Время героев. Пасмурный день

      На веранде просторного, изящного дома, ничем не напоминавшего клановую ставку с почти крепостными стенами, лениво дремал себе, наблюдая за садившимся над почти вечно зелёной Конохой солнцем и привычно отслеживая багровеющий закат, длинноволосый белоглазый человек. В этой жизни его звали Хьюга Хиаши, добавляли уважительную приставку (точнее, суффикс) «доно» и вообще по большей части лебезили и старались угодить. В том, что касается так называемых «гражданских». Часть меньшая представляла собой шиноби разных рангов, и они, хоть и обращались уважительно, очень редко гнулись: не так воспитаны, не тому учены.       Человек, в прошлой жизни бывший сперва капитаном МУРа, Глебом Георгиевичем Жегловым, заместителем полковника Свирского, а затем замом Круглова, в 33-то года, вспоминал времена, когда вместо просторного гостевого дома к его услугам была койка в общежитии в комнате Шарапова, вместо многочисленного клана с парой сотен сильных бойцов, уймы осведомителей и интересных знакомств по всему Союзу… тьфу, по всей стране Огня… водка не лучшего качества под самолично, с отделом, выкопанную картошку и прочую нехитрую снедь вместо приятного вишнёвого вина, да и виски местное, в целом, к его услугам…       И склонялся к тому, что охотно вернулся бы к ребятам в то славное время. И плевать, что приходилось ютиться вдвоём в одной комнате и однажды, когда у соседки по квартире сучёныш-муж пропил продуктовые талоны – отдать их собственные с Володей и перебиваться чёрт-те чем чёрт-те где до конца месяца. Всё равно что-то в этом было, чего он здесь лишён.       Нет, как начальник отдела… тьфу, глава клана Хьюга он вполне себе неплохо управлялся, был на хорошем счету у всех начальников, которых успел застать. То есть у Хирузена Сарутоби, Минато Намикадзе, ещё раз Хирузена Сарутоби и, наконец, Сенджу Цунаде. Нормальные, так-то, начальники, ничуть не хуже Свирского, в чём-то и лучше. Вот только жизнь семейную, да и личную, в плане обзаведения друзьями, Жеглов блистательно провалил на бис. Что, как он знал по жизни прошлой, чревато последствиями.       Отдалились они тогда с Володей, не поняли друг друга. Для Жеглова смерть Вари Синичкиной стала просто ещё одним эпизодом. Погибла боевая сестрёнка, смерть вырвала из рядов, склоним голову, ряды сомкнулись и снова монолитны. Шарапов же психанул, припомнил Глебу всё скопом, начиная с Кирпича и этого проклятого кошелька, и написал рапорт. С устным обоснованием перед Свирским: работать с Жегловым больше не буду.       К счастью, рапорт Володя забрал. Хороший вышел опер, а потом – славный начальник ОББ, того самого, что некогда возглавлял ушедший на повышение Жеглов. Как раз за «Чёрную Кошку» и повысили. Не пришлось Шарапову уходить из МУРа, чтобы с Глебом не работать. Ну а дальше – главное управление, не менее плодотворная работа, чем на старом месте.       И – смерть в 34 года, в злосчастном 1953-м. Добро бы от бандитской пули – а снаряд из автоматической 20-мм пушки не хотите? Ну, может, и не снаряд. Может, и осколок. Это Володя, фронтовой разведчик, сказал бы, а вот Глеба на фронт так ни одна сволочь и не отпустила.       Новая жизнь, невесть каким макаром взявшаяся, новые люди, но всё та же ответственность. Всё те же зарвавшиеся сволочи, которые на твоей новой Родине пытаются паразитировать или прямо с ней воевать. И тех, и других Хьюга Хиаши давил с не меньшей охотой и где-то даже радостью, чем Жеглов – сперва врагов народа поменьше, бандитов, спекулянтов, марух и выродков вроде того же бильярдиста Копчёного, а потом врагов покрупнее, покрупнее…       С самого начала как-то всё завертелось в круговерти жизни: жёсткие тренировки с детства, миссии, войны, свадьба в положенное время с девушкой, подобранной кланом. Глеб, то есть давно уже Хиаши, не возражал – как не возражал против приказов. Положено – значит, надо. В положенное же время родились дети, рано ушла жена, к которой он и привязался вроде… вот только не умел он по-настоящему привязываться. Девушку очаровать на ночь-другую-третью – это запросто. Жеглов был товарищем напористым, хватким, за словом в карман не лез, а уж как вприсядку при случае пройтись мог… Но это – совсем другие навыки.       А главное – этот долбаный клан… рабство побочной ветви перед основной. Так, видите ли, завещано предками. Трудно сказать, что это были за предки, но из приличных слов, кроме «идиоты», у человека, помнящего общество всеобщего равенства (с некоторыми, конечно, недостатками, но дайте срок – построили бы и настоящее. Особенно если бы срок этот был лично у Жеглова), ничего, кроме острого блевотного рефлекса, они не вызывали.       Вспомнить хоть историю с братом… тогда Хиаши сделал то же самое, что десять раз сделал бы Жеглов: высадил бы всю обойму в мерзавца, похитившего маленькую девочку (даже не будь она его дочерью). Просто в этом мире вместо револьвера был бьякуган и Мягкий Кулак. А в итоге… Вырубивший его Хизаши ушёл по той причине, что хоть раз в жизни хотел принять своё решение. Своё, собственное. Пусть даже это будет решение пойти на смерть.       В этот день Хьюга Хиаши со всей страстью Глеба Жеглова возненавидел «Птицу в клетке». Увы, быстрого способа избавить «побочников» от неё не было. До идей Владимира Ильича Ленина здесь было очень далеко. Хьюга начал действовать исподволь, подбирая и расставляя нужных людей на соответствующие места в клане, набираясь опыта, не забывая о миссиях, конечно.       Дочь… нужно было любой ценой сделать её сильнее. В этом поганом клане главная семья ненавидит слабых, побочники, ничуть не сомневался Глеб, ненавидят скопом всех «главных». А племяш Неджи даже не стесняется о таком вслух говорить, сколько его профилактически ни макай мордой в грязь. Не понимает, что это Хиаши его всего лишь приложит – а любой другой «главный» за подобное хамство убьёт на месте.       Увы, провал и здесь. Вместо того, чтобы встряхнуться, ответить, хоть сестре, хоть тем хулиганам, которые в итоге наваляли невесть откуда прибежавшему белобрысому пацану, Хината всё больше замыкалась. Да и времени, говоря откровенно, было не так много, чтобы с ней тетешкаться по несколько часов в день.       А вот сегодня прошлое достало его конкретно… здраво и пока ещё трезво поразмыслив, Хиаши отставил сливовое вино и плеснул самую малость виски. Выпил его, не закусывая, толком и вкуса не почувствовав. Но каково…       Сегодня перед ним был в некотором роде Володя Шарапов. С его в общем-то невнятными аргументами против железного «ВОР ДОЛЖЕН СИДЕТЬ В ТЮРЬМЕ!» Точно так же и нынешний Жеглов, то есть Хьюга Хиаши, считал, что нукенин должен лежать в могиле. Навидался, знаете ли, того, что эти твари выделывали, и того, кто объявил себя нукенином добровольно, он считал вполне достойным лежать рядом. Воспитанный ещё в СССР, повидавший в короткой жизни всякое, Жеглов, ставший Хьюга, искренне считал: НЕТ. ОПРАВДАНИЯ. ПРЕДАТЕЛЬСТВУ. НИ-КА-КО-ГО. Но – на разумные вроде бы аргументы парень отвечал: мой друг – не предатель, я не позволю его убить, и плевать мне на всё, что вы тут талдычите. Ну Шарапов, вылитый Шарапов, защитник Кирпича и Груздева. Ксо, как здесь говорят.       Глеб даже пару своих коронных фраз выдал. В момент, когда он обещал местного безопасника огорчить до невозможности – поглядывал, поглядывал он на Узумаки Наруто. Не встрепенётся ли, не даст ли знак? Не Володя ли перед ним, коли сам Жеглов каким-то чудом неизвестным здесь?       Увы. Вполне себе абориген. Непонятно на какой грядке выросший добрый, честный, хоть и дурной парень.       Что ж, в той жизни Жеглов от Шарапова отдалился. Окончательно зачерствел душой, возможно – утратил прежнюю чуткость. И где-то пропустил предателя. Как итог: смерть его и большинства бывших коллег по отделу, только Шарапова на том совещании как раз и не было. Что ж, опером он всегда был добрым, котелок варил как надо, глядишь – и хватило чуйки сделать ноги, затеряться на просторах необъятной Родины.       А в этой – попробуем этому новому Шарапову всерьёз помочь. Да и дочери, что ни говори, он крепенько задолжал. Значится, так. Для начала…       Солнце уже почти село за горизонт. Даже ему нужно отдохнуть и поспать.       Хьюга Хиаши размышлял.