Женевьева

Feel me in the corner Beside your mouth Feel me in the inside of the Faintest trace of sound It's fire underwater Breathing while you drown Feel me in the saturation When the sun burns out 'Cause I am the one inside you (с) Blue Stahli – Corner*. Проспав до полудня, Джеа открыла глаза. В комнате царил приятный полумрак и тишина, нарушаемая лишь размеренным дыханием Абрахама, растянувшегося на соседней койке. Он приоделся в чёрные джинсы и тёмно-зелёную футболку, что Уилсон притащила на смену, и уснул, поверх покрывала, заложив руки за голову. Зрелище весьма миролюбивое, особенно если учесть, что Ван Брант всё же вестник смерти, как не крути. Хотя… Кавалерист вполне мог устать, как и Женевьева. Пусть не физически, но морально точно. Как тогда в Плезантвилле. Только день спустя, до журналистки дошло, почему всадник появился на мосту. Тогда Молох потерпел поражение, ведьма и Пожиратель погибли, а гессенец остался зализывать раны в полной неизвестности. Единственная живая душа, к кому он обратился, была журналистка. Но почему именно она? Джеа списывала это на возникшую симпатию. За бесстрашие Абрахам её уважал. А может быть, Ван Бранту действительно больше не к кому было податься. Не важно. Важно лишь то, что минувшее дало плоды. И сейчас они были ближе друг к другу, чем когда либо. Постепенно, её соратник раскрывался перед ней, и временами Уилсон видела не злого духа, а просто запутавшегося человека. Человека, который принял решение стать рукой смерти в гневе и ныне расплачивался за всё содеянное. Загнанный конь храпел, его ноздри раздувались, но он нёсся во весь опор, рассекая широкой грудью снежную бурю, что преследовала его и седока по пятам. Равно как и колониальная милиция. Вслед за отступающим отрядом Ван Бранта, Вашингтон отправил хорошо вооруженных солдат. После взятия Трентона, колонисты значительно укрепили своё положение, касаемо пороха, провианта и людей, и теперь, травили врага, словно дикого зверя. Гессенцам нельзя было позволить ускользнуть. Достигнуть ставки Хоу – подавно. Война, есть война. Меньше всего, генерал Вашингтон питал жалость к наёмникам Ролла, что добивали в спину сдавшихся под Лонг-Айлендом повстанцев. Пять сотен отличных парней, отдали свою жизнь за свободу. Пять сотен молодых ребят пали жертвами мясника и его мерзавцев, купленных короной. И теперь борцы за независимость поступали со злодеями так же. Покинув Нью-Джерси немецкие наёмники не добрались до Нью-Йорка. Силы их истаяли. Кто-то замёрз, кто-то погиб от потери крови, как тот молодой лейтенант. Кто-то был убит вражеской пулей. В сущности, их всех перебили, кроме командира на большом вороном жеребце. Абрахам остался последним, на одной лишь ненависти дотянув до единственной переправы через Гудзон. Паром шёл из Найека в деревушку носившую название Тарритаун. Странный перевозчик**, из местных, не задал кавалеристу в алом мундире ни единого вопроса, но с удовольствием сдал немца милиции, когда те устроили облаву. Спасаясь от людей Вашингтона, наёмник гнал Отчаянного вперёд, до тех пор, пока конь не споткнулся и не упал, сломав себе ногу. — Проклятье! — выругался всадник, судорожно выпутываясь из стремян и из-под придавившей его лошадиной туши. Медлить было нельзя. Ружейные выстрелы свистели над головой. Но и оставить верного друга вот так, одного, умирать в этом забытом богом лесу, было бы не честно. Слишком жестоко, даже для него. — Прости меня, приятель… — прошептал гессенец, склонившись над животным. Ван Брант мог бы поклясться, что видел, как в глазах боевого коня, привыкшего к суровой армейской жизни, появились слёзы. Самые настоящие. Словно он понимал, что сейчас погибнет. Что не оправдал доверия, подвёл. — Прости… — Малодушие взяло верх. Рука так и не поднялась разрядить в Отчаянного пистолет. Вместо этого, Абрахам потрепал коня по сильной шее и ушёл, не оглядываясь. Прихватив с собой лишь топор, да саблю. Этим оружием, мгновение спустя, гессенец будет орудовать у раскидистого дуба ангела, отбиваясь от атакующих его повстанцев. Каким бы хорошим фехтовальщиком Ван Брант не был, истощение, усталость и численный перевес врага, сделали своё дело. Он был повержен, хоть и забрал с собой на тот свет семерых. — «Я презираю тебя, Икабод! Ты украл у меня всё!» — за секунду до кончины, Абрахам успеет ухватиться за собственные мысли, о том, что не успокоится, пока бывший друг жив. Успевает и тут же падает на колени. Удачным выпадом одного из преследователей голова израненного всадника оказывается отсечена и катится по насту. Прямо к корням дерева… оставляя за собой багровые следы. — Абрахам — позвала Женевьева, сползая босыми ногами, на холодный пол. — Ты спишь? — Ответа не последовало. — Эй? — Очень неумное решение, приблизиться к парню, который вешает патронташ на спинку стула и кладёт пистолет под подушку. — Ты, в самом деле, вырубился? Вот же… — Журналистка не удержалась от искушения погладить мужчину по гладко-выбритой щеке. — «Ван Брант вполне может быть очаровашкой, если спит зубами к стенке» — улыбнулась про себя брюнетка и в ту же секунду оказалась лежащей поперёк кровати, брюшком кверху. Паршивец тривиально подловил её. Он выжидал подходящего момента, чтобы поквитаться с вчерашней шутницей. — Ночью ты не стремился так бурно выражать свою приязнь — хихикнула Уилсон, ощущая как учащается пульс. Она как всегда в своем репертуаре. Подмята под злого духа, но все еще ёрничает, пытаясь высвободить запястья, кои он легко перехватил одной рукой. — Мне снилась погоня в зимнем лесу. Я испугалась и… Жаль деталей не запомнила. Вдруг сон вещий? — Ты слишком впечатлительна. — Перевел тему наёмник. — Ну и, про приязнь, это было до того, как ты начала валять дурака. Учти. Я просто дал тебе форы выспаться. — Где же ваши манеры, сэр? — попыталась воззвать к пуританскому воспитанию, Женевьева. — Тебя так учили обращаться с дамами? Я-то думала, восемнадцатый век звался галантным. — Я выше этого — ухмыльнулся гессенец, нависнув над журналисткой. — И сейчас не восемнадцатый век. Иногда некоторые фройляйн заслуживают хорошей порки — последнее он произнёс по-немецки, однако Уилсон поняла общий смысл. — Не поверишь, но что-то подобное я видела в пятидесяти оттенках серого — одну руку, Уилсон всё же удалось отвоевать из стального захвата, и она с готовностью, запустила похолодевшую от волнения ладонь, под футболку соратника. — Ау… — поморщился Абрахам, борясь с сильным желанием нарушить собственные заветы. Он ведёт себя как юнец. О чём речь? Один поцелуй и правда не сделает погоды, главное не увлекаться. — До такого я ещё не докатился. — Встать и уйти, отпустив веселящуюся приятельницу, можно всегда. К своему стыду или, наоборот, к радости. — «Иметь кого-то поблизости, кому немного доверяешь, и с кем хочется побыть рядом, это ведь не преступление против памяти?» — Снял с себя вину кавалерист. — «У Катарины тоже были секреты. Почему у меня их быть не должно?» — Ты смотрел этот фильм? — Женевьева воспользовалась паузой и перевела стрелки, не позволив гессенцу осуществить задуманное. Уилсон нравилось ощущать его сильное тело, руки и то, как меняется его взгляд и выражение лица. Джеа таяла под этим взглядом, но… она и всадник из разных миров. Любить друг друга им противопоказано. Озарение снизошло на неё ещё вчера в ванной. Происходящее же теперь выглядело так, будто Ван Брант пытается загладить вину. Разве кто-то из них виноват, что сложилось так, а не иначе? — Нет — малоубедительно отмахнулся Абрахам. — Ах-ах-а, да! — поддеть того, кто симпатичен – святое. — Смотрел! Ещё скажи, что книга лучше. — Нет. Но я видел баннер у дороги. — Будем считать, что так я тебе и поверила. Простоту бытия и шпилек, испортил настойчивый стук в дверь. Ван Брант схватился за секиру, оказавшись на ногах, а Джеа на цыпочках подкралась к выходу: — Кто там? — В какой-то степени журналистка была благодарна стучавшему. Атмосфера в номере сделалась уж слишком непринуждённой и интимной. Брюнетка не хотела ни о чём пожалеть впоследствии, даже если это будоражило до глубины души, умоляя отбросить предрассудки. — Это администратор с ресепшен — Уилсон узнала голос миловидной бабульки, выдавшей ей ключи от комнаты. — Какие-то проблемы? — высунула нос на улицу, Женевьева. — Нет, никаких, мисс. Просто, если вам не трудно, не могли бы вы переставить автомобиль, на первую линию паркинга? Так будет и вам и нам удобнее. Ещё раз, извините. — Да, конечно. Дайте мне пару минут — пообещала журналистка, юркнув обратно за дверь. — Я не хотел, чтобы он погиб! — Оправдывался Икабод, когда до него дошли новости о жестокой смерти бывшего товарища. Пятый батальон, в котором состоял Абрахам, был полностью уничтожен. Крейн всё говорил и говорил, изливая душу Катарине, но абсолютно не находил в глазах жены сострадания. Да, Ван Брант оказался резок с ней, однако его можно понять. Как-никак, красавица расторгла помолвку, бросив драгоценную подвеску с хризолитом к ногам гессенца. — Я не знал, что всё выйдет так. Он ведь мог спастись. Сдаться, как другие немцы! — Мог. Но не стал. Не тревожься, мой дорогой муж — фразы новоиспечённой миссис Крейн звучали буднично. — Идёт война. Ты ни в чём не виноват. Люди погибают сплошь и рядом. — Простое квакерское платье ведьма сменила на элегантный наряд замужней дамы из бурого атласа, прекрасно подходящего к её рыжим локонам. — Брэм сделал свой выбор, а ты свой. Его поспешность всегда мешала ему смотреть на вещи трезво. — Тонкая ручка в белой перчатке легла на плечо удручённого супруга. — Надеюсь, он в лучшем мире. — И как мне это провернуть с твоим инфернальным «скакуном»? — Вопросительно воззрилась на кавалериста Джеа. — Ты же не можешь появиться до заката. Или можешь? — Ну… — протянул вестник смерти, — всё зависит от обстоятельств. Иногда я делал для Молоха грязную работу днём. — Секира вернулась на прежнее место у стены. — Как-то раз, даже организовал автокатастрофу для сестрицы этой полицейской. Дженнифер, кажется? Но в данной ситуации, мне понадобится твоя помощь. Больше меня не прикрывает верховный демон. Это не сложнее, чем водить минивэн, поверь. Только делай скидку на то, что в этой машине заключён дух лошади. — Вот блин… — состроила кислую мордашку Уилсон. Почему-то, этот диалог с всадником, напомнил ей вечные препирательства Миллс и Крейна. Гессенец сам напомнил подруге, про Свидетелей. — «Нужно связаться с Эбигейл, пока мистер «всезнайка» не спутал все карты. Чем быстрее, тем лучше». _________________________________ Ощути меня в углу, Напротив своих губ. Улови меня в едва заметном отголоске. Это дыхание огня под водой, В которой ты тонешь. Почувствуй меня на пределе насыщения, Когда догорит закат. Ведь я – в тебе. – Blue Stahli – В углу.* Странный перевозчик** – отсылка к Харону. Вероятно, это он и был, так как у Молоха были изначально планы на всадника.