В трех прыжках от кладбищенской ограды

Вам и в голову не придет сомневаться, что мы попали под ливень. Намокшая одежда неприятно липла к коже, но мои мысли были заняты другим. Мертвым рыбаком. А в особенности, двумя монетками, лежащими сейчас у меня в кармане. Я вдруг вспомнила мамины слова. «Запомни, Элизабет» - проговорила тогда она, и я приготовилась слушать очередные нравоучения. – «Мы не должны лезть не в свои дела. Но наш род – семейство Блиммсов, с самых ранних веков докапывались до правды. И если ты чувствуешь, что твой долг – найти в происходящем истину, обязательно сделай это.» Это был один из тех немногих моментов, когда мать говорила со мной искренне. И я берегла его в памяти сильнее, чем что-либо другое, и даже банкет у в Букингеме не оставил такой же сильный отпечаток. Я помню это как сейчас: была зима, мне в том году исполнилось одиннадцать. Мы сидели втроем в маминой комнате – отец остался тогда ночевать в Лондоне из-за пурги, и мама читала нам вслух «Много шума из ничего». Когда она закончила, я заметила, что всей этой истории не случилось бы, если бы все говорили правду. Тогда-то она и сказала мне эти слова, так глубоко впечатавшиеся в мой мозг. Пока я была погружена в воспоминания о недалеких детских годах, мы дошли до поместья. Изгородь вокруг дома была запущена, сад, несмотря на ежедневные старания нашего садовника, выглядел заброшенным и неопрятным, особенно сейчас, в дождь. Не знаю, что думали об этом мои родители и гости, но мне это нравилось гораздо больше, чем аккуратно подстриженный газон и розовые кусты. Сквозь плитки ведущей к дому дорожки прорастала трава и сорняки, шаткий облупившийся забор был почти целиком опутан вьюнами. «Интересно, чем Гарри занимается целыми днями?» - подумала я и взяла на заметку с ним об этом поговорить. Вскочив на крыльцо, я тут же забежала в дом. Беатрисс подобрала на ступенях какие-то свертки и зашла за мной. О, мадам Шантилье, святая женщина! Да причислит ее католическая церковь к лику святых! В гостиной горел камин. Не потрудившись даже разуться, я прошлась по ковру, оставив на нем мокрые следы и мысленно попросив прощения у горничной. Я не верила в Бога, но на всякий случай решила, что перед сном для верности помолюсь. Так, чисто из осторожности. Я плюхнулась на пол и протянула к огню конечности. Беатрисс молча села рядом. Мокрое платье было, должно быть, ужасно тяжелым. Влажная ткань неприятно липла к коже. - Мисс Кингфишер! Элизабет! Лили спускалась по парадной лестнице маленькими торопливыми шажками. Я поднялась с пола для солидности и посмотрела на прачку. И прежде, чем она успела что-то сказать, Эллис за моей спиной спросила: - Что ты делала на втором этаже, Лили? Девушка потупила взгляд и опустила голову. Я заметила, что ее волосы, собранные обычно в строгий пучок, были заплетены в нетугую косу. И среди прядей виднелись…что это было? Цветы? - Я… читала, мисс. – тихо ответила она. - Читала? – переспросила Эллис. - Да, мисс. - И что же ты читала? - Шекспира, мисс. Я читала «Сон в летнюю ночь», мисс. - И тебе понравилось? - Да. Беатрисс зачем-то кивнула. - Хорошо, сказала она. – Очень хорошо. И удалилась. Я решила оставить Лили наедине со своими мыслями и тоже поспешила вернуться в свою комнату. Там я разложила мокрую одежду на подоконнике, влезла в халат и забралась под одеяло. Достав из-под матраса дневник, я открыла его на чистом развороте и карандашом нацарапала: «Дело о рыбацком крюке». Не знаю, почему, но убийства казались мне столь же занимательными, сколь занимательными были поездки в Лондонский Цирк. «Убийство, - думала я. – Это один большой спектакль в несколько действий, в котором каждому отведена своя роль» Посещение воскресной школы было куда скучнее. Отделив заголовок тонкой чертой, я написала: «Подозреваемые». Писать на этой странице мне пока было нечего, поэтому я перешла на следующую. «Обстоятельства убийства» Итак. Адам Спроус, пятьдесят четыре года, рыбак. Место жительства – Сайлент-таун. Убит четвертого апреля 1910 года около десяти часов утра. На ярмарке. Обнаружен случайно (?) какой-то женщиной. Из тела торчит рыбацкий крюк (возможно, принадлежавший убитому), которым, предположительно, и были нанесены другие ранения (последнее, в область сердца, стало смертельным). Тело лежало в фонтане (никаких следов борьбы вокруг), к которому его, скорее всего принесли. Предполагаемое место убийства - ? Удовлетворенно посмотрев на свою работу, я кивнула и перевела взгляд на часы. Половина третьего. Обычно в это время мы уже обедали. Но кушать мне пока не хотелось. Вид мертвого тела в фонтане не вызывает, знаете ли, аппетит. Я прислушалась. В доме было тихо. Я не слышала ни возни Агаты на куне, ни насвистываний Гарри в саду, вообще ничего. Только вот… Из библиотеки доносились голоса. Мне показалось, что кто-то ругается. Я надеялась, что ошибалась. Не то, чтобы я не любила споры. Просто мне не хотелось принимать в них позицию слушателя, особенно, если спор велся на повышенных тонах. «Дискутировать в спокойной обстановке – куда приятнее для обеих сторон, нежели кричать и гримасничать». Кажется, так говорил отец Энтони, Томас МакЭндрю, отвечающий за «Зал ценностей дальней Азии» в Лондонском музее. Я достала из гардероба свое серое платье, которое мне нравилось больше остальных, влезла в него, надела туфли на босу ногу без чулок и, собрав еще влажные волосы в два хоста, тихо вышла из комнаты и направилась в сторону источника звука. Снаружи все еще бушевала непогода. Проходя мимо небольшой зимней оранжереи, располагавшейся рядом со спальней родителей, я залюбовалась на стекающие по стеклу струи воды. Вдалеке гремел гром. Приближаясь к библиотеке, я прокручивала в голове события сегодняшнего утра, силясь понять, что же было не так в этом убийстве. Подозреваемых по-прежнему не было. Наконец, я приблизилась к библиотеке настолько, что смогла различить отдельные фразы. Это был голос Гарри. - …В наш призрак, дважды виденный подряд. Вот я и предложил ему побыть на страже с нами нынешнею ночью и, если дух покажется опять, проверить это и заговорить с ним. - Да, так он вам и явится! – это была Лили. - Присядем, и разрешите штурмовать ваш слух, столь укрепленный против нас, рассказом о виденном. – а это, судя по всему, Агата. Они ставили Гамлета. Я оправила юбку и постучала в дверь. Не дождавшись ответа, вошла. Я у себя дома, или где? - А, Софи, привет. Присоединяйся к нашему маленькому театру. – Беатрисс сидела в мягком кресле. На диване расположились Агата и Гарри, его голова лежала у нее на коленях. Лили взгромоздилась на подоконник. Присутствовали тут так же и Дарси с Робином. Они сидели на полу и няня еле слышно, чтобы не помешать пьесе, читала Робину традиционные английские песенки. Мотив одной из них показался мне знакомым. «Вот пирожочки С пылу да с жару! Пенни за штуку, Пенни за пару! Купите сыну, Купите дочке, Купите своей благородной даме! А если нету Ни дамы, ни деток, То на здоровье скушайте сами.» В груди что-то неприятно кольнуло. Мысль казалась мне довольно глупой, но, кажется, песенка пугала меня по непонятным причинам. Я отогнала ее, для себя объяснив чувство тем, что с ней могут быть связаны неприятные детские воспоминания. Или… Да нет. Ерунда. Не то, чтобы я любила Шекспира, но отказываться тоже не хотелось. Я ведь уже пришла. - А остались свободные роли? - О, да! У нас нет Офелии. – Ответила Эллис. Она, как выяснилось, играла самого Гамлета. - Что ж, прекрасно. До моего выхода еще далеко. – улыбнулась я. У меня было время подумать.