Verdammt, verbrannt, verloren
29 января 2019 г. в 21:41
Дверь за спиной закрыл до отвратительного вышколенный швейцар с приклеенным к лицу дружелюбно-приветливым выражением. Как кукла. Молодая миловидная девушка за натёртой до блеска стойкой дежурно улыбнулась, показывая ровные, безукоризненно белые зубы. Гость до омерзения идеального пятизвёздочного отеля угрюмо оповещает её о том, что для него номер забронирован, представляется как Бокуто Котаро, по привычке поясняет, что из этого имя, а что – фамилия: у чёртовых европейцев вечно с этим проблемы. Стандартная процедура, приевшаяся настолько, что от неё уже тошно.
Худшие в жизни вещи всегда происходят внезапно. Их не ждут, не предугадывают, не предвидят – отчасти потому они и худшие, что к ним никто никогда не готов. Они сваливаются на голову как хороший такой снегопад с июльского неба, когда все в шлёпках и шортах нежатся в тепле и солнечных лучах. Перед ними беспомощен каждый в отдельности и все вместе.
Идея поселиться среди людей была дерьмовой. Правда, лет сто пятьдесят назад – или когда там он уходил – она казалась единственно верным выходом. С людьми было трудно. Бокуто не старел, следовательно, жить в одном месте он долго не мог. Приходилось переезжать, подделывать документы, приживаться на новом месте, а потом опять всё бросать. И всех. Люди, к которым ангел успевал привязаться либо быстро умирали, либо оставались позади, когда он уезжал, пропадал, инсценировал собственную смерть – одним словом, переезжал. Иногда он брал паузы и селился где-нибудь в одиночестве в своём незримом для людей облике, но такая жизнь быстро надоедала: слишком много напоминаний, слишком одиноко, слишком пусто. И порочный круг замыкался, проклятое колесо Сансары давало оборот: он возвращался к людям, которые быстро уходили из его жизни, напоминая о тех, кого Бокуто потерял раньше. О тех, кого Бокуто потерял во время ужасной войны. А ещё о том, что он согласился бы на ещё одну такую войну с такими же потерями, лишь бы избежать той единственной, что сломала ему всю жизнь. Той потери, что сломала его.
Он помнит: первый день долгожданного перемирия был солнечным и тёплым, ласковый ветер нежно касался пылающих от волнительного трепета щёк, играл в блестящих золотистых перьях, манил туда, где облака неспешно плыли по своим неведомым делам. Небеса в тот день вздохнули с облегчением: после этого перемирия ни одна из сторон уже не смогла бы найти в себе безрассудной смелости, чтобы снова бросить свои обескровленные войска в самоубийственную атаку. Множество цветных искр в тот день поднялись в небо: радующиеся новой надежде ангелы устремились в небеса, блестя на солнце роскошным оперением.
Люди были совсем не похожи на ангелов. В людском обществе были свои собственные нормы, стереотипы и дальше по списку. Чтобы наладить жизнь, нужно влиться в их семимиллиардную компанию, найти себе в ней место; чтобы быть полноценным членом общества, нужно активно участвовать в его жизни, играть по его правилам – так рассудил Бокуто. Люди любят есть, спать и развлекаться – Бокуто ел, спал и развлекался. Но на такую жизнь нужны были деньги, потому что люди не смогли придумать ничего лучше. Кража как вариант не рассматривалась ни при каких условиях, а это значило только одно: работать. Вот таким нехитрым образом бессмертное существо оказалось в аду, только не в том, где бегали другие бессмертные существа, а в бюрократическом. Того не говори, этого не делай, будь вежливым, не показывай усталости, трудись на славу. Поселиться среди людей было дерьмовой идеей.
Однако о возвращении на Небеса речи быть не могло. Хоть среди людей и было тяжело, там было стократ хуже: само это измерение напоминало о таких вещах, которые помнить не хотелось. Спустя столько десятилетий ангелу ещё снился один и тот же кошмар: безразличное яркое солнце светит в мирном голубом небе. Будто ничего не случилось.
Бокуто забирает отвратительно блестящие ключи, кивает в ответ на тошнотворную фальшивую улыбку работницы отеля и поднимается на лифте: ему нравится ощущение, когда кабинка начинает двигаться или останавливается. Настолько, что даже его отвратительное после перелёта настроение слегка улучшается, и отступает острое желание испортить что-нибудь в этом омерзительном заведении, а ещё лучше – пару раз приложить к своему телу раскалённый утюг или как-то ещё себе навредить. Он специально каждый раз просит номера на верхних этажах: высота его завораживает. Больше всего на свете он любит подниматься над землёй, да так, чтобы было видно далеко, дальше, чем слабые в человеческом облике глаза могут различить. За это, кстати, он любит и самолёты, так сильно, что сам напрашивается в дальние командировки. Ему плевать, насколько нудной будет его работа, главное – он сможет снова подняться в небо и увидеть, что прячется за облаками. В такие моменты он снова чувствует себя живым и целым: полёт для него всегда был лучшим лекарством. Правда, после приземления ему хочется немедленно убиться, даже жаль, что он уже давным-давно благополучно скончался – «ангел» и «мертвец», если подумать, почти одно и то же.
Он так хорошо помнит тот полёт. Было большим удовольствием стоять посреди площади, ощущая босыми ногами тепло камня и метя пышным светло-золотым хвостом вокруг себя. Ещё большим наслаждением было ловко подпрыгнуть и, развернув широкие крылья, сделать ими мощный взмах, поднимающий тело ввысь. Свободный полёт в наконец-то снова мирном небе опьянял, кружил голову, вышибал слезу: это чувство давно забыто, потеряно в огне бессмысленной и кровавой войны. Никто не захочет её продолжать, никто не откроет больше фронт. Города восстановят, жизнь наладят, всё будет хорошо.
Воздушный поток поймать легко: он мягко подхватывает под лёгкие сильные крылья и увлекает за собой в сияющую даль. А потом – вверх, ещё выше, за облака, к весёлому, радующемуся вместе со всеми солнцу. Белые гиганты под ногами, чистая синева над головой, бескрайний простор вокруг. Что ещё может быть нужно в этой жизни? Что за прекрасное чувство: расслабить все мышцы, войдя в пике, несясь вертикально вниз навстречу стремительно приближающейся земле. Какой восторг развернуть крылья, когда остаётся какая-то пара метров, а потом низко-низко пролететь над одним из озёр, задевая ногами прохладную воду. А за озером – равнина, широкая и красивая, глаз не оторвать. Счастье и воодушевление переполняют, бьют через край, сводят с ума.
Лифт останавливается, выпускает, а едва появившийся душевный подъем испаряется. Не сможет он больше летать. Долетался.
Его номер просторный и светлый, с огромными окнами и поразительной ванной комнатой. Всё это до скрежета зубовного доводит своей дурацкой неестественной красотой и идеальностью – фотографии в интернете живее смотрятся. Он знает: это просто отвратительное настроение, оно пройдёт. Рано или поздно. Маленькие плюсы его жалкого существования в мире людей всё же есть, этого отрицать нельзя – это такие вот мелочи. Джакузи, лучший вид из окна, а ещё массажное кресло напротив него, которое спасёт от ноющей боли в спине. Облегчение, которое приносил этот хитрый прибор, иногда было способно заставить его забыть обо всём на свете. Бокуто как раз необходимо вытравить уже из головы навязчивые мысли о том, что именно эту боль вызывает, а потому в кресло он садится немедленно.
Он слишком хорошо помнил, как счастлив был лететь над озером и равниной. Помнил он, и как его прекрасные золотистые крылья отказали. Просто внезапно перестали слушаться и обернулись двумя тяжёлыми и бесполезными кульками перьев на спине. Ангел на скорости врезался в землю, не понимая происходящего, не замечая за наполнившим его ужасом боли от столкновения. Он пропахал своим телом длинную полосу и остался лежать лицом вниз, раскинув бессильные крылья в стороны: из них словно в один момент выкачали жизнь, всю до капли. Доносящиеся сверху крики собратьев ангел слышал как сквозь вату. В голове билась мысль: «это не на самом деле».Он сделал единственное, что мог сделать тогда: закрыл глаза и принялся ждать – его тело, повреждённое от удара о землю, должно было восстановиться, прежде чем он попытается как-то исправить ситуацию. Ангел лежал неподвижно, слушая тяжёлые звуки ударов и душераздирающие вопли. Те, кто был слишком высоко, этого не переживут.
Когда он принял человеческую форму, он надеялся, что это поможет, думал, что когда снова станет собой, всё вернётся в норму. Но его чудесные, горячо любимые им огромные золотистые крылья так и висели на спине мёртвым грузом, отказываясь подниматься к небу. Тогда ангел не мог сойти с места много часов, заливаясь слезами и молясь, чтоб это всё оказалось дурным сном.
Бокуто проснулся в холодном поту в давно выключившемся по таймеру массажном кресле. На часах – пять утра, в планах – встреча в девять, на глазах – слёзы, в голове – каша из мрачных мыслей. В таком состоянии он абсолютно бесполезен, и даже спустя столько десятилетий ему с невероятным трудом удаётся приводить себя в норму и заставлять своё тело и свой разум функционировать. А его тело – та ещё неженка в человеческой форме. Оно требует еды громким урчанием в животе, и голод становится первым шажком к тому, чтобы сбросить с себя последствия кошмара – подавленность и желание выйти из замечательного окна, лицом к которому ангел и сидел. Приходится себе напомнить: не убьётся он так до конца.
Ему необходимо проветриться. Он просто свихнётся, если останется в этом безукоризненном до неприличия номере. Когда Бокуто ехал сюда на такси, он заметил неподалёку небольшое заведеньице с вывеской «24h» и изображениями какого-то фаст-фуда на витринах. Вредная еда делает людей счастливее, а чем он хуже – так решает ангел и немедленно выдвигается в путь, захватив свой рабочий планшет и кучу бумаг: поест и поработает, должно отвлечь.
В холле тихо и пусто, если не считать сотрудников отеля, походящих на манекены. Они просто отвратительны. Бокуто пулей вылетает из здания, не глядя на безупречного швейцара: насмотрелся на стеклянные глаза и фальшивые улыбки. На улице прохладно, ветрено, а ещё какой-то мужик роется в мусорке у кафешки через дорогу, и всё это приносит чувство какого-то удовлетворения – вот оно, настоящее, непритворное. Всё хорошее в любом из миров и измерений должно чем-то уравновешиваться, а если кажется, что минусов в ситуации нет – то жди и гляди в оба, а лучше беги, беги к чёртовой матери со всех ног. Когда поймёшь и увидишь, когда оно тебя настигнет, будет поздно. Бокуто сдерживает нервный смешок, рвущийся из горла, и ускоряет шаг.
По дороге к своей цели он успевает заблудиться и сориентироваться целых два раза. Маленькое приключение почему-то веселит, и в круглосуточное заведение он входит уже с улыбкой на лице – фальшивой, конечно, но сил на неё всё же хватило, а это в его случае уже достижение.
Его всегда радовали странные вещи. Необычные. Такое могло бы разозлить или расстроить кого-то другого, но Бокуто любил влипать в неприятности самого разного масштаба. Можно сказать, таково было его хобби – находить себе и другим проблемы и, естественно, выходить сухим из воды, попутно эффектно превращая эту воду в вино. Даже сейчас, когда он по его собственному мнению был в полной и беспросветной заднице, такие мелочи поднимали настроение. Потерялся и нашёл дорогу без карты и помощи прохожих, вот герой. Плевать, что желудок урчит и ноет, а на то, чтобы добраться до кафешки ушло не десять минут, а почти сорок – он одержал маленькую победу над обстоятельствами. Быть победителем приятно всегда, так ведь?
Заведение, которое Бокуто выбрал для раннего завтрака, вполне отвечает его вкусам: уютное, с кучей жирной дряни в меню и с терминалами, с которых можно сделать заказ, не общаясь лишний раз с персоналом. Крошечный плюсик жизни среди людей – фаст-фуд. Конечно же, он не ограничится порцией картошки или каким-нибудь скромным бургером. Нет, он заказывает самые дорогие и самые пафосные блюда, представленные в меню, а иначе какой смысл? Как говорится, всё или ничего. У ангела ещё целых два часа до встречи, до места отсюда – двадцать минут пешком, уж с картами-то он не заблудится, как по дороге сюда. Соответственно, разделаться с монструозной башней из говяжьих котлет, соуса, овощей и булок он успеет, даже останется время на огромный стакан – скорее, ведро – клубничного коктейля, в который сверху зачем-то напихали кучу сладостей. Всё-таки еда способна отвлечь его внимание на себя, пусть только на то время, что он занят её поглощением. В чём-то люди всё же хороши. Особенно в башнях из жирной еды, которые не помещаются в рот.
Бокуто знает, что здоровенный азиат в дорогущем костюме, сидящий с таким экстравагантным наборчиком в семь утра в заведении, где даже отдельное меню для завтраков разработать не потрудились – это странно. Это нелепо. Это комично. Что ж, зато так он в центре внимания, и хандрить ему некогда – каждый взгляд в его сторону он уже считает за крошечную победу над обстоятельствами. Остаётся дополнить картину планшетом и очень серьёзным взглядом на его экран.
Случай стандартный: встретиться и уломать на подпись на твоих бумажках. Семьдесят с хвостиком лет практики придают уверенности. Детали скучные, клиент обычный, переводчик в комплекте – плёвое дело, если бы не такое раздражающее. Бокуто, конечно, мастер впарить кому угодно любую непонятную хрень для непонятных целей, да только все эти бумажки и договоры его просто выводят из себя и убивают любое желание всем этим заниматься. А занимается он этим до сих пор по одной простой причине, и это совершенно точно не доход. Дело именно в том, что эта работа для него так сложна и отвратительна. Ангел делает её со скрипом, через мат сквозь стиснутые зубы – и от этого другие проблемы отходят на второй план. Ему просто некогда думать. Он несчастен и задолбан проклятыми договорами и формальностями прямо сейчас, какие ещё мысли о том, что почти два века назад было?
Именно ради того, чтобы замотаться по самые будь здоров на работе, чтобы вечером не иметь сил на самоедство и страдания, Бокуто через полтора часа обжорства и встаёт из-за стола и тащит свою тушу туда, куда его ведёт синяя линяя на карте, заранее раздражаясь и вздыхая. Улицы заметно ожили: народ спешит кто куда, транспорт превратился в непрерывный поток, гудящий, вонючий, злобно сверкающий глазами-фарами. Отвратительно. То, что нужно.
Здание, в котором должна состояться встреча, тоже отвратительно. Бокуто бесится от стильных архитектурных и дизайнерских решений, тихо ненавидит картонный, подчёркнуто вежливый и формальный персонал, с какой-то надеждой ищет хоть одно грязное пятнышко на белоснежной гладкой плитке. В этом потоке дерьма ангел на том единственном месте, где он всё ещё может существовать. Его протаскивают по серии кабинетов, он успевает про себя обматерить каждого, с кем приходится заговорить, и вот, он перед дверью в отведённую для его переговоров комнату. Будущий партнёр – а в том, что они заключат договор, Бокуто не сомневался – пришёл буквально минуту назад, вместе со своим переводчиком. Ангел набирает полную грудь воздуха и толкает омерзительно-белую дверь.
– Добрый день, господа, – приветствует он дряхлого старика и молодого мужчину.
То, что старый немец встречается с ним так далеко от родного ему Шверина – вполне нормально. То, что Бокуто притворяется, что не знает немецкого – глупо. То, что немец не знает английского – странно. Когда переводчик представляет их друг другу и помогает им с обменом тошнотворными формальностями, Бокуто легко узнаёт акцент, и едва не разражается громким смехом. То, что во всей этой ситуации переводчик – японец – это уже сраный цирк. Бокуто поднимает глаза на кудрявого брюнета, встречается взглядом с его строгими тёмными глазами и чувствует, будто его внутренности падают в пустоту, а лёгкие больше не могут принимать кислород. Этот тур переговоров он проиграл.
Это то самое чувство, которое приходит в тот миг, когда ангел расправляет свои широкие, играющие на солнце золотом крылья и прыгает вверх, чтобы поймать ветер и взлететь.