Schmale Bruecke

      Это случилось внезапно, как раз тогда, когда уже не осталось сил верить в ту самую судьбоносную случайность, которая ворвётся в твою рутину дуновением свежего ветра и принесёт в неё ту самую мелкую деталь, которая существование превратит в жизнь. Вот уже несколько десятилетий не происходило ничего существенного: жизнь в разных точках мира была на удивление одинаковой везде: всё сводилось к кругу работа-дом-работа, потому что больше заниматься было нечем. Люди вокруг менялись, но в любом месте и в любое время компания подбиралась как по образцу. Новыми были только имена, лица и костюмы. В этот раз он, наконец, вернулся в Японию, поселился на юге префектуры Мияги в небольшом городке, снял квартирку в обычном районе. Казалось бы, просто ещё одно повторение уже пройденного пути. Разве что позволил себе сделать документы на то имя, которое считал настоящим – Савамура Даичи, именно в таких кандзи, какими оно писалось изначально.       Это был чудесный весенний день, и от того, что он был приятным, он не становился особенным: такой же был вчера, такой же будет завтра, таких вообще в жизни много. Солнце пригревало, птицы пели  даже в городе, на улицах пахло свежестью и обновлением, но всё это – лишь иллюзия нового начала. Приятная, но иллюзия. И всё равно на лицо просилась улыбка, когда в обеденный перерыв ноги сами несли в приятное кафе на углу улицы: хорошее настроение стоило отметить приятной мелочью вроде стаканчика хорошего кофе, ведь иначе оно быстро улетучится, выдохнется как парфюм с рубашки, и что тогда?       Днём Даичи бывал здесь не так часто, всё больше к вечеру, когда работа оставалась только бумажная, и разницы, где её делать, не было. Сейчас в руках не было пухлой папки, а в голове – кучи дат, имён и мест, так что дышалось как-то легче. Он вошёл в кафе, выглядывая себе местечко по пути к кассе, и именно в этот миг его жизнь разделилась на «до» и «после».       В него кто-то на полном ходу врезался, да так, что сохранить равновесие удалось лишь чудом. Повернувшись, Даичи увидел перед собой невзрачного, будто лишённого всех красок мужчину примерно своего роста.       – Простите, я зазевался, – обеспокоенно извинился незнакомец, потирая плечо. – Вы не ушиблись?       У Даичи ком в горле встал. Сколько раз на него наталкивались? Сколько раз с ним заговаривали прохожие, попутчики, другие случайные люди? И почему сейчас он чувствует себя идиотом и с трудом делает вдох, чтобы ответить?       – Ничего страшного, – произносит он, и по лицу расползается дружелюбная улыбка.       – С меня кофе, – фыркает незнакомец, – в качестве компенсации.       Даичи честно пытается отшутиться и отказаться, но выходит нескладно, нервно, ломко. Не получается, одним словом.       – Совесть будет мучить меня до конца моих дней, – картинно вздыхает человек, и возразить ему почему-то не получается.       Первую мелочь Даичи подмечает, когда мужчина поворачивается к нему левой стороной лица: на светлой коже рядом с глазом красуется тёмное пятнышко – круглая родинка. Эта деталь притягивает к себе внимание, и Савамура ловит себя на том, что бессовестно пялится. Новая, незнакомая, неожиданная ситуация выводит из равновесия, волнует и интригует, а Даичи делает самую глупую вещь в своей жизни: говорит, что должен бежать и смывается из кафе, едва получив в руки стакан кофе. Ему нужно подумать. Осмыслить.       На обратном пути он с наслаждением втягивает свежий весенний воздух, заслушивается песнями птиц, а с неба ему светит радостное солнце. Внутри всё поёт и переворачивается с каждым глотком ароматного кофе, сердце совсем по-человечески бьётся в груди, и внезапно приходит понимание: его жизнь ценна. Каждый её миг важен. Такое простое, очевидное заключение, но для Даичи это открытие, ошеломительное и внезапное. Вдохновляющее. Вот оно, новое начало, которого он так ждал.       Вернуться в кафе получается только в понедельник: начальник заваливает бумагами так, что больше думать о чём-то ещё на выходных сил и времени не хватает. В перерывах между шуршанием надоедливыми документами Даичи закрывает глаза, пытаясь воскресить перед внутренним взором образ незнакомца из кафе, но получает только размытое светлое пятно и вполне обычную родинку, поглотившую всё его внимание. Люди редко бывали такими: обыкновенными, но ни на кого не похожими. Человек, которого Савамура видел в своей жизни в общей сложности всего пару минут, был глотком свежего воздуха в этом зацикленном мире.       Поэтому в понедельник, такой же солнечный и чудесный день, он снова идёт в кафе на углу. Стоя в очереди к кассе, Даичи оглядывает помещение, но уже не в поисках места, а в попытке найти врезавшегося в него недавно человека с милой родинкой у левого глаза. Знакомого светлого пятна нет ни за одним из столиков, и приходится отогнать сжавшее грудную клетку разочарование. Может, сегодня он занят, и появится завтра.       А потом на него неловко налетают и почти сшибают с ног.       – Извините, я… – начинает знакомый голос, но осекается.       Даичи смеётся: от нелепого совпадения и от облегчения. Человек хлопает его по плечу и широко улыбается, а Савамуре кажется, что такой улыбкой можно лечить рак – вот ещё одна мелкая деталь.       – Один раз – случайность, а два – уже закономерность, – подмечает он и получает энергичный кивок в ответ.       – Мироздание решило швырять меня в Вас, пока я не пойму, какой урок оно мне хочет дать, – с серьёзным лицом произносит незнакомец, но в его голосе звенит смех.       – У меня есть ещё минут сорок, – легко выдаёт Даичи. – Возможно, стоит объединить усилия.       Незнакомец снова улыбается, и по-человечески слабое сердце Савамуры ощутимо пропускает удар.       – Для начала я куплю извинительный кофе, – предлагает он, и тут же добавляет: – Возражать бесполезно.       А Даичи и не возражает. Смотрит на то, как человек светлыми тонкими пальцами обхватывает стаканы, которые ему протягивает бариста, и замечает для себя ещё одну деталь: венки просвечивают из-под прозрачной кожи. Хочется коснуться этих рук, обвести эти голубые линии, очертить выступающие розоватые костяшки. Нельзя, напоминает себе Савамура. Не в этой ситуации. Не в этой культуре. Не в этом мире.       Незнакомец выбирает место у окна, где весеннее солнце добирается своими лучами до столика. Даичи чувствует себя человеком: настоящим, хрупким, смертным. Необременённым тяжёлыми воспоминаниями, не имеющим мёртвых, теперь уже бесполезных крыльев за регулярно ноющей от их тяжести спиной. Живым.       А незнакомец напротив улыбается и сияет в ярком свете весеннего солнца. Он не блёклый, каким показался сначала. Он – в нежных оттенках, которые не режут глаз. Акварельный.  У него густые пепельные волосы, горящие серебром в таком освещении, и эта деталь сводит с ума: такие Даичи видел только у старых людей, а этому и тридцати не дашь. Корни тоже светлые – либо цвет свой, либо красился он совсем недавно.       Даичи не помнит нити их разговора, не следит за ней, лишь отвечает автоматически, но это не автоматизм скучающего за давно приевшимися монотонными действиями человека. Это автоматизм, происходящий из непринуждённости и естественности. Они не спрашивают имён друг друга, возраста, профессии, происхождения, и это сильно упрощает задачу: не нужно ничего выдумывать и следить за связностью и цельностью легенды. Людям нельзя рассказывать о загробной жизни: узнают сами. Потом.       А этому рассказать хочется. Прямо так дождаться очередной недолгой паузы и выпалить «а знаешь, у меня есть нимб, и я сбежал с Небес». Почему-то кажется, что ему можно доверить такую вещь. Но Даичи старательно запрещает себе поднимать эту тему и рассказывает о весне, которую застал лет двадцать назад в Париже, но всё ещё помнит, будто был там вчера. Его собеседник – прекрасный слушатель, заинтересованный и живой. Он переплетает свои светлые пальцы, складывает указательные домиком, касается их кончиками нежно-розовых губ, уголки которых приподняты в мягкой улыбке – это ещё одна крошечная мелочь, ещё один пунктик в списке ассоциаций с ним.       Человек говорит мягко и плавно, голос у него высокий и тёплый, вполне подходящий кому-то настолько воздушному. Он очень интересный, когда рассказывает. И опять его руки: длинные пальцы правой упираются в раскрытую ладонь левой, легко и без хруста прогибаются в суставах, а на внутренней стороне обоих запястий ходят туда-сюда тонкие сухожилия, натянутые как струны. Вот бы посидеть так подольше, понаблюдать за ним ещё, заметить и запомнить больше таких мелочей.         Расстаться приходится совсем скоро: перерыв заканчивается, нужно возвращаться на работу.       – Будь осторожен, – просит ангел неловкого нового знакомого, а тот награждает новой ослепительной улыбкой.       – Буду.       День за работой плавно перетекает в вечер, а вечер – в ночь. Даичи сидит один в съёмной квартирке, которая теперь кажется совсем пустой. На бумагах сосредоточиться просто нереально: все мысли об акварельном человеке из кафе. Хочется купить кисти и краски, нарисовать на огромном листе его в полный рост, разбавляя водой до прозрачности, увешать всё своё жилище такими рисунками, а рядом с постелью повесить портрет, на котором он улыбается так открыто и обезоруживающе. Он хочет видеть это лицо каждое утро, просыпаться под звуки этого голоса, а ещё лучше – принимать на ночь свою неутомимую ангельскую форму и наблюдать много часов подряд, как этот человек спит. Всё же люди смогли его удивить.       Той же ночью, лёжа без сна и глядя в потолок, он приходит в своих размышлениях ко вполне логичному выводу. Если этот человек своим появлением способен изменить устоявшийся за много десятилетий ритм жизни, то следует обратить на него внимание. Как он там говорил? Мироздание пытается дать урок? Ему он просто необходим, этот обычный-необычный человек из кафе на углу, и Даичи решает впервые за много лет попытаться наладить хорошие, дружеские отношения. Он немного волнуется, что мог подзабыть, как вести себя с людьми в нерабочих ситуациях, или что он может не понравиться при более близком знакомстве. Ободряет он себя словами Нишинои, который поддержал его решение уйти к людям. Он тогда при всех сомневающихся громко и уверенно сказал, что Даичи точно приживётся в новом мире и всем понравится. После этих слов последние, клубящиеся на самом краю сознания сомнения без следа исчезли, и сейчас эта фраза по-прежнему придавала уверенности, хоть и была произнесена нетерпеливым стражем, чтобы заткнуть шепчущихся и косящихся ангелов.       Во вторник Даичи чувствует себя немного невыспавшимся, но с нетерпением ждёт обеденного времени, когда можно будет пойти за стаканом кофе. Человеческое тело требует кофеина, уставшая от бессмертия душа – общения и радости. Из офиса он вылетает пулей, буквально сбегает за целых десять минут до начала своего перерыва. В очереди на него никто не налетает, но он уже приметил пепельную макушку на прежнем месте.       – Даже не врежешься в меня сегодня? – вместо приветствия спрашивает Даичи, подходя к человеку за столиком.       – Решил, что сегодня посижу, – улыбается тот в ответ и делает приглашающий жест светлой ладонью.       – Мой день прошёл зря, – наигранно огорчается ангел, садясь напротив.       – Я могу тебя обнять, если станет легче, – со своей неподражаемой улыбкой предлагает собеседник.       От желания коснуться этого человека у Савамуры покалывает ладони.       – Ты меня спасёшь, – посмеивается Даичи.       Человек немедленно поднимается с места, нависает над столом и обнимает его за плечи. В полупрозрачном на вид теле силы оказывается много, по крайней мере, для простого смертного человека, и объятия выходят крепкими, душевными: захочешь не ответить – не сможешь. Пальцы смыкаются на чужой спине где-то в районе лопаток.       – Отличный парфюм, – комментирует новый знакомый, когда они снова усаживаются.       – Шикарный свитер, – отвечает комплиментом на комплимент Даичи.       Он разглядывает обделённую до этого момента вниманием одежду – вот ещё одна мелочь, которую память старательно сохраняет. На человеке мягкий бежевый свитер, скорее всего из кашемира, а на вешалке за его спиной – лёгкий тренч на пару тонов темнее. Светлая и тёплая гамма, уютная и мягкая – совсем как сам хозяин этих вещей. Ангел чувствует, что всё больше увязает в своём случайном знакомом, но его такое положение дел вполне устраивает.       Он действительно обычный, среднестатистический, даже нехарактерный для азиата цвет волос можно объяснить модой на окрашивание. Его очарование состоит из мелких деталей, незначительных и обычных по отдельности. Он обхватывает стакан обеими руками. Он прикрывает глаза, когда подносит его к лицу. Он часто касается шеи, скул и губ кончиками пальцев или костяшками. Он смотрит в глаза, хотя в японской культуре это не принято. Его светлые брови по форме напоминают пёрышки. Из ряда ровных белых зубов слегка сильнее, чем это обычно бывает, выдаются кончики клыков. Он не смеётся, только улыбается. У него выразительная мимика. Под рукавом его кашемирового свитера прячутся тонкие полоски кожаных браслетов. В каждом ухе блестит несколько крошечных серёжек из светлого металла – не заметишь, пока не присмотришься. Его интонации напоминают какого-то певца или поэта – или это просто общая особенность японского языка, от которого Даичи успел отвыкнуть за несколько десятилетий на Западе?       В этот раз они покидают кафе вместе. Человек надевает свой тренч, но не застёгивает его. На шею он аккуратно вешает сложенный вдвое нежно-голубой шарф. Савамура думает, что странновато, наверное, выглядит в толстовке: пусть солнце уже пригревает, а деревья одеты в зелёную дымку, ветер всё ещё не летний, то и дело пробирающий холодом. Чуть отойдя от кафе на углу, они останавливаются, чтобы попрощаться.       – Кстати, я понял, на что мне намекало мироздание, – оповещает акварельный собеседник.       На его лицо ложится золотистый солнечный свет, так что кожа кажется фарфоровой, сияющей, а пепельные волосы так и искрятся.       – На что же? – неспешно тянет Даичи, желая любоваться этой картиной хоть на секунду дольше.       – Есть много прекрасных мест для встречи помимо этого кафе, – человек с улыбкой протягивает маленький бумажный прямоугольник. – Позвони мне. Или напиши.       А после они расстаются. У Даичи нет с собой визитки, нет ни одного клочка бумаги, где можно было бы написать контакты, поэтому он просто обещает связаться в ближайшее время, и долго смотрит вслед удаляющейся светлой фигуре. Он замечает, что походка у этого человека лёгкая и плавная, он будто и не касается ступнями влажного тротуара.       Уже дома он рассматривает маленький бумажный прямоугольник нежного кремового цвета. На нём дважды напечатаны имя и фамилия – кандзи и латиницей. Четыре иероглифа перечёркнуты оранжевой ручкой, а рядом подписано катаканой «Суга» – первая часть фамилии. Даичи обращает внимание на ромадзи и улыбается: имя написано как «Коши», без обозначающей долготу «у». Эту букву иностранцы с поразительным упорством пишут и произносят, хотя по скромному мнению японца со стажем в столетия Савамуры этого делать не следует. Эта мелкая деталь почему-то приковывает к себе внимание, совсем как родинка или руки теперь уже не безымянного нового знакомого.       Подписаться в социальной сети, набрать сообщение – дело пары минут. До нажатия кнопки «отправить» – меньше секунды, ровно один удар по-человечески хрупкого и живого сердца. Это случилось внезапно, как раз тогда, когда Даичи уже перестал ждать ту самую судьбоносную случайность по имени Сугавара Коши, который ворвался в его рутину дуновением свежего ветра и принес в неё множество мелких деталей, которые существование превратили в жизнь.