В трех прыжках от кладбищенской ограды

Роберт открыл рот и вытаращил глаза. Он был схож со свежими пойманными рыбами в лавке неподалеку: и он и они застыли с удивленным выражением лица и дышали через раз. Мне даже стало смешно. Тони взял роль говорящего на себя.  — Погоди, то есть как это — последний? — осторожно спросил он. — Ты что, уезжаешь? Мне внезапно захотелось заговорить как шекспировской героине: «Ах, милый Энтони! Лучше смерть, чем расставание с местом, что так мило моему сердцу!». Я сдержалась. — Мои родители решили нанять мне гувернантку, — вздохнула я. — Теперь она будет за мной следить. К Роберту вернулся дар речи. — Но как же я и Тони? Как же Аннет и Сара? И все остальные? — Ну…- задумалась я. — Стоит оповестить их сейчас. Они ведь все на площади? Бобби кивнул. — Я позову всех на голубятню. — обронил Тони и помчался к памятнику. Через десять секунд мы и все находившиеся на площади услышали четыре посвиста: короткий-длинный-длинный-короткий. Бессмысленны для взрослых, для нас они значили, что у голубятни объявляется экстренное собрание. *** — То есть, ты хочешь сказать, что больше не появишься в Сайлент-Тауне? — уточнила Сара, темнокожая девочка, дочь городской прачки. Я задумалась. Теоретически, я еще промелькну здесь, будучи посланной вместе со служанкой за хлебом, или молоком, но я буду в платье и в присутствии слуги, так что на общение с горожанами можно было не расчитывать. Я кивнула. Раздался всеобщий огорченный вздох. — Тогда чего же мы теряем время? Надо наполнить этот день красками! — воскликнула Аннет. Аннет хорошая рыжая девчушка с веснушками. Аннет можно доверять. Мы помчались в сторону библиотеки. *** Я лежала в кровати в полной тишине и пялилась во всепоглощающую темноту. Там, где мои мысли должен был останавливать высокий белый потолок, ничего не было. Только черная пустота. Сквозь нее не было видно ни звезд, ни когтистых веток еще голых деревьев. Мысли в голове путались. Воспоминания о сегодняшнем дне переплетались с ожиданием завтрашнего, то и дело в голове всплывал образ страшной старухи с вставной челюстью, которая будет заставлять меня играть на пианино в гостиной и разучивать дурацкие «101 правило для юной леди». Мне было жутко и грустно, мне не хотелось оставлять мою прежнюю жизнь. Поворочавшись часа с два, я уснула с мыслями о том, что же будет дальше. Дальше был Адам Спроус, рыбак. Его изрешеченное рыбацким крюком тело найдут в фонтане на главной площади спустя сорок восемь часов, но пока ни он, ни я, ни кто-либо другой об этом не знали. — Сколько я еще, по-твоему, должна терпеть твои выходки?! — стуча по мраморному полу каблуками, мама широкими шагами расхаживала перед небольшой шеренгой, начинавшейся с меня и заканчивающейся садовником. Было около десяти часов утра. Перед лицами присутствующих вправо и влево летало мое бежевое платье, отданное вчера прачке. — Сбежать с праздника, переодеться в мальчишку и целый день провести в городе с простолюдинами! — Но мама… — попыталась было возразить я. — Никаких «но»! Это не обсуждается! Если подобное повторится, я посажу тебя под домашний арест. — она выдохнула и убрала выбившуюся из хвоста прядь волос. — А вас, — она смерила ледяным взглядом прислугу. — В этом случае ждет увольнение. Мама выдохнула и тяжело села на кресло у потухшего камина. Папа заботливо предложил ей стакан воды. Прислуга постепенно начала расходиться. Я стояла на мраморном полу гостиной и думала, как мне поступить в данной ситуации. Она не была ни первой, ни последней в своем роде, однако приспособиться к ним все равно было трудно. — — Экх-кхе-кхем… — папа прочистил горло, разрезав звенящую тишину. В большие окна примыкающей к гостиной оранжереи проливалось с апрельского неба холодное весеннее солнце. — Поезд прибывает сегодня вечером, в шесть часов двадцать минут вечера. Стоит быть готовыми. Он взял со столика маленький колокольчик и пару раз позвонил. В комнату вбежали несколько служанок в одинаковой форме. — К вечеру дом должен блистать. — отец поправил очки на носу. — Даже самые дальние его уголки. Я все еще стояла посреди комнаты, опустив голову, изучая побитые носки своих лаковых черных туфель. — Элизабет, иди в свою комнату и подумай над поведением. — Мама встала с кресла и направилась к лестнице. Я развернулась в сторону черного хода, и отец неодобрительно покачал головой. Мне было все равно. По лестнице для слуг гораздо удобнее подниматься. — Если понадоблюсь, — я на момент остановилась и посмотрела на родителей. — Я буду в своей комнате прятаться в стенном шкафу.