Ни Сцилла, ни Харибда

      Трансляция прошла на интернет-канале независимых новостей, и это лучший вариант, который нашел Элайджа. «Независимые новости» назывались так потому, что не получали регулярного финансирования, а следовательно и не поддерживали никакую политическую организацию или сторону — жили они тем, что национальные каналы и газеты перекупали у них право на использование информации. Стоило журналисту «Независимых» раскопать что-нибудь стоящее, как он записывал небюджетный сюжет и выпускал видео в сеть, где на него накидывались не только зрители, но и новостийщики, готовые платить за то, чтобы пользоваться исходными данными для собственных эфиров и журналистских расследований.       Главным плюсом «Независимых» было то, что им доверяли. За четыре года существования на канале не появилось ни одного фейка или проплаченного видео, и даже когда Элайджа предложил оплатить вертолет и съемку на лайнере, ему отказали:       — Это против наших принципов. Поговорим о расходах, когда лично убедимся, что там за события.       Обратись к ним кто угодно другой, и «Независимые» не поверили бы в состоятельность новости, но Элайджа Камски давно был известной личностью. Он не сообщил, что и сам не имеет понятия, что придется снимать, но пообещал — сюжет будет, стоит только отправить группу туда, куда он скажет. Вот группа и полетела.       А сам Элайджа остался ждать, раз за разом обновляя новостной канал.       Когда Гэвин только попросил организовать для него катер, Элайджа насторожился. На его памяти это был четвертый раз, когда Гэвин собирался выйти в море за последние несколько месяцев. О первых двух он тоже узнал из новостей: небольшие заметки о найденном мореплавателе на сломанной яхте, а потом о нем же, спасенном с острова посреди океана; они появлялись на день-два и потом бесследно исчезали. Каждую выловила Хлоя: она собирала для Элайджи всю информацию о людях, с которыми он контактировал, и до сих пор о Гэвине в прессе не было ни слова.       Потом Рид попросил о документах на аренду яхты, и Элайджа, следуя старому долгу, сделал их — Гэвину не нужны деньги, только небольшое участие, поэтому было несложно.       Но в последний раз, после которого Камски понял, что с Гэвином происходит что-то серьезное, ему гораздо труднее было действовать по привычной схеме. Брат сам потребовал не задавать вопросов, но Элайджа и не собирался — он с детства был умным мальчиком, привыкшим доходить до всего своим умом, без сторонней помощи.       Огромным соблазном было поставить на катер несколько скрытых камер, но Элайджа не стал: во-первых, это нарушение приватности, а во-вторых, чем меньше камера, тем слабее у нее передатчик. Из океана связь не дотянется, слишком плохой модуль, а на то, чтобы вмонтировать камеры в систему спутниковой связи катера, не хватало времени.       Он ждал, гадая, в какое дерьмо на этот раз вляпался брат, и сможет ли он из него выбраться. Ставил на браконьеров, которых Рид случайно обнаружил и решил поймать, чтобы его наконец повысили, потому что ни одна другая мысль не проходила отбраковку: Гэвин тоже не был идиотом, не стал бы соваться раз за разом к одним и тем же граблям, не будь на то причины.       И причина была. Вначале Элайджа в нее не поверил, но лицо Гэвина на экране выглядело убедительным и дьявольски серьезным. А уж когда в кадре появились тритоны, сразу трое, такие похожие на людей и одновременно чужие… Камски закрыл глаза, оставляя только речь, тембр голоса, слова, и глубоко вдохнул.       — Хлоя, налей водки с тоником, на два пальца, — созерцая темноту, распорядился он. — Нет, лучше на один. И лимон.       Из прямоугольника Ютуба на Элайджу холодными глазами смотрело существо, назвавшееся Иаром, просило освободить своего брата и со всей серьезностью заявляло, будто Гэвин пришел на помощь тритонам. Тот самый Гэвин, который забывал, что Элайджа существует, ровно до момента, когда ему требуется помощь, зло подумал Камски, потирая переносицу.       Тот самый, который вступился за него перед тогда еще любимым папашей. Который потом свидетельствовал против отца, чтобы того лишили родительских прав и бросили за решетку на девять месяцев.       Который заставил Элайджу переехать из Миннесоты, чтобы этот психопат не сумел их найти, когда вернется.       Стакан стоял перед Элайджей пустым, и он не припоминал, когда успел влить в себя содержимое. На языке горчил лимон, в мыслях пульсировало «Гэвин»: Камски понимал, насколько серьезное это видео, как много оно за собой влечет, и, самое главное — что у Гэвина нет поддержки. Все, кого Рид смог собрать на своей стороне, сидят на катере посреди моря, люди вперемешку с тритонами, и ждут реакцию общественности. Элайджа знал, как это происходит обычно, и видел просчет — у Рида есть направленный вектор, но нет стержня для опоры. Он бросил людям новость, а того, кто покажет, что и как нужно с ней делать, не оставил.       — Все приходится делать за тебя, братец…       Элайджа потер пальцами края стакана и подвинул лэптоп поближе: нужно поторопиться, чтобы «Киберлайф» первой успела сделать официальное заявление. Остальные сразу подтянутся, главное правильно начать. Задать тон, как сам Элайджа любил выражаться, всему происходящему.             ***       Запущенная с лайнера «Андреа» волна достигла полицейского департамента уже вечером, вместе с первыми выпусками новостей. Главный канал шел по настенной плазме беззвучно, но стоило знакомой физиономии попасть на периферию зрения Джеффри Фаулера, тот тут же взмахнул рукой, поднимая громкость на полную.       Голос Рида привлек к экрану всех, кто оставался в департаменте. Его слушали молча, а с появлением тритонов зашумели, перебрасываясь недоверчивыми вопросами: «Как это может быть?» и «Правда ли?», но ответа ни у кого не было, и потому смотрели дальше. Обращение показали полностью, затем прямоугольник с замершим на нем тритоном отвели в угол, а главное пространство занял диктор:       — Компания «Киберлайф» первой выступила в поддержку обращения, которое в социальных сетях уже называют «пактом Коннора». Следом за ней свои мнения озвучили «Дженерал Электрик», «Ай-Би-Эм», «Джонсон и Джонсон», «МетЛайф» и «Гугл» в лице директоров, вице-директоров и пресс-секретарей. В твиттере к настоящему моменту успело появиться больше четырех тысяч записей с хэштегом «спасите Коннора»…       Диктор без запинки перечислил крупные сайты, общественные организации и политиков, которые сделали посты в социальных сетях, выражая мнение насчет случившегося. Параллельно с ним показали электронную петицию в поддержку тритонов, которая уже собрала треть необходимых голосов, и такую же с требованием освободить плененного тритона немедленно — здесь голосов было меньше, но петиция набирала популярность.       Под конец он сказал, что к завтрашнему дню около офиса Национального управления океанических исследований ожидается народный митинг, и «Си-Эн-Эн», как и всегда, будет держать руку на пульсе.       Фраза о пульсе была любимой у большинства офицеров, над ней смеялись, как только могли — настолько часто по «Си-Эн-Эн» ее произносили, но сегодня никто даже не улыбнулся. Новости переключились на сгоревшую ферму в Техасе, Фаулер приглушил звук; все молчали, именно от капитана ожидая начала обсуждения, если оно вообще будет, но Джеффри только рукой махнул:       — Рид постоянно во что-то ввязывается. Постоянно. Как его только сюда приняли?       Развернувшись, он ушел в свой кабинет, поднял прозрачность окон и активировал терминал. Первым его запросом в поисковике было «петиция тритоны», но в департаменте этого не видели — там обсуждали новости вполголоса, так, будто закрывшийся у себя Фаулер или оставшийся на лайнере Гэвин могут их услышать.       Хэнк Андерсон не верил ничему, что видел и слышал по телевизору; обычно он готов был в пух и прах разнести очередную сенсацию, но ни с чем подобным до сих пор не сталкивался. В нем жила привычка, выработанная годами: критиковать, не доверять, опровергать — он слишком часто видел, как в новостях освещают крупные криминальные дела, подноготную которых хорошо знал. Но сегодня в голове Хэнка поселилось кое-что еще — сомнение, заставлявшее его помалкивать.       Тина не понимала, как Гэвин, ее товарищ и, если откровенно, малоприятный тип, оказался вмешанным в такую крупную историю. О его увлечении морем она знала, и даже о том, что Рид чуть не умер во время шторма, он ей рассказал. А теперь выяснилось, что спасся он совсем не по счастливой случайности, а благодаря чудесному существу, о котором и полсловом не обмолвился. Тину это восхищало — она бы не смогла молчать. Не вышло у нее и сейчас: через десять минут, успев подписать обе петиции и проверить, какие обновления по хэштегу, она вышла на улицу, чтобы позвонить семье и подругам. Нечасто случается, что твой знакомый становится главной новостью страны.       Другие чувствовали себя странно. Гэвина они недолюбливали, и потому, пересматривая видео на канале «Независимых», не узнавали его в человеке, держащем микрофон. Лицо вроде похоже, тот же шрам через нос, да и голос принадлежит ему, но вот то, что Рид говорит и делает, настолько не увязывалось с его обычным образом, что в сенсацию трудно было поверить.       Они искали подвох. Обман. Где-то он должен быть спрятан, и спрятан хорошо, ведь «Независимым» доверяли. Наконец, не найдя подвоха сегодня, решили вернуться к этому на следующий день, когда на «Андреа» отправят других журналистов, под Управление набежит толпа, а у действующего правительства появится еще одна точка зрения — возможно, именно она и расставит все по своим местам.             ***       На вопрос, что сейчас начнется, Рид получил ответ довольно быстро. Съемочная группа «Независимых новостей» осталась на лайнере, чтобы следить за событиями — они всегда были жадными до эксклюзивов, — а капитан вывел лайнер на прежний курс, но снизил скорость, понимая, что чем дольше он удерживает тритонов и новостийщиков на борту, тем популярнее становится его судно.       Через несколько часов над лайнером закружили первые вертолеты телекомпаний. Тритонов звуки работающих винтов раздражали и отпугивали, так что в основном они прятались в шатре, но несколько раз Гэвин уговаривал их выйти и показаться на видео. Велика вероятность, что люди посчитали запись фейком, и их легко понять — Рид и сам бы не поверил, окажись он на их месте, — поэтому нужно побольше доказательств.       — Чего мы ждем, Гэвин? — спрашивал Иар каждый раз, стоило Риду появиться на пороге шатра.       — Реакцию. Мы свой шаг сделали, теперь их очередь.       — Чья?       — Ну, их. Людей. Общественных организаций. Правительства. Тех, кто держит Коннора — уж они-то теперь молчать не смогут. Просто немного потерпи.       Хотел бы он сейчас быть там, следить за всем лично! На лайнере новости можно получать только от съемочной группы, и к ним Рид отправил Криса, который проще контактировал с людьми. Жаль, Крис был только один; клонировать бы его и отправить на сушу в качестве парламентера…       Гэвин ободряюще похлопал Иара по плечу. Сложно вообразить себе, как он взволнован. Как обеспокоены все остальные — решается не только участь Коннора, но и судьба каждого из них. После долгих столетий уединенной жизни они вышли на свет, и от людей, которые раньше приносили им только боль, теперь зависит все их существование.       Нет, положим, не все, оборвал свои же мысли Гэвин. Всегда есть вариант снова исчезнуть в море, затеряться там, где люди не сумеют их найти, отвечать агрессией на агрессию. Но это — худший вариант. Тот самый, в котором тритоны перед уходом убивают и Гэвина, и Криса, и всех, кто есть на борту «Андреа», а с вертолетов все снимают, и начинается война.       Желудок от этих мыслей неприятно скрутило, и Гэвин оперся на обрамляющие борт перила, глубоко вдохнув соленый ветер, чтобы успокоиться. Пахло йодом и свежестью, вдалеке виднелось несколько темных точек — скорее всего, корабли с журналистами. Что ж, общественный интерес очень высокий, можно рассчитывать на лучшее.       Гэвин ухмыльнулся, поскреб щетину костяшками пальцев и вернулся в шатер: нужно было подготовить тритонов к тому, что вскоре им вновь придется разговаривать с людьми под прицелом камер.       День состоял полностью из интервью, съемок и перерывов, во время которых тритоны ныряли в воду и скрывались из виду — каждый раз Рид сомневался, что они вернутся, но они приплывали, то вместе, то по одному. А к вечеру «Андреа» пришвартовалась в порту Чарльстона, Гэвин наконец получил доступ к интернету и узнал о поддержке, петициях, публичных выступлениях, пикете около Управления, официальном обращении президента, и, самое главное, о том, что завтра утром Коннор окажется на свободе.       Его должны были привезти в Кейп-Мей и выпустить в полдень. «Си-Эн-Эн», естественно, собирались отправить группу для съемки, и Гэвин пересел на их корабль, чтобы тоже быть там. Крис захотел сойти в Чарльстоне и уехать домой, и Рид ему не препятствовал, а тритоны должны были плыть за кораблем — они могли двигаться и быстрее, но не знали, где находится Кейп-Мей.       Путь пролегал около побережья, так что у Гэвина был доступ к интернету и он без устали следил за тем, как развиваются события. У Коннора уже были «фан-клубы» — группы поддержки, как будто он не тритон, а солист бойз-бенда, и многие их члены тоже планировали приехать в Кейп-Мей. К полудню там обещала собраться нехилая толпа, наверняка полиции придется делать ограждения и перекрывать улицы вместе с портом…       Еще Гэвин просматривал видеообращения. Директора крупных организаций, не только из штатов, но и из Канады и Европы, высказывались в поддержку толерантного отношения к тритонам и обращались к правительству с просьбой освободить пленника. Гэвин посмотрел, что говорили от «Форд» и «Ай-Би-Эн», и помедлил перед вкладкой с «Киберлайф». Элайджа был первым, об этом часто повторяли в новостях. Ясно, что он не сказал ничего провокационного, относящегося к Гэвину лично, ведь и так его слова разбирают по кусочкам ради анализа и цитат. Но что вообще заставило Камски высказаться?..       — Захотел пропиариться, — неуверенно решил Гэвин, все-таки включив запись и подперев руками голову.       В собственное умозаключение он не верил. Пиариться «Киберлайф» было ни к чему, и так первые в своем сегменте; получается, Элайджа захотел его поддержать. И от мыслей насчет причин такого желания у Гэвина побаливала голова — брата он не понимал ни раньше, ни теперь.       Придется потом спросить. Когда все уляжется и у Гэвина будет время. К счастью, это еще нескоро, да и сейчас Риду есть о чем беспокоиться кроме того, что творится в гениальных мозгах.       В Кейп-Мей они не швартовались. Легли в дрейф на расстоянии в несколько миль от порта, получив специальное разрешение — другие корабли временно не могли ни заходить в порт, ни покидать его. Событие, которое вот-вот должно было здесь произойти, обещало принести Кейп-Мею большую, пусть и временную славу, и ради этого городские власти пошли на уступки.       За полчаса до назначенного времени Гэвин понял, что не может найти себе места. В голове бурлило от волнения, он расхаживал по палубе корабля, мешая телевизионщикам настраивать оборудование, и постоянно перегибался через борт, выискивая в воде Иара или Маркуса с Саймоном. Иногда кто-то из них появлялся, подплывал ближе и спрашивал:       — Когда уже, Гэвин?       А он не знал, когда. Мог только указывать на время и советовать ждать: у людей постоянно случаются форс-мажоры, которые так и называются — человеческий фактор.       — Когда увидите, что в небо поднялись вертолеты, значит, началось, — объяснял им Гэвин. — Все хотят снимать это, так что не пропустите. И лучше бы вам успокоиться, прямо сейчас они тоже снимают. Они обожают такие моменты.       Иар смотрел на него враждебно, будто Гэвин обманул его или подвел, но Рид в ответ только пожимал плечами: его положение было зависимым, и он тоже ненавидел ждать.             ***       Проснувшись, Коннор прежде всего почувствовал голод, который изводил его на протяжении последней недели. Что бы ни добавляли в воду, организму этого не хватало, а плавающая вокруг рыба дразнила видом, запахом, даже вибрациями от работы плавников. Впрочем, на этот раз никакой рыбы рядом не ощущалось, у воды был иной привкус, а еще... Коннор открыл глаза и встрепенулся. Во сне он пропустил момент, когда его вновь укололи транквилизатором, но действие препарата закончилось, и он теперь был в маленьком аквариуме с высокими бортами, заполненном только наполовину. В темноте Коннор видел в трех цветах, но все равно не мог понять, случилось ли что-то еще, ведь сквозь непрозрачные борта наружность было не разглядеть.       Развернув хвост, Коннор на ощупь проверил каждый борт под водой. Гладкие, без стыков, ничего интересного или понятного. Он поднялся повыше, медленно высунулся над поверхностью, прошелся руками вдоль борта вверх, пока не наткнулся на его край, а одновременно и на частую сеть, накрывающую аквариум.       Осознав свое положение, Коннор испугался. Совершенно один, неизвестно где, вода странно покачивается, а снаружи, за пределами ограничивающей Коннора темноты, слышались частые рокочущие звуки. К тому же аквариум иногда встряхивало, по поверхности расходились волны, как во время землетрясения, а рядом не было никого, кто мог бы объяснить происходящее.       Прятаться в аквариуме было негде, и Коннор умостился в углу, подобрав хвост как можно ближе к себе, и стал ждать, сообразив, что однотипная неизвестность не продлится долго.       Он оказался прав. Вначале прекратились навязчивые громкие звуки, сменившись человеческими голосами, потом наверху немного посветлело, так что Коннор лучше разглядел сеть над собой. Еще через некоторое время света стало больше, и Коннор зажмурился, ведь глаза не привыкли к такой резкой смене освещения, а когда он вновь глянул вверх, там вместо темноты уже было голубое небо. Пахло морем — этот запах Коннор ни с чем бы не перепутал, и он взволнованно двинулся, поднимаясь на сгибе хвоста выше, к самой сетке, стараясь заглянуть за нее, за аквариум, туда, где лежала большая вода.       — Проверь, что там с ним, — голос прозвучал вблизи, и Коннор отпрянул от сетки, прильнул ко дну, повернувшись так, чтобы наблюдать за небесным прямоугольником над собой.       Шаги сквозь толщу воды отдавались только вибрацией, но голова человека, заглянувшего внутрь аквариума, хорошо просматривалась. Он окинул Коннора взглядом, немного выждал и ушел. Сетка осталась на месте, разбивая небо на сотню одинаковых ячеек, сквозь которые можно было пропустить только пальцы.       Страх так и не оставил Коннора. Он дал себе зарок не говорить людям ни слова, даже не реагировать на их собственную речь, но сейчас до зубовного скрипа хотелось хоть к кому-нибудь обратиться и узнать, что же произошло. Где он, кто это рядом, что с ним будет?..       Снова возобновилось движение. Вода над Коннором плавно покачивалась, за пределами видимости урчало и грохотало, потом в последний раз щелкнуло и умолкло. В небе закружила темная точка — не разобрать, птица или что-то другое. Коннор отслеживал ее взглядом, пока глаза не устали, потом рассредоточил зрение и поднялся к поверхности, нюхая пропитанный морем воздух. Океан звал его этим запахом, притягивал с невероятной силой, будил в сердце ту тоску, которую Коннору удалось усыпить, придавив чувством долга. Как же ему хотелось туда!.. Снова свободно плавать, ловить настоящую дикую рыбу, погружаться ко дну так, чтобы тело сдавливало до предела, а потом возвращаться к поверхности, к ветру и чаячьим крикам, к свободе…       Сетку стащили в два широких рывка. Точка в небе увеличилась, превратившись в жужжащую муху — человеческий вертолет. Никто ничего не объяснял Коннору, и он медленно приподнялся вдоль борта, одолеваемый любопытством, осторожно выглянул наружу.       С одной стороны от него было море. Точнее, была сперва платформа, где стоял аквариум, под ней полоска ровного камня, а уже за ним плескалась вода, сразу глубокая, грязная, но все равно такая родная!..       А по другую сторону сгрудились люди. От Коннора их отделяло больше двадцати метров и какое-то ограждение, но они казались ужасно близкими, и каждому будто нужно было что-то от Коннора. Они кричали, звали его по имени; они мерцали вспышками света, чем-то размахивали, не давая сосредоточиться, сбивая с толку.       — Коннор, — один из них вдруг оказался в полушаге от аквариума, и Коннор метнулся к противоположному борту, взмахнув хвостом и подняв целый каскад брызг. — Извини, не хотел тебя напугать. Я пришел сказать, что ты свободен. Твои братья ждут неподалеку… Тебе нужна какая-то помощь, чтобы отсюда выбраться?       Тритон оглянулся еще раз. Среди стоявших неподалеку людей могли быть ученые, ставящие над ним очередной эксперимент, но зрение не позволяло рассмотреть их подробнее. Все лица сливались в светлые пятна, цветная одежда рябила в глазах, волосы выглядели смазанными, а короткие белые вспышки, похожие на солнечные блики, мешали всматриваться.       Тот, кто с ним разговаривал, тоже не был знакомым. Его лицо Коннор хорошо видел, но не узнавал, и оснований доверять его словам не было, но море плескалось так близко, а сеть больше его не удерживала…       Коннор подумал, что там, под водой, его не достанут ни вспышки, ни гул вертолета. Может быть, у людей есть план заманить его из одной ловушки в другую, но соблазн оказаться в морской воде был сильнее страха и осторожности. Коннор подтянулся на руках, оттолкнулся хвостом и перебрался через высокий борт аквариума. Быстро сполз с платформы, в два крупных рывка преодолел шершавый каменный пирс и, не оборачиваясь, юркнул в воду головой вниз.       Дно оказалось совсем близко. Замусоренное, с запахом гнили и нефти; Коннору неприятно было здесь находиться, но он чувствовал направление, в котором вода становилась глубже и чище, и плыл туда в полуметре от этого мерзкого дна — лишь бы подальше от поверхности.       Следы людей на дне не уменьшались, место было полностью испорчено, к таким тритоны обычно не приближались. Коннор пытался ускориться, насколько позволяли оставшиеся силы, вперед его гнало чувство свободы и страх снова встретить людей, но вместо них он вначале почувствовал, а потом увидел впереди тритона.       Через несколько метров Коннор узнал его и остановился, но Иар приблизился сам.       «Следуй за мной», — в его жестах читалась настойчивость пополам с угрозой. — «Немедленно».       Не дожидаясь ответа, Иар поднялся вверх на пару метров и взял левее, и Коннор не нашел в себе решимости его ослушаться. Они плыли долго, миновали несколько кораблей, от которых по дну ползли обширные тени; по пути Коннор поймал рыбину, немного отстал, чтобы с ней расправиться, но снова нагнал Иара и пристроился на полхвоста позади него. Брат был зол, и в целом Коннор понимал его: похоже, Гэвину удалось не только связаться с тритонами, но и сделать нечто, заставившее людей его освободить.       И, судя по настроению Иара, братьям это не слишком нравилось.       Чем дольше они плыли, тем сильнее Коннор напрягался. Дошло уже до того, что он собирался остановить Иара и потребовать объяснений, но брат замедлился сам, взяв курс вверх, к свету и воздуху. Над поверхностью они поднялись одновременно, но пока Коннор осматривался, проверяя, нет ли кого рядом, Иар обернул хвост вокруг хвоста Коннора, сделав такой захват, из которого было не вырваться.       — Подружился, значит, с человеком? — в тон Иара просочились шипящие, змеиные ноты. — Спас его паршивую жизнь?..       — Вижу, ты очень рад меня видеть, брат. — Коннор понял, о чем будет разговор, но поддаваться и принимать роль виноватого не собирался. — Да, я спас его жизнь. Сделал то, на что ты никогда бы не решился.       Коннор не знал, как много известно Иару, но начал отталкиваться от его слов, не имея других подсказок.       — Ты понятия не имеешь, на что я решился ради тебя. Думаешь, благодаря кому ты сейчас здесь, а не в аквариуме, как тупая рыбка? Твое идиотское поведение вынудило нас пойти на союз с людьми, и теперь все они знают, кто мы такие, Коннор! Весь мир, который мы строили сотни лет вдали от них, теперь ничего не стоит!       — Ты не обязан был помогать мне.       — Твой человек плавал туда-сюда с надписью «Это собственность Коннора», по-твоему, никто другой бы этого не заметил? Я уже жалею, что мы просто не прибили обоих, а стали с ними договариваться. Нужно было оставить тебя, раз ты сам сунулся в акулью пасть.       — Ты не мог меня оставить, — Коннор погрустнел. Хвост сжимал его сильно, до боли, но приходилось терпеть, иначе Иар никогда не успокоится. — Я понимаю, что ты меня не любишь, но ты не знал, что я рассказал о нас, поэтому не мог. Я тебя выучил. Ты всем можешь жертвовать, но не своей безопасностью.       — По-твоему, это не жертва безопасностью? Люди нас видели! Коннор, ты слышишь, что я говорю?! Люди! Нас! Видели! Разговаривали с нами! И это — ради тебя? Скажи, ты достоин этого? Или твой человек?! Что вообще было в твоей голове, если ты позволил ему к себе прикасаться?!       Коннор вдруг почувствовал головокружение. Силы начали покидать его, будто Иар высасывал их своим присутствием; в мыслях все перемешалось — Коннор сразу понял, о чем говорит брат, но не смог сообразить, откуда ему известно.       — Ты... про что? — он понадеялся, что Иар все-таки о другом, но ответ был однозначным:       — О «свечении», Коннор. О твоем хвосте. Чем вы с ним занимались, если он знает такие подробности?!       — Это мое дело, чем я с ним занимался! — Коннор попытался вырваться из хватки, но хвост держал крепко, а Иар был сильнее. — Это личное!       — Про твое «личное» теперь знают все! Они из его уст слышали! Коннор, ты больной!       Какую болезнь имел в виду Иар, Коннор знать не хотел. Из-за этого разговора он завелся так сильно, что вместо головокружения уже ощущал пульсацию крови в шее и голове, и говорить с братом больше не хотелось. Хотелось другого.       Коннор ударил его первым, рассчитывая на эффект неожиданности, и не прогадал. Кулак попал Иару по переносице, костяшки тут же разболелись, но эта боль ни капли не отрезвляла. Он дернулся снова, но теперь Иар был готов — он перехватил руку Коннора и ударил другой рукой; Коннор успел повернуться, и кулак тяжело прошелся по уху. Вода замедляла их движения, но высвободиться не получалось, и Коннор не смог сопротивляться, когда Иар нырнул и потянул его за собой ко дну.       Напрягая все оставшиеся силы, Коннор пытался выскользнуть, но тщетно: брат сжимал его двумя кольцами, одно приходилось на место шрама от гарпуна, и хвост, слишком долго лишенный подвижности, не справлялся с нагрузкой.       Борьбу Коннор не прекращал: рвал на хвосте Иара гребни, пока тот не сложил их, царапал его шею, пытаясь добраться до жабр, и даже укусил плечо, из которого синим шлейфом начала расползаться кровь, а потом Иар развернулся, перехватил Коннора и впечатал спиной в скользкий от водорослей камень.       Они были у самого дна.             ***       За тем, как освобождают Коннора, наблюдало полмира — приехавшие в Кейп-Мей заливали прямые трансляции со смартфонов в интернет, «Независимые новости» наряду с десятком других телеканалов снимали с вертолета и вышек в порту, а на катере ждали, пока можно будет сделать сюжет о встрече Коннора с братьями или Гэвином.       Гэвин ждал тоже. Он не хотел сниматься, ему нужно было только увидеть Коннора живым и здоровым… поговорить, конечно, тоже, но Рид мог подождать до момента, когда рядом не будет лишних свидетелей и тем более камер. Увидев на небольшом экране планшета, как тритон выбирается из аквариума и исчезает в воде, Гэвин прикусил губу. Совсем скоро Коннор будет здесь; Иар обещал встретить его и уже уплыл, а Маркус, Саймон и несколько других тритонов оставались неподалеку, в таком же ожидании, как и люди.       Прошло сначала пять минут, потом десять, а Коннор не появился. Гэвин помнил, как быстро он перемещается под водой, и начал подозревать, что Иар решил не выставлять брата на всеобщее обозрение, и забрал его куда-нибудь подальше, чтобы ни всевидящие камеры, ни люди, ни даже Гэвин не могли его обнаружить.       — Эй, Маркус! — Рид крикнул погромче, чтобы тритоны услышали, но вместе с ними к Гэвину обернулись и журналисты, от присутствия которых его подташнивало.       Говорить при всех не хотелось, и Гэвин попробовал изобразить жестами: «Где они?» В ответ Маркус немного помедлил, вглядываясь в катер единственным глазом, а потом все-таки поднял над водой руки ради ответа, который Рида не устраивал: «Не знаю».       — О чем вы разговариваете, Гэвин? — один из журналистов оказался рядом без камеры, но со смартфоном в цепких руках. — Вам сообщили местонахождения Коннора? Он собирается дать интервью?       — Ни он, ни я, никто не собирается давать интервью, — держать маску приятного в общении человека Риду становилось все труднее. — Коннор вернулся домой, можно оставить его наконец в покое. Я тоже задолбался тут торчать.       Попросив Маркуса подождать — его жесты сняли на видео, но больше ничего не спросили, — Гэвин отправился на корму: ему нужно было пересесть на свой катер, пришвартованный за пределами бухты, и отплыть так, чтобы не потащить за собой ораву журналистов, ждущих продолжения спектакля.       Чтобы все это проделать, Гэвину пришлось на моторной лодке добираться до порта и протискиваться сквозь толпу там — со всех сторон сыпались десятки вопросов, словно Рид был всезнающим или лично отвечал за тритонов, — а потом на случайном такси объезжать половину Кейп-Мея. Водитель заломил цену, за которую в другое время Рид бы ему врезал, но ехал быстро, а как только Гэвин вышел, машина сразу развернулась и уехала обратно. Рассудив, что до момента, когда газетчики пронюхают где он, есть еще немного времени, Рид нашел в старом порту свой катер, убедил смотрителя в том, что имеет полное право находиться на его борту, и наконец оказался в открытом море.       Один.       Как в старые-добрые, хмыкнув, подумал он.       Куда плыть, Гэвин не знал. Возвращаться в Кейп-Мей нельзя, его тут же заметят с вертолета и возьмут под прицел очередной видеокамеры. А он ведь просил Маркуса остаться там — видимо, тритон его возвращения не дождется… Как же теперь Гэвину узнать, где Коннор с Иаром, или хотя бы один тритон, сумевший бы их найти?..       Голова понемногу начинала болеть. Накатывала усталость, Гэвин смотрел в точку, где волнующееся море сходилось со светлым небом, и заставлял себя соображать. Он может снова плавать с полотном на штормовом якоре, нужно только достать его и снова повесить, но сколько такое плавание займет? И кто, после всеобщей огласки, захочет к нему подниматься и разговаривать?..       Значит, нужно что-то другое.       Проверить прежнее место? Навестить скалу?.. Просто ждать?..       Достав телефон, Рид проверил последние новости — может быть, Коннор уже и так появился в порту, а он здесь зря мерзнет и штаны просиживает; но нет, тритонов там больше не было. В новостях по-прежнему крутили кадры освобождения Коннора, потом ушлые журналисты пытались пробиться в офис Управления, чтобы взять интервью… им ничего не удавалось, но Гэвин вдруг вспомнил, что у него есть то, чего нет у журналистов.       Номер телефона немецкой крысы. Как его звали, Герберт, Гилберт?.. Не важно! Главное, что Рид записал его и оставил, потому что он редко удаляет что-то из телефона.       Поднявшись на ноги, Рид схватился за леер — катер встал поперек волн и сильно раскачивался, — и позвонил. Связь могла не дотянуться, абонент мог оказаться недоступным, или, запуганный ажиотажем вокруг Управления, мог просто игнорировать вызов, но немец все-таки ответил:       — Да, Гэвин? Вы тоже хотите получить интервью?       Рид помедлил, разом вспомнив, как крупно кинул ученых, чтобы заварить всю ту кашу, которую сам теперь расхлебывал. Должно быть, в Управлении хотели бы получить его труп, нанизанный на мачту — уж очень много проблем свалилось на них именно его стараниями.       Черт. Не лучшее подспорье для звонка.       — А вы хотите получить право на изучение тритонов с их добровольного согласия? — Гэвин зашел с козыря, который сам же и придумал, вдохновленный тем, что сказал в первом обращении Иар.       В разговоре повисла пауза, и Рид не понимал, поверил ему немец или нет. Ответил он коротко и логично, так, как Гэвин и ждал:       — Конечно, я этого хочу.       — Тогда скажите, что додумались повесить на тритона трекер, прежде чем отпустить его.       Потому что если нет — Коннора можно будет искать в Атлантическом океане до скончания веков.