Питомец.

      В комнате жарко, невыносимо жарко, Том продолжает впиваться в кожу Первого, как можно сильнее кусая шею, ключицы, вслушивается в всхлипы ,такие жалкие, такие отвратительно беспомощные, Диктор всегда хотел их услышать, он хотел, чтобы Шрам умолял его о том, чтобы мужчина был его единственным и первым, но, видимо, этого никогда бы не случилось, а он тоже не вечен, ни его терпение, ни то, что люди именуют рассудком, его одержимость переходила все границы, он уже не мог сдерживаться, ему нужен Красный, даже если он будет его ненавидеть, безумие Тома переходило все приличные границы. Он прокусывает ему плечо, стягивая с пленника штаны, металлически сладкая крови попадает на язык, ее вкус лучше любого вина пьянит, заставляя голову кружиться, а мысли путаться. Томас тихо фыркает, ухмыляясь самому себе, когда отстранившись от истерзанной кожи видит на глазах Боба слезы, они поблескивают в лунном свете, мягкие дорожки от них уже появились на его щеках, он тихо, но быстро дышит, очевидно, паникует, никто бы не хотел такой участи. Раскрасневшийся, беспомощный и немного заплаканный Шрам - вот то, что хотел Диктор с самого начала, с того самого момента, как увидел его, невероятно, но похоть захлестнула его с первого взгляда.       Он облизывается, поправляя свои растрепавшиеся блондинистые волосы, после чего мягким движением руки стаскивает с клона белье, про себя отмечая, что тот непроизвольно пытается прикрыться ногами, какая жалость, что они связаны. Рука тихо скользит под свитер, поглаживая ребра и впалый живот, вторая слегка потягивает сосок, немного покручивая его, играя с ним, пытаясь хоть как-то доставить красной пташке удовольствие, но тот никак не может расслабиться, он сжимается, пытается вырваться, из-за чего стирает себе руки еще сильнее , на них остаются следы, Диктор уже раздражен таким сопротивлением, он надеялся на быструю и легкую победу и любовь Первого, а здесь получается так, сложно, неприятно, а самое главное, что его не хотят видеть как партнера, но почему-то это его безумно заводит, будто они пара, только сейчас идет какая-то распутная игра, по которой Томми не должен останавливать себя, чтобы не происходило, на этих мыслях он расстегивает ширинку.       Шрам слышит этот звук, его сердце замирает, дыхание перехватывает, нет, нет, он не может вот так просто сдаться, он бешено метается взглядом по комнате, ничего, не единого выхода, как же мерзко, быть изнасилованным собственным врагом, убицей своих братьев, он хочет кричать, биться в истерике, в лучшем раскладе сломать нос Тому, но все без толку, веревки слишком хороши, да и Томас видимо хорош в узлах, спасения нет, холодный пот проступает на его лбу. Секунда ,вторая, в него медленно входят, без подготовки, без смазки, просто Том больше не имеет сил терпеть, он так хочет ощутить это тепло внутри Шрама, входит он до упора, пленник не издает ни звука, закусывает губу. Экспериментатор дает ему ему минуту, начиная мягкие толчки, тот желанный жар, эта девственная чувствительность и узость, из-за которых так приятно двигаться, Том будто тает, он впивается в бедра Первого ногтями, тот вскрикивает, дорожки из слез невольно обновляются новыми слезинками, боль пронизывает его, как же омерзительно, он чувствует ,что все это неправильно, что этого вообще не должно быть, что смерть была бы подарком, но ничего уже не сделать.       -Расслабься немного, я не могу двигаться, ты слишком плотный-Том шепчет ему на ушко, конечно, хоть он и вошел без подготовки, по порвать своего милого питомца он никогда не хотел, зачем же ему пострадавший от его глупости раб? Правильно, незачем, ему нужен любящий и милый недореволюционер рядом, поэтому он успокаивающе поглаживает его по животу и голове. Во взгляде читается забота и фальшивое сочувствие, Шрам не верит, но расслабляется настолько, насколько это вообще возможно,этого хватает, чтобы Томас начал двигаться, медленно, но уверенно, со временем ускоряясь, а по истечению минут пятнадцати со всей силы вдалбливаясь в Красного, припадая к его губам, размыкая их, проводя языком по ряду зубов, проталкивая его глубже и начиная пляску за право хозяйства и доминирования не только над телом и заднице Шрама, но также и в его рту. Следует отметит, что хоть Том и имел немалый опыт поцелуях, но тот, что он выбивал из пленника был лучше всех до него вместе взятых, он был великолепен: немного жестокий, настойчивый, властный и в тоже время мягкий. Он сделал последние толчки и ,понимая, что уже не может сдерживаться от разрядки, укусил нижележащего за губу, Шрам сжался внутри, зажимая Тома и позволяя кончить в себя, сил не оставалось ни на что, он был вымотан, руки, натертые и покрасневшие из-за постоянного трения болели. Глаза медленно слипались, он чувствовал, что сейчас отрубится, последнее, что его разум запомнил в эту ночь - фигура Томаса, одевшая очки и ослепившая его лунным светом. -Спокойной ночи, Первый.- больше он уже слышать не мог, его тело и разум провалились в царство Морфея.