь был. И не только он. Напротив подъездов выстраивается вереница припаркованных машин, среди которых даже протиснуться нельзя. Позади них раскидывается небольшой скверик с несколькими скамьями. Феликс с ужасом взирает на знакомую обстановку и мысленно кричит, что так быть не может. Он не понимает, каким образом они оказались именно здесь, как это место связано с преследователем. Феликс встревоженно наклоняется вперёд, когда Чанбин, будто вздрагивая, жмёт на тормоз. Машина замирает, в то время как преследователь объезжает стоянку в поисках свободного места. — Чанбин, только не говори, что… — шокировано подаёт голос Феликс. Глаза старшего распахиваются, словно он увидел то, что не поддаётся научному объяснению. Джисон непонимающе рассматривает окрестности и, замечая какое-то движение, поворачивается обратно к окну. Феликс опирается ногами на ящик рядом с коробкой передач и почти вскрикивает, когда форд останавливается и водительская дверь открывается. Парни потрясённо следят за выходящим наружу человеком. — Какого чёрта! — вырывается у Чанбина прежде, чем кто-либо успевает понять происходящее.