Schmale Bruecke

      «Этот придурок опять тащится к нам»       Чужая мысль прозвучала в голове отчётливо и с неприязнью, а перед глазами на секунду мелькнула приближающаяся фигура в зелёном костюме. Колдун поморщился и положил на стол последнюю старую карту, чёрная рубашка которой была богато украшена золотыми узорами.       «Может, придушим его уже, Тсуму?»       – Что, Сатори-кун, ждёт тебя встреча со старым другом, – протянул лениво маг, указывая на выцветшие карты на столе.       Грубость Осаму он оставил без внимания. Лучше б он тащил уже свой зад внутрь.       «Я не грубый. Я голодный»       – Да что это, – почесал за ухом рыжий демон напротив. – Неделю уже и приметы, и сон вещий, теперь это. Некомфортно, Тсуму-Тсуму.       Сатори-кун, он же Тендо, он же господин Догадка был частым гостем здесь, в скромном обиталище близнецов-колдунов. За последние лет триста он, пожалуй, был единственным, кто общался с ними так часто и близко, но до сих пор не надоел хуже горькой редьки. Наверное, причина была в том, что у добродушного забавного демона капитально поехала крыша, а он, судя по поведению, сидел на ней верхом и с улюлюканьем пришпоривал. Во всяком случае, адекватностью и постоянством Сатори-кун не отличался, склонностью к глубоким размышлениям и логическим цепочкам не страдал, за последовательными действиями замечен не был. В рыжей голове, увенчанной торчащими из стоящей дрыком шевелюры смешными витыми рогами, гастролировал вдоль последней извилины театр абсурда, слившийся за недостатком финансирования с бродячим цирком.       «При этом, Тсуму, он ни разу не тупой, заметь»       Да, с этим колдун был согласен на сто процентов. Тендо нравился ему, а ещё нравился его брату, который обычно был равнодушен ко всему несъедобному – тот факт, что им обоим еда для существования, строго говоря, была не нужна, его не волновал.       «Да заткнись ты. Лучше загадку придумай, я уже замучился»       Атсуму собрал карты и пожал плечами, разглядывая гигантскую барсучью шкуру на плечах Тендо. Этот парень – воплощение хаоса и случайности. Понятно, почему его тревожит такая явная закономерность.       – Попроси Саму погадать на рунах, – посоветовал он. – Может, подскажет чего.       «Не подскажу»       – Эй, Лисонька-кун, – раздалось от стеллажей слева. – А эти грибы за монеты или за загадки?       Постоянный клиент последних лет ста указывал длинным худым пальцем на банку с ядовито-красными шляпками грибов-поджоговиков. Этот тоже нравился Атсуму: патлатый был тем ещё пронырой, и, приходя сюда, превращал маленькую лавку всяких колдовских штуковин в рассадник самых свежих и интересных сплетен со всех концов мироздания.       «А мне эта пародия на бакенеко не нравится. Шутит тупо, и чёлка у него дурацкая»       – Эти за победу в преферанс, – спокойно ответил колдун, получив удовлетворённый кивок ловкача.       С лестницы послышались тихие-тихие шаги, но Атсуму не повернул головы вместе с остальными: где-то на краю его сознания вились бессвязные и размытые мысли о чём-то вкусном и явно содержащем рис. О чём ещё мог думать Осаму, заходя домой?       – Саму-Саму, – с порога набросился на него Тендо, – погадай Догадке-куну на рунах.       – Сатори-кун, дай хоть присесть, – ответил ему колдун, аккуратно продвигаясь между витринами, полками и столами.       Только идёт он не к креслам в углу для гаданий, замечает его близнец. Атсуму улавливает его настроение и намерение и роняет смешок. Морок-гриб, значит?       «Ты тоже не в восторге»       – Лисонька-кун, Лисичка-кун, это то, что я думаю? – роющийся в шкафах демон разглядывает банку с мутным раствором и плавающими там продолговатыми кусками тёмного склизкого нечто.       – Языки птицы-небылицы, Тетсуро-кун, – с гордостью подтверждает Атсуму.       – Он её до полусмерти заболтал, – мрачно комментирует его брат. – А десяток зубов она ему в карты продула.       Демон разражается лающим смехом, сгибаясь пополам и обхватывая длинными руками живот. К нему присоединяется Тендо, и теперь это звучит как стая пьяных шакалов в горах.       «Или как кудахтанье среди крыс»       – Саму-Саму, – напоминает о себе рыжий демон, поддёргивая на себе нелепую барсучью шкуру.       «И где он такого здорового нашёл?»       Аналогичный вопрос мучает и Атсуму, но он не озвучивает его. Сатори-кун всё равно не скажет ничего связного, такая уж у него натура: не помнит прошлого, не заботится о будущем, зато искренне наслаждается моментом. Главное, чтоб порядка в жизни не было. Челкастый демон выбирает какие-то травы, на которые обычно меняет здесь серебро и серный порошок, а братья-колдуны медленно смещаются к дверям: Осаму – с куриной ногой в одной руке и кальяном в другой, Атсуму – с большим веером из перьев чёрного вулканического страуса.       «Выглядишь как королева драмы»       Такое заявление вызывает короткий смешок: оба хороши.       – Куроо-сан, – кривляясь, пародирует кого-то Тендо, ложась узкой грудью на стол под сдавленный смех упомянутого.       Сверху слышится звон колокольчика, а потом – тишина. Осаму закатывает глаза так, что у его брата свербит в глазницах: они знают, кто такой бесшумный и за каким делом к ним пришёл. В лавку проскальзывает худая фигура в зелёном костюме и тут же будто налетает на невидимую стену.       – Хеби-чан, какая встреча! – широко раскидывает руки Куроо, а лежащий на столе рыжий тут же копирует жест.       – А-а-а, Сугуру-кун, – вкрадчиво тянет Атсуму, тихо подходя к пришедшему сзади.       «Долго мы ещё этот цирк для него устраивать будем? Он давно привык»       – Давно не виделись, – точно таким же голосом подхватывает появившийся из тени с другой стороны Осаму.       – Чем обязаны?       – Сам знаешь, лисий хвост, – елейным тоном отвечает пришедший.       Атсуму чувствует поднимающееся в Осаму и в себе самом желание сломать эту тонкую белую шею, выглядывающую из идеально отглаженного воротничка.       – Знаем, – кивает за него брат и скользит вправо.       Они равномерными шагами чуть смещаются по кругу, обходя клиента.       – Что, Дайшо, змеёныши тоже здесь затариваются? – прерывает представление Куроо.       – Заткнись, морда ежиная, – шипит зелёный костюм.       – Я кот! – возмущается патлатый демон.       «Началось»       – Попроси Саму-Тсуму наколдовать тебе хвост как у бакенеко, – советует Тендо. – Они себе лисьи сделали, уж с кошачьим справятся.       – Спасибо, Сатори-кун, мне мой хвост нравится, – вполне доброжелательно отказывается Куроо и чешет свой короткий острый рог.       – Саму-Саму! – снова напоминает Тендо, и Осаму, закатив глаза, идёт в угол, в котором братья устроили место для гаданий.       «Этому легче дать, чем объяснить, почему отказываешь»       Магия – штука требовательная, сложная, порой нелогичная. Она не даётся просто так – уж Атсуму это знает, и прекрасно понимает, почему почти во всех измерениях это искусство забросили. Его брат вырезал свои руны из собственной кости много лет, дожидаясь, пока его тело восстановится, и можно будет снова взять его часть для мучительного и долгого ритуала. Сколько он прочёл над ними заклинаний, сколько обрядов провёл – упорству Осаму завидует всё мироздание, в этом его близнец был уверен. Именно наличие упёртого брата не позволило Атсуму бросить изготовление карт для гадания, на которые помимо прочего шли и лоскуты его кожи. О, он действительно в какой-то момент пожалел, что взялся за это, но в секунду его слабости невыносимый Саму оказался рядом, чтобы разделить с ним тяжёлый груз. Тогда он сказал, что горд иметь такого брата, что восхищается им и его стремлением к тайнам мироздания. Колода карт и мешочек рун – их верные спутники, бесстрастные и правдивые. Символ их вечного единства и нерушимой связи.       «Свали из моей головы с такими пафосными мыслями»       Атсуму не злился на брата. Не по-настоящему. Атсуму не обращал внимания на оживлённую перепалку Куроо и Дайшо в сторонке. Он делал вид, что раскладывает на одной из полок породу из вулкана-смехотворца из далёкого измерения, а сам мысленно наблюдал за братом. Магия всегда требовала платы. Многие её виды – победы над магом. Эту проблему они решили ещё во времена до пирамид в Египте: они загадывали загадки. Несведущие в магии считали, что они это делали от скуки или из вредности, но братья не спешили их разубеждать. Осаму говорит тихо и медленно, тянет рифмованные строчки очередной витиеватой шарады. В шарадах ему равных во все времена не было. Не сиди Атсуму безвылазно в голове брата, он бы и половины не разгадал, но Сатори-кун отвечает без малейшего колебания, бросает явно первое пришедшее на ум слово. Колдун кивает, кладя на стол свой мешочек, в котором тихо гремят руны. Атсуму внезапно замечает, что в лавке стоит застывшая тишина, нарушаемая только тихими шорохами, потрескиваниями и попискиваниями их с братом коллекции диковинок.       – Чудо-мальчик, – с удовольствием произносит нараспев Тендо, поднимая к потолку длинные худые руки с обожжёнными пальцами. – Са! То! Ри!       «Редко ошибается, рыжий чёрт»       Куроо с энтузиазмом осыпает аплодисментами победителя, у Дайшо лицо такое, будто он съел лимон. Пока Осаму зажигает палочку благовоний и просит у высших сил ответа, Атсуму решает заняться Тетсуро-куном, ждущим обмена.       – Сера, серебряные бусины, – бормочет он, выкладывая на стол обычный набор. – В обмен на травки. Жду игры в преферанс.       Атсуму кивает и уносит в шкаф полученные вещи, даже не взвешивая: Куроо знает, что с ними шутить не надо.       «Слишком много он знает»       – К тебе придут за помощью, Сатори-кун, – рассказывает Осаму. – Потерпи ещё пару дней.       Дайшо демонстративно откашливается: ему явно не терпится получить своё и уйти отсюда поскорее. Атсуму подкрадывается к нему.       – Ты знаешь правила, – произносит он.       – Чистая душа, – ставит клиент на старый дубовый стол завёрнутую в кожаный мешочек склянку.       «Проверь»       Колдун с интересом склоняет голову на бок, и Дайшо приоткрывает мешочек, из которого немедленно показывается яркое белоснежное сияние. Достойная ставка против того, что он хочет получить.       – Ну что, Сугуру-кун, – мягко начинает Осаму.       – Мы принимаем это предложение, – подхватывает его брат.       Они становятся по обе стороны от Дайшо, лицо которого перекошено напряжением и отвращением. Никто не чувствует себя комфортно, когда близнецы в чёрных шёлковых кимоно с обеих сторон поочерёдно, прерывая друг друга, произносят тихо-тихо слова загадки. Их голоса неотличимы друг от друга, их шёпот сливается с шорохами, доносящимися от самых невероятных артефактов, они пробуждают нечто древнее и могущественное своими речами. Кажется, что во вьющемся от тлеющей палочки благовонном дыме прячется частица той силы, что создала все миры и измерения.       – … мы дадим тебе…       – … то, чего ты так жаждешь…       – … взамен ты только ответишь…       – … на один…       – … вопрос…       – … кто…       – … из нас…       – … лжёт?       Дайшо судорожно сглатывает, вцепляется костлявыми белыми пальцами в галстук: сто семьдесят лет кряду он пытается разгадать их загадку, сто семьдесят лет кряду он терпит неудачи.       – Оба, – хрипло выдыхает он, – вы лжёте оба.       «Да чтоб тебя»       – Это обидно, Сугуру-кун, – безразлично отвечает Осаму, затягиваясь из своего кальяна.       Атсуму чувствует, что брат не вдохнул дым в лёгкие и едва сдерживает смех.       – Саму был с тобой абсолютно честен, – качает головой колдун и отворачивается как раз в тот момент, когда его брат выдыхает белую струю в лицо Дайшо.       Их надоедливый клиент заходится приступом кашля и сгибается пополам под свист и улюлюканье патлатого демона, размахивающего пучком слёз-травы.       «Дался ему этот медальон»       Атсуму едва слышно хмыкает: артефакт и правда для разбирающегося невпечатляющий, зато страшно требовательный.       «Может, скажем ему уже, что он и сам какую-нибудь штуку так заколдовать может?»       Колдун задумчиво берёт в руку склянку с душой и затягивает ленты на мешочке. Дайшо, конечно, страшно их достал, но он часто приносил интересные и дорогие вещицы, чтобы получить право на ещё одну попытку.       «Тсуму, он иной раз годами не появляется»       Тоже верно, но с другой стороны…       «Понял-понял, прекращай. Давай лучше пообедаем перед твоим преферансом»       Тендо, шатаясь, проплывает мимо них и наклоняется над одним из столов, разглядывая розу под стеклянным колпаком. Узкие глаза всё ещё разгоняющего плотный пахучий дым Сугуру внезапно расширяются настолько, что можно разглядеть цвет радужки, и он одними губами поражённо выдавливает:       – Барсук?       Осаму, бесшумно спрятав куда-то кальян, давит их общий приступ смеха. Атсуму сожалеет, что этого не видит Куроо.       – Лисонька-кун, так что насчёт карт?       «Помяни чёрта…»