Ни Сцилла, ни Харибда

      В воде прямо у борта плавал труп. По крайней мере, именно так Гэвину показалось в первый момент, когда он оторвался от созерцания закатного горизонта и опустил взгляд. Бледное пятно; проморгавшись, Рид увидел лицо с плотно сомкнутыми губами, шею и плечи, заостренные линии ключиц, а дальше тело скрадывали темные волны, ничего нельзя было рассмотреть.       Оцепенение быстро прошло, и вместо страха Рид ощутил такое волнение, которого не было с ним даже во время первого реального, не тренировочного задержания. Откуда здесь взяться трупу? Тем более совсем не разложившемуся на вид! А если это не мертвяк, удачно явившийся прямо под яхтой, то никаких других вариантов нет — только русалка.       Русалка-мужик, если быть точным, но это Рида сейчас заботило меньше всего.       Закричав так, чтоб его точно услышали, Гэвин схватился за шкот и прикипел взглядом к лицу в воде, с которого мгновенно слетела маска безмятежности. Краткий миг они во все глаза пялились друг на друга, пока морской гость не спохватился: он нырнул и исчез без всплеска, только легкие круги разошлись по воде и быстро угасли.       — Эй! — Гэвин повторил немного растерянно и перегнулся через леер, вглядываясь в то место, где только что была совершенно обычная человеческая голова. — Ч-черт…       Спугнул. Гэвин устало выдохнул и зажмурился, а потом отшагнул назад и уселся прямо на настил, закрыв лицо руками. Он никогда не считал себя общительным человеком, любой отпуск проводил как можно дальше от людей, чтобы хоть так от них отдохнуть, но трое суток наедине исключительно с самим собой — это слишком. Даже если не считать первый день, когда все еще было в порядке и уединением Рид наслаждался.       Русалка или нет, ему уже без разницы. Это существо, которое поймало для него рыбу, и Рид хотел знать, чего оно хочет и почему тут ошивается.       И не может ли как-нибудь помочь.       Но оно больше не появлялось. Рид попробовал звать его, один раз даже извинившись за «окуня», он снова зажег сигнальные огни, рассчитывая, что свет привлечет гостя обратно, будто тот был мотыльком, но ничего не помогало, и Рид сдался, когда вокруг совсем стемнело. Неподалеку собрались тучи, там что-то громыхало и вспыхивало горизонтальными линиями молний, и Рид, не чувствуя уже сил на борьбу со стихией, ушел в каюту и плотно закрыл за собой дверцу.       Вскоре по палубе застучало крупными каплями дождя, качка усилилась, убаюкала Гэвина, и он постепенно уснул, все откладывая и откладывая мысль о том, что нужно подняться и проверить такелаж, на потом.       Совсем рядом что-то упало, грохотом разбудило Рида, так что тот резко сел на постели, едва не ударившись о потолок, зато поморщившись от вспыхнувшей боли в затылке — та будто ждала подходящего момента, чтобы впиться в мозг Гэвина как можно сильнее. В оранжевых отсветах аварийных ламп тонула половина каюты, невозможно было разобрать положение и состояние вещей, но спустив ноги вниз, Рид тут же натолкнулся на валяющуюся рядом канистру. Из-за шторма яхту размашисто качало, так что на пол летело все, что Гэвин позабыл или не захотел закрепить.       Дождь по настилу уже не стучал, но хорошо слышалось завывание ветра в такелаже, и Рид понял, что должен снова подниматься наверх, проверять, чтобы все было в порядке и решать проблемы, если — когда — они возникнут. Заниматься этим Риду не хотелось, море, шторм и сама «Сцилла» смертельно надоели ему; нет, он не думал еще, что может остаться здесь и дать буре убить себя, но малодушно рассчитывал, что пронесет.       Потом вытянул себя из постели буквально за шкирку. Выпил в поощрение два крупных глотка воды, стараясь не приглядываться к тому, много ли там еще осталось, и выбрался на палубу, крепко держась сперва за поручни, потом за поваленный гик. Ветер оказался сильнее, чем Гэвин предполагал. Он умудрялся гнать яхту по волнам даже несмотря на то, что грот и стаксель были свернуты и надежно привязаны. Видимость из-за туч была нулевой, только сигнальные огни освещали по метру пространства по бортам, и Рид видел, что волны небольшие, но переменчивые и неприятные. Разбиваясь о яхту, они сыпали в лицо холодным соленым крошевом, но как бы противно это ни было, Гэвин сумел проснуться и посвежеть.       Он видел, что «Сцилла» справляется без помощи, но все-таки остался на корме, чтобы контролировать ее ход и знать, если что-то вдруг пойдет не так. Именно благодаря этому Гэвин увидел, как ни с того ни с сего провернулся на треть оборота штурвал, а нос яхты послушно опустился по скату очередной волны.       Секунду заняло у него понять, что перо руля слишком хорошо зафиксировано, чтобы передвинуться только под давлением воды. Гэвин вскочил с настила и перегнулся через релинг на корме, вглядываясь в тусклые пенистые волны — и не прогадал. Из глубины возникло уже знакомое лицо, потемневшие губы глотнули воздух, руки сделали мощный гребок за спину, и тогда взгляд русалки наконец встретился с глазами Гэвина.       — Эй! — он крепче сжал релинг, торопясь и ежась от холодного ветра. — Скажи хотя бы — ты убиваешь меня или спасаешь?       На этот раз существо его дослушало, но снова оставило без ответа, исчезнув в темноте в очередном всплеске волны.       Позже Гэвин еще несколько раз замечал, что штурвал сам по себе проворачивается то в одну, то в другую сторону. Однажды попытался развернуть стаксель и пойти вперед на силе ветра, но порывы трепали ткань из стороны в сторону, и Рид, не чувствуя направления, сдался и решил положиться на случай. Ну и на окуня, раз он решил управлять пером руля.       К утру, когда рассвело и солнце пробилось сквозь тучи, слегка успокоив ветер, Рид проверил по приборам — за ночь «Сцилла» прошла около дюжины миль в южном направлении. И для начала это было неплохо.             ***       Под водой шторм выглядит по-другому. У поверхности вода бурная, неспокойная, ветер и течение постоянно соревнуются за право управлять ею, но стоит опуститься на пару метров, как морская толща превращается в громадную и вязкую субстанцию. Порой даже Коннору приходится прилагать усилия, чтобы прорываться сквозь нее — он то скользит проворно, как рыба, то неловко поворачивается, выставляет плечо или локоть, и тут же замирает, будто споткнувшись.       Шторм для разумных морских обитателей не опасен. Их бережет пара легких и понятных правил: не подплывай к поверхности в ураган, проверяй течения, чтобы узнать, какова наверху погода, вот и все. И поэтому Коннору непросто поверить, что людей по ту сторону воды сильный ветер с дождем может убить.       Коннору не нравится, что люди погибают в море. Вместе с обломками кораблекрушений, с мусором, пластиком и топливом в воду попадают и их тела. Коннор своими глазами видел несколько трупов, их вздувшиеся от воды лица и сходящая пластами кожа въелись в память так, что иногда возвращались в кошмарах, если Коннор засыпал слишком крепко.       Но рыбы бывали рады — Коннор знал, что те стайками рвут мертвую плоть на крохотные кусочки и наедаются, а останки потом спускаются вниз, где их уже поджидают глубоководные крабы.       Кормить рыб одиноким мореплавателем с яхты Коннору не хотелось. Он следил за ходом судна из-под воды, иногда выныривал и поправлял курс, уводя в направлении большой земли — та находилась слишком далеко, но со штормом нельзя бороться или быть к нему равнодушным: нужно пользоваться его силой, и Коннор знал, как.       Под утро он порядком устал, настолько, что начал даже задумываться, для чего все это делает. Все равно ему не хватает решимости поговорить с человеком; каждый раз, подплывая к яхте слишком близко, Коннор думал, не случится ли чего. Вдруг на борту есть сети или оружие, и человек только и ждет возможности ими воспользоваться?       Коннор не хотел, чтобы вышло так, что он помогал своему убийце.       Выспавшись за пару часов, Коннор рискнул не просто подняться к поверхности, а выглянуть над ней. Он точно знал, что яхта в порядке и человек на ней тоже, но любопытство, обострившееся после сна, пересилило здравомыслие. Коннор слышал, как вчера человек обращался к нему, и успел не единожды пожалеть о том, что промолчал в ответ, потому-то и вынырнул всего в десяти метрах, распрямил медленно хвост, чтобы в любой момент сжать его и спрятаться, и присмотрелся.       Человек был там, на борту. Сидел на настиле около штурвала и вспарывал коротким ножом ту самую рыбину, которую Коннор для него выловил. На воду вокруг он не обращал внимания, так что Коннор решился подплыть чуть ближе, чтобы лучше видеть его удивительное лицо, поросшее короткими волосами, и то, как аккуратно и точно нож разделывает рыбью спину вдоль хребта, отделяя ровные куски мяса, даже издалека выглядящие аппетитными. Человек, впрочем, вряд ли мог согласиться с этим определением. На его лице застыла гримаса отвращения, он принюхивался к рыбе, снова ковырял ее ножом, отделяя кости, но попробовать никак не решался.       Это было странным. Коннор знал, что люди едят рыбу и ловят ее огромными косяками именно для этого. Он вообще многое знал о людях, особенно такие элементарные вещи, и поэтому поведение мужчины на яхте казалось ему абсурдным.       Язык чесался заговорить, спросить, посоветовать, но Коннор из последних сил сдерживался, пока человек вдруг не окликнул его сам:       — Ну чего ты пялишься, с тобой поделиться?       Коннор дернулся от неожиданности, но в этот раз под воду не ушел. Видимо, он не заметил, как человек смотрел на него исподлобья — зрение на воздухе оставляло желать лучшего, и Коннор считал, что его не замечают, потому что до сих пор на него не реагировали.       — Я, если что, мысли не читаю, — продолжил человек, подняв голову так, что теперь стало видно его лицо с темными пятнами усталости под глазами. — Ты эту рыбу достал, так что в общем-то она твоя. Подай какой-нибудь знак и отдам.       Пища сейчас Коннору была не нужна, да и предпочитал он моллюсков, а не нототению, так что, еще пару секунд от робости помедлив, он отрицательно покачал головой.       Человек в ответ издал странный звук, свойственный ему, как думал Коннор, благодаря особому строению гортани, и повторил тот же жест, добавив:       — Класс. Всё мне достанется.       Коннор других комментариев не стал дожидаться — нырнул под воду, перевернулся и поплыл глубже, в темноту и под приятное давление моря, где не было никого и ничего лишнего. Он только что сделал огромную глупость и дал человеку понять, что знает его язык, и теперь страшно раскаивался.             ***       Океанская рыба в Гэвина попросту не лезла. Не умел он заставить себя откусить больше пары раз — должно быть, еще не так сильно проголодался и мог терпеть, хотя до сих пор был уверен, что легко съест если не всю рыбину, то половину точно. Но нет, никак. Был бы огонь, он бы на нож насадил и поджарил, но сырая безвкусная плоть… Гэвин только и думал о том, сколько в ней микробов, бактерий и прочей незаметной его глазу живности. Мерзость.       Однако и в рыбине был плюс — именно благодаря ей Рид просидел на настиле достаточно долго для того, чтобы дождаться свою русалку. Ни капли уверенности в том, что он приплывет именно сейчас, да и сегодня вообще, у Гэвина не было, но рассеянное внимание и тусклое солнце позволили рассмотреть поднявшуюся над уровнем воды макушку.       Что ж, теперь он практически уверен, что хвостатый хер не хочет его убить, хотя еду подсунул и впрямь дерьмовую.       И диалог, на который Рид рассчитывал, наконец состоялся. Не так, как он хотел бы, не так, как думал, но водяной парень услышал его, понял и даже ответил, пусть использовать для этого решил только жест. А потом, как Гэвину показалось, тот самого себя испугался и исчез.       Гэвин, оставшись наедине с собой и неудавшимся обедом, отложил рыбину обратно на настил и вздохнул. Чувства были странные: плевать на голод, на отчаяние, на одиночество, волновало его не это, а то, что он оказался невероятно близко к чему-то необычному, притягательному… К диковинке, к которой масса ученых искала, но так и не нашла подход.       Еще немного, думал Гэвин, и они поговорят. Если, конечно, с неба не явится вертолет спасателей и его отсюда не заберут.       Рид не знал, чего ему хочется больше… наверное, все же спасателей. Но они никак не появлялись, сигнал не доставал до берега и не находил на пути кораблей, а те несколько самолетов, которые летали на юго-запад за день, все равно были чересчур высоко: сигнальные огни, радио и даже ракеты не давали никакого результата.       Вот и оставалось ему только пытаться не угробить яхту, дублировать вызовы каждые полчаса и ждать, не случится ли чего.       В следующий раз Рид заметил гостя ближе к вечеру, когда солнце садилось в плотную пелену уже ставших привычными облаков. Бури вроде бы не намечалось, так что Рид рассчитывал на хорошую и спокойную ночь, но сигнальные огни до сих пор не включил — ждал, пока станет совсем темно. И вот мокрая голова со слипшимися волосами выглядела будто поплавок на невысоких волнах, зрелище равно интригующее и забавное.       — Привет, — Гэвин понимал, что ответа не будет, но сидеть в тишине и общаться с самим собой злым полушепотом ему надоело. — Как день прошел? Круто там под водой, м? Хотя темно же, не видно ничего. Это только возле поверхности нормально, а чем глубже ныряешь, тем темнее.       Он стоял у штурвала так, будто все еще мог управлять яхтой, но во время монолога выпустил его и подошел к лееру. Двигался медленно, чтобы не спугнуть русалку, но все равно заметил, как тот отплыл немного назад, заставляя податливую воду расступиться — боялся, значит. Боялся и все равно смотрел.       Гэвин ухмыльнулся — это здорово походило на него самого.       — А давление тебе как? Я же в курсе, чем ниже опускаешься, тем оно сильнее. Сколько-то там атмосфер. Потому у подводных лодок суперплотные борта, чтоб их друг о друга не размазало. А у рыб тело такое сплюснутое. Ну да им передвигаться так легче, типа меньше сопротивления с водой. А вот у китов иначе, они круглые, как бочки, но все равно как-то справляются. Видел я один раз кита, но очень далеко, и даже сфотографировать не успел. Ты-то вот, наверное, с китами прям рядом плаваешь, а люди кучу денег выбрасывают, чтоб на судно попасть и хотя бы издалека на их спины посмотреть. Экзотика.       Русалка все еще не уплывала. Внимательные глаза поблескивали и моргали медленно, с облепивших голову прядей скатывались капли воды. Холодно там, должно быть — Гэвин поежился, вспомнив, как замерзал ночью, когда брызги от разбивающихся о борт волн достигали шеи и лица.       — А вот ко мне ты приплываешь, — продолжил Рид задумчиво, отведя взгляд от головы над водой и разглядывая яхту. — Как будто я для тебя и есть кит. Экзотика…       — Какое у тебя имя?       Вряд ли Гэвин понимал, что удивило его больше — то, что русал с ним заговорил, то, какой необычный голос у него был, или то, какой вопрос он выбрал. Наверное, все сразу; от неожиданности Рид подавился вдохом и теперь изо всех сил сдерживался, чтобы не раскашляться.       — Имя?.. — хрипло переспросил он, растирая пальцами горло. — Гэвин.       — Хорошо. Гэвин. Неправильно думать о тебе, просто как о человеке наверху.       — А думать о тебе, как о русалке, правильно? Будто мы в мультике, и я диснеевская принцесса. Ну или там ты принцесса, Ариэль.       Эмоция, отразившаяся на пару секунд на лице «Ариэли», совмещала в себе недоумение, сомнение и любопытство — как будто он тоже не ожидал, что Гэвин ответит… или что сам он решится разговаривать с человеком.       — У меня имя Коннор. И это будет называться тритон.       — Это?       — Мой вид.       — А. Ясно. Но обычно тритоном называют ящерицу. Не помню даже, плавает ли она в воде или только по пустыне бегает. Маленькие такие ящерицы, знаешь, — Гэвин показал небольшое расстояние между пальцами, — примерно вот такие. Ты знаешь ящериц?       — Знаю, но не тритонов.       — А каких?       Коннор замешкался ненадолго, раздумывая, и выдал ответ, заставивший Рида рассмеяться:       — Других.       — Ладно, тритон Коннор, я понял. Да и откуда в океане взяться ящерицам? — спросил так, будто это было важнее, чем то, что Коннор знает человеческий язык. — Спасибо тебе за рыбу, кстати.       — Ты ее не ел.       — Неправда, дважды укусил. Думал, блевану.       — Хочешь, чтобы я принес другую?       — Не, рыба отличная, — Гэвин наконец почувствовал себя свободнее, понял, что Коннор теперь, познакомившись, не исчезнет вдруг от любого резкого движения. Пройдя вдоль борта поближе к мачте, он оперся о леер там и подумал, что было бы круто рассмотреть это существо целиком. Того, что с ним можно разговаривать, было уже недостаточно. — Просто ее обычно жарят или варят. Или солят. Или коптят. В общем, вот так просто разве что японцы могут есть, и то с рисом и соевым соусом. Придает остроты.       — У меня нет соуса.       — Ага, у меня тоже. Но, пожалуй, я не умру тут от голода. А вот от обезвоживания — возможно. Или там когда новый шторм будет. Тогда вообще что угодно может произойти.       — Твой мотор в порядке. Почему ты не плывешь?       — Топливо, — Рид развел руками. — Закончилось, сволочь. А один парус порвался. Можно на втором плыть, но нужно знать ветер и… В общем, я не то чтобы сильно опытный матрос. А ты разбираешься в яхтах?       — Немного… — лицо Коннора стало задумчивым. — Разные корабли бывают на дне. Такие, как твой, тоже.       — Ты что-то делал во время шторма… Двигал яхту и… штурвал.       — Я поворачивал перо, — тритон кивнул. — Буря не вредит, если идти правильно по течению и не резать волны.       — А просто так, без бури, ты можешь это делать?       Теперь Коннор задумался сильнее. Над водой показались его плечи и предплечья, он словно опирался на волнующийся океан, но сам не замечал этого — только Гэвин следил за ним во все глаза, жалея, что не взял с собой камеру и посадил батарею телефона. А впрочем, что ему камера: нет хвоста, нет доказательств, и хвост-то как раз тритон показывать не спешил.       — Поворачивать могу. Но это и ты можешь, штурвалом. Я… пробовал подтолкнуть, но это слишком трудно. Есть другой вариант — выбирать ветер и идти по нему, но до берега очень далеко, а ветер меняется.       — А мне до берега и не нужно, — оживился Рид, сжимая трос леера крепче. — Мне достаточно оказаться поблизости от любого исправного судна. А там уже радиосвязь включится и, считай, дело в шляпе, понимаешь?       — Не понимаю. Какая шляпа?       — А про судно понял? — Рид хохотнул и покачал головой, быстро замолкая, чтобы не обидеть неосторожной реакцией единственное существо, способное хоть немного помочь.       — Про судно — да. Нужно оказаться поблизости. В океане много кораблей ходит.       Гэвина немного раздражало то, что Коннор не дает внятного ответа и даже не намекает на него. Неужели ждет, чтобы у него попросили помощи? Но до этого ничто не мешало ему помогать безо всяких просьб, и Рид рассчитывал, что так оно и будет продолжаться.       — Я хочу понять, можешь ты мне помочь или нет, Коннор, — как можно более доходчиво начал Гэвин, стараясь не переходить на тот вид делового тона, которым общался со стажерами. — Рано или поздно хоть какой-то корабль пройдет поблизости, но мне хотелось бы встретить его живым, вот в чем дело.       — Ты еще долго можешь жить?       Наивность струилась отовсюду — из глаз тритона, из тона его голоса, из смысла вопроса. Гэвин мысленно хохотнул, но тут же собрался и попробовал отнестись к делу серьезнее. Предмет разговора — его жизнь, и если на работе он расценивал риски здраво, когда ставил ее под удар, то сейчас ситуацию не контролировал.       — Дней пять точно. Но это так, не жизнь уже будет, а… Ну, понимаешь, человек без воды и пищи чувствует себя отстойно, хотя и остается некоторое время живым. Так что будет охуенно, если мы уложимся в двое суток.       Теперь Гэвин ждал, что тритон выдвинет условия. Так всегда и бывает, когда твоя жизнь находится в прямой зависимости от другого человека; и, черт возьми, Рид готов был многое за эту самую жизнь отдать. Он успел прикинуть, что вряд ли Коннору понадобятся деньги, но вот какие-то вещи или, может, услуги… оружие, химикаты, редкие сорта лучеперых рыб, морской бог его знает, что еще.       — У кораблей обычно есть торговые пути, — Коннор оборвал мысли Рида, повернувшись и оглядев горизонт так, будто пути начертаны прямо на воде. Гэвин, приглядевшись, заметил темные горизонтальные полоски на его в общем-то человеческой шее, но так и не понял, были там жабры или что-нибудь другое. — Я, возможно, узнаю об этом, но в начале дам тебе попробовать другую рыбу, чтобы ты не чувствовал себя отстойно.       — Говорю же — не в рыбе дело.       — Но это моя самая любимая. Хотя бы попробуй.       Будто чувствуя, что Рид станет отпираться, Коннор нырнул под воду вперед головой. Волна податливо расступилась, пропуская, темный гребень разрезал образовавшуюся пену и тоже исчез, а Гэвин остался на прежнем месте, всерьез задумавшись, не двинулся ли он рассудком из-за удара гиком по затылку.       Но, наверное, не двинулся. Видеть тут и там русалку — это полбеды, но разговаривать с ней и принимать помощь… это уже дело серьезное.