Schmale Bruecke

      Звуки шагов тонули то в траве, то в пыли. Воздух вокруг не двигался. Рассеянный серый свет без источника наполнял пространство.       Бывали плохие дни. Бывали хорошие. Следить за датой, не выходя из дома, было сложно, поэтому различались они только настроением. Иногда – по наличию в доме одного-единственного гостя. Или уже соседа – сложно разграничить эти понятия, когда к тебе заваливаются на целую вечность, а потом пропадают на такой же срок.        Отшельнический образ жизни мог бы вызвать у кого-то жалость или непонимание, но всё было, на самом деле, неплохо. Скучать не приходилось: тихий садик требовал ежедневного ухода, домик на отшибе – уборки, составление зелий никогда не надоедало, а если приходилось ждать, пока что-то сварится или настоится, то всегда можно было выйти на ступеньки и посидеть с большим оцелотом из снежного обсидиана. Каменный кот не начинал беседы первым, не раздражал, не подкалывал; он устраивал свою тяжёлую голову и переднюю лапу на коленях хозяина и молча лежал, позволяя гладить себя по прохладной макушке, но всё так же пристально следя цепким взглядом за окрестностями.        Кенма любил жизнь вдали от всех. Ещё когда он был человеком, ему трудно было находиться в чьём-то обществе. Ему всегда казалось, будто все смотрели на него, выискивая недостатки и промахи, и от этого он начинал нервничать. Его нервозность копилась и разрасталась, превращалась в раздражительность, которая иногда вспыхивала злостью. Такие вспышки длились недолго, но всегда заканчивались обидами, травмами, а после того, как он стал демоном – глобальными катастрофами. Что-то в Лабиринте пошло не так. Что-то сделало его злость разрушительной. Что-то сделало его самого необыкновенно прожорливым.       За то недолгое время, которое он прожил в городе серы, он несколько раз по-настоящему срывался, закрепив за собой славу злейшего из демонов – не совсем справедливую, но всё же полезную. Дважды отголоски докатывались до мира людей, сводя их с ума. Третью Мировую они бы уже не пережили.       Бывали плохие дни. Бывали хорошие. Хорошими он наслаждался, плохие – исправлял. В плохой день он занимался чем-то приятным. Например, ему нравилось ходить за редкими дикими растениями, которые обычно росли в местах, куда ни одному нормальному демону, ангелу или кому-то ещё в голову не пришло бы отправиться. В очередной плохой день он пошёл именно в такое место.        Никто не любил Лабиринт. О нём ходили всякие слухи и байки, его называли последними словами, даже само слово «Лабиринт» использовали как ругательство. Никто и помыслить не мог о том, чтобы туда вернуться.       Именно за это Кенма и любил Лабиринт. Внутрь он, конечно, не входил, хотя мог бы. Об этом мало кто знал, но это была отнюдь не коробка, висящая где-то в бесконечном пространстве и имеющая ровно один вход и два выхода. Лабиринт был громадной белокаменной крепостью с великим множеством входов и выходов, а также ярусов, улиц, переулков, ходов, лазов, тупиков, площадей, колодцев, акведуков, мостов, бункеров, залов, комнат – и всё это было в какой-то степени живым. Кенма не изучал его детально, но знал точно: Лабиринт – это один большой организм, который затягивает в себя души умерших и творит с ними, что ему вздумается. Лишь в двух книгах из библиотеки демона-отшельника были посвящённые ему главы. Один автор называл Лабиринт Великим Сортировщиком, описывал его как существо, которое испытывало душу, прежде чем определить её судьбу. Второй автор считал, что Лабиринт просто играл с душами, а когда надоест – выставлял их прочь. Забавно было, что эти книги были подписаны одной фамилией: Кенма как-то получил их в подарок от братьев Мия, каждый из которых собрал в одном талмуде кучу своих наблюдений и размышлений, в которых расходился мнениями с другим – от взглядов на устройство мироздания до того, два грамма лунной пыли класть в средство для очищения чешуи или четыре. Единственное, в чём они были друг с другом согласны по поводу Лабиринта – так это то, что он всё же был живым и, возможно, мыслящим. Кенма даже однажды подумал, что это похоже на то, что люди называли «богом». Может, они ошибались не так сильно, как принято было считать. В любом случае, гулять у внешней стены Лабиринта ему, определённо, нравилось.       Он, как и всегда, пришёл с большой корзиной из гибких чёрных веток вдовьей ивы. По мере того, как он приближался к виднеющемуся впереди выходу из узкой пещеры, пыльных прогалин становилось всё меньше, а трава под ногами становилась всё гуще. Этот ход ему показал Куроо, и идти здесь по мнению Кенмы было удобнее, чем через Междумирье.       Лабиринт находился в гигантском гроте, свод которого было невозможно разглядеть, стоя на земле. Воздух здесь был прохладнее и свежее, чем в Преисподней, но ветров здесь никогда не было. Весь грот, включая его стены, заполонили растения, которые нигде больше найти было нельзя. Трава здесь имела серебристый оттенок и выглядела острой и колючей, однако была удивительно мягкой и приятной для ступней, поэтому, войдя в грот, Кенма стянул старенькие кеды, связал их между собой шнурками, чтобы повесить на плечо, и дальше шёл босиком.       Он направлялся к светлой внешней стене Лабиринта, по которой вился пушистый светлый плющ с яркими синими цветами, некоторые из которых уже растеряли свои лепестки. В их основании наливались небольшие плоды, и они-то и интересовали демона в первую очередь. Он знал: если отварить ягоды с этого плюща, то бледная зеленоватая кожица лопнет, выпуская в кипящую воду ароматный сок, а под ней в каждом плоде обнаружится по три полупрозрачных перламутровых дольки, из которых можно много чего сделать – от спасающего от депрессий варенья до действующего мгновенно яда. Он пока не знал, как именно он с ними поступит, но собрать немного заранее не помешало бы, и поэтому Кенма приблизился вплотную к прохладной стене и принялся срывать ягоды одну за другой.       Он, похоже, был единственным гостем этого места. Никому особенно не нужны были растения из этого грота, поэтому плющ по всей длине был увешан плодами – побольше и помельче, поярче и побледнее. Он не наклонялся и не тянулся вверх, просто шёл вдоль белокаменной стены и придирчиво оглядывал попадающиеся под руку плотные ягоды. Кенма брал только лучшие, и его корзина постепенно наполнялась.       Внезапно его внимание привлёк небольшой кустик шагах в пяти от стены. На нём висели крупные фиолетовые стручки, и колючие ветки гнулись под их тяжестью. Это растение, если собирать его в правильное время, хорошо подходило для зелий, восстанавливающих память. Зельевар собрал несколько уже набухших, но пока не лопающихся стручков и продолжил свой путь.       За поворотом, насколько Кенма помнил, росло большое дерево со множеством гибких веток, напоминавших по цвету сталь. Его кора в высушенном виде использовалась во множестве интересных составов, которые он хотел попытаться изготовить, и потому стоило раздобыть и её. Едва демон ускорил шаг, до его ушей донёсся шелест и глухой удар.       Что-то было там, впереди. Или, скорее, кто-то. Кенма прислушался к своим ощущениям, но совершенно ничего необычного не обнаружил. Слегка подрагивающей рукой он скользнул под три шали и просторную рубашку, чтобы сомкнуть пальцы на рукоятке небольшого кинжала. Оружие, может, и не могло впечатлить потенциального противника, но демон знал: всего один достаточно глубокий порез в правильном месте станет роковым. Он сам наложил на лезвие тринадцать разнообразных чар и проклятий, и теперь, держа своё страшное оружие за рукоять, он был абсолютно спокоен и сосредоточен. Может, он и маленький, но дать отпор при надобности сможет. Его босые ноги не издали ни звука, когда он осторожно двинулся вперёд, туда, откуда снова донёсся глухой звук.       Он тихо обогнул угол, слегка вытягивая кинжал из ножен, чтобы удар был максимально быстрым и внезапным, если на него нападут. Но его, кажется, не заметили. В нише, которую образовывала стена, росло то самое дерево со стальными ветками, а существо, сидящее на довольно толстом суку, Кенма сначала принял за диковинную птицу. А потом птица дёрнула длинным рыжим хвостом и неловко пошатнулась, тихонько вскрикнув человеческим голосом.       На дереве висел, немыслимо изогнувшись и отчаянно цепляясь за ветку тонкими ручонками, невыносимо рыжий пацан со сбитыми коленками. Над его головой парил небольшой нимб, словно сделанный из наспех перекрученных между собой кусков толстенной медной проволоки, о ствол он опирался ярким, будто огненным хвостом, а за спиной неловко болталась пара таких же крыльев. Лица его Кенма не видел, только пылающий на фоне поблёкшего вокруг него пейзажа затылок, но это значило, что и пацан не видел его. Ангелов зельевар так близко никогда раньше не видел, но знал: пернатые – это не к добру.       Мальчишка, наконец, забрался на сук в паре метров от земли и устроился на нём, держась за ствол и подёргивая переливающимся рыжим хвостом. Кенма заметил пыль и бледно-зелёные разводы на его одежде и коже, пару травинок в волосах и свежую ссадину на локте. Стоило развернуться и уйти, пока его не увидели, но что-то останавливало. Демон поймал себя на том, что ему интересно и почти испугался – когда это он не мог оторвать взгляд от чего-то, кроме своих книжек и игр на приставке, которую откуда-то притащил Куроо?       Тем временем пернатый пацан осторожно встал, распрямился, хватаясь за ветки и сделал шаг от ствола. Кенма уже смутно догадывался, что он сейчас сделает, но зачем – этого он не понимал. Рыжий слегка раскачал ветку под собой и прыгнул.       В какой-то момент демон подумал, что мальчишка взлетит – так высоко он взмыл. Но яркое рыжее крыло неловко вывернулось, потянуло вниз, и ангел рухнул в траву, подняв облачко стремительно осевшей назад пыли и издав тот самый глухой звук, но даже не пискнув от боли. Кенма поймал себя на том, что, отпустив рукоятку кинжала и подхватив свои шали, бесшумно рванул к нему. В тот же миг демон остановился, почти добравшись до тяжело возящегося на земле пацана. Что он делает? Нужно наоборот уходить, зачем его понесло к этому мальчишке? И чем он может помочь? Небесная защита здесь была гораздо слабее, чем в других местах, но полная, боевая форма ангела всё ещё могла его обжечь – не фатально, но всё равно больно.       Ангел с трудом свернулся в клубок, упёрся стопами и ладонями в зыбкую от густой травы и пыли землю и неловко приподнялся. Его локти предательски дрожали под тяжестью крошечного тельца и больших, не меньше трёх метров в размахе крыльев. Та последняя секунда, которую мироздание дало Кенме, чтобы сделать всё правильно, прошла: пацан поднял голову и заметил стоящего всего в нескольких шагах демона.       – Ты кто? – просто спросил рыжий, садясь и вытягивая ноги с едва заметно сочащимися золотистой кровью коленками.       И что на это ответить? Он что, сам не видит, что перед ним демон? Или это был вопрос о его имени? Стоит ли вообще отвечать?       Пока Кенма пребывал в растерянности, ангел без следа смущения таращился на него большими карими глазами и бездумно ощупывал плечо. Враждебности на его лице не было. Мальчишка выглядел настороженным, да, но он явно не был настроен недружелюбно; скорее, он чего-то ждал.       – Я Хината Шоё, – снова попытался завязать разговор пацан.       – Козуме, – без особого выражения произнёс демон после паузы.       Было ощущение, будто собственную фамилию пришлось вспоминать – настолько давно он её в последний раз произносил. Ангел, не спешивший всё это время подниматься, медленно моргнул и склонил набок рыжую голову.       – Козуме, – повторил он, – это имя?       – Козуме, – зачем-то снова произнёс зельевар, – Кенма.       – А, понятно! – радостно улыбнулся Хината и поскрёб рыжий растрёпанный затылок. – Ты что, демон?       Кенма несколько раз растерянно хлопнул глазами и обвёл взглядом окрестности.       – Чего? – переспросил он.       – У тебя рога на голове, значит, ты – демон, так?       Логика этого парня убивала наповал. У Кенмы было два варианта: либо он ещё никогда не видел демона, либо он беспросветно тупой.       – Да, так, – осторожно ответил зельевар, почему-то замерев и почти не дыша.       – А я ангел, – радостно выдал Хината, будто нимб и перья нуждались в пояснениях. – Я недавно совсем умер, лет пять, наверное. А ты здесь сколько?       – Не знаю, – честно ответил Кенма, прикидывая в уме, сколько же времени прошло с тех пор, как он обзавёлся рогами, – лет двести, может, больше.       – Так ты старше меня, – неловко вскочил на ноги пацан и попытался отвесить поклон, но неподвижные тяжёлые крылья ему явно мешали, – прости!       Кенма уже и забыл, как сильно новенькие отличаются от тех, кто перешёл в загробный мир давно. Сначала все пытались сохранить в себе частичку своей культуры, соответствовать всем правилам, принятым на их родине, искать земляков. Годам к ста всем уже было наплевать, где там и кому положено было кланяться – новая среда накладывала такой отпечаток, что иной раз невозможно было узнать старого знакомого, которого увидел спустя каких-то пятьдесят лет с последней встречи.       – Мне всё равно, – безразлично произнёс Кенма, подумав пару секунд. – Мне не нравится, когда разговор превращают в церемонию.       – Ты умеешь летать? – внезапно спросил Хината, и его глаза будто вспыхнули.       – Умею, – кивнул демон.       – Тебе нравится? – воодушевлённо продолжил ангел.       – Не очень.       Он совсем ещё ребёнок. Этот Шоё явно умер в совсем юном возрасте, и Кенме почему-то стало его чуточку жаль. Нельзя было сказать, чтобы жизнь после смерти была плохой, просто в демоне внезапно шевельнулось что-то давно забытое, человеческое, что-то такое, что смерть рассматривало не как переход на новый уровень, а как трагедию.       – Почему? – удивлённо воскликнул молодой ангел, и Кенма едва вспомнил, о чём они говорили.       – Я не люблю летать, – задумчиво произнёс он, пытаясь найти подходящие слова, – но и не ненавижу. Я не люблю уставать.       Хината задумчиво свёл брови и вцепился тонкими пальцами в испачканную светлую одежду.       – А я летать не могу, – пробормотал он. – Но очень хочу!       Кенма пожал плечами и промолчал.       – Я сюда потому и хожу, что тут прыгать легче, – вдохновлённо поведал пацан, шурша подёргивающимся ярким хвостом в траве. – Правда, здесь защита почему-то не работает, но кто знает? Может, взлечу? Что думаешь?       Кенма, конечно, знал точный ответ – нет, не взлетит. Не получится. Теперь это невозможно. Скорее всего, больше ни один ангел летать вообще не сможет. Демон открыл рот, чтобы сказать это, но что-то его остановило: слова так и застряли в горле, язык будто онемел. Этот Шоё горел безумной и неосуществимой мечтой о полёте, и Кенма внезапно чётко осознал, что не хочет быть тем, кто эту мечту разрушит. Давать мальчишке ложную надежду было очень, очень жестоко, но сказать правду язык не поворачивался.       – Кто знает. Может, взлетишь.       – Правда? Ты так думаешь? – подскочил на месте Хината, и его крылья безвольно мотнулись за спиной. – Я всегда мечтал летать, понимаешь? Я даже с парашютом прыгнул!       – Здорово, – глухо протянул зельевар и отвёл взгляд.       – Дорого вышло, но родители нашли деньги, – закивал ангел и вдруг поник, будто в нём погас его внутренний огонёк. – Они знали, что я скоро умру, вот и решили…       – Весело, наверное, было, – неискренне отозвался демон, припоминая спускающихся с неба на нелепых кусках ткани человечков из игр про войну.       – Да! Очень! – снова оживился Хината и замахал руками. – Сначала так у-у-у, а потом оп и а-ах!       На лицо сама собой запросилась улыбка. Кенма уже и не помнил, когда в последний раз общался с кем-то кроме Куроо и каменного оцелота, а уж когда беседа с кем-то кроме них была приятной – так и подавно. Шоё был хаотичным, громким, до неприличия ярким, но в его взгляде не было того, что демон не переносил: ни снисходительности, ни презрения, ни скептицизма. Он смотрел не оценивающе, он смотрел заинтересованно, да с такой искренностью, что нельзя было ему не отвечать.       – Я когда умер, я ангелом хотел стать. Думал, что ангелы летают, – хмыкнул пацан. – Совсем наоборот получилось.       – Когда-то летали,– пожал плечами Кенма, а потом снова солгал: – Может, ещё будут.       Ангел энергично кивнул, но зельевар успел уловить быстро утонувшее в других его эмоциях разочарование. Конечно же, он чувствовал себя обманутым. А демон почувствовал себя гадко – теперь ещё и он лгал бедному пареньку.       – Кстати, почему ты здесь?       Вопрос вернул Кенму к его первоначальным планам. Он снова запустил руку под одежду, но в этот раз демон тянулся не за кинжалом – Шоё не был похож на того, кто может накинуться со спины. Зельевар вынул из-за пояса короткий нож с широким острым лезвием и двинулся к дереву, осторожно обходя ангела.       – Постарайся меня не трогать, – попросил он. – Ты меня обожжёшь.       Хината снова с готовностью кивнул и повернулся на месте, так что теперь он стоял лицом к дереву, и его неконтролируемых крыльев и метущего по земле хвоста можно было не опасаться.       – Я здесь собираю растения, – ответил на заданный ранее вопрос Кенма, разглядывая серый ствол дерева в поисках отошедших кусков коры.       – А зачем? – с энтузиазмом поинтересовался ангел, приподнимаясь на носках и вытягивая шею.       – В зелья, – коротко произнёс демон, тыкая пальцем в трещину на стволе.       Хината издал непонятный восторженный звук и присел на корточки, чтобы взглянуть на действия зельевара снизу. Яркие крылья за его спиной жалко колыхнулись, и одно из них растянулось во всю длину, едва не опрокинув пацана. Тот ловко поправил его руками и аккуратно уложил, согнув в суставе. Кенма поспешно отвернулся: это ему напомнило, как в каком-то фильме человек с травмой позвоночника забрасывал на койку парализованные ноги, и в горле встал ком.       – Так ты варишь зелья? – снова подал голос рыжий.       – Да, – просто ответил демон; наверное, стоило что-то добавить, но он не знал, что именно мог бы сказать.       Зельевар примерился и ловко поддел лезвием кусок коры, который легко отошёл от ствола и оказался у него в руках, а потом и в корзине.       – Это интересно? – с живым интересом спросил Хината.       – Просто время убиваю, – ответил, старательно не смотря в его сторону, Кенма. – Его у меня теперь много.       – Да, вечная жизнь! – весело отозвался ангел, поражая своей наивностью.       О том, что лет через сто ему эта самая вечная жизнь просто осточертеет, демон решил промолчать. Он сунул руку в один из многочисленных объёмных карманов на штанах и выудил оттуда небольшую круглую склянку.       – А что это? – уже ожидаемо полюбопытствовал Шоё.       – Это для деревьев, – Кенма зачерпнул пальцами немного густой пахучей мази и медленно размазал её по открывшемуся бело-розовому лубу, – кора защищает их от болезней, её нельзя просто сорвать и уйти.       – Это как порошки для царапин? – предположил ангел. – Чтобы зараза не попала?       – Да, всё так, – зельевар приметил ещё один кусочек коры и потянулся, чтобы осторожно его срезать.       – А что ты будешь с ней делать? – не отставал Хината.       – Пока не знаю, – пожал плечами Кенма. – Много рецептов.       – Например?       – Средство для размягчения старой чешуи, – назвал первый из вспомнившихся составов демон.       – О, – выдавил пацан и, с полминуты подумав, спросил: – А зачем её размягчать?       – Чтобы сходила легче,– ответил Кенма, замазывая и второе место среза. – Иначе на её месте не вырастет новая. Может воспалиться.       Он повернулся к открывшему для нового вопроса рот пацану. Тот всё ещё сидел в траве, поставив ноги так, чтобы побитые коленки не колола трава. Кенма прекрасно знал, что Лабиринт страшно фонил, перебивая энергию Небес и Преисподней, но полная форма всё-таки на то и полная, чтобы связь с источником энергии была максимально сильной: царапины на ногах Шоё уже покрывались свежей кожей. Если бы не влияние Лабиринта, то их не было бы вообще, но регенерация всё же работала и здесь.       – А есть какой-нибудь рецепт, чтобы полететь? – спросил, наконец, Хината. – Или хотя бы высоко подпрыгнуть? Как в мультиках про тех мишек?       У Кенмы горло сжалось. В груди что-то больно защемило. В глазах пацана было столько наивной надежды, что ответить прямо и честно Кенма снова не смог.       – Я такого рецепта не знаю, – сказал он осторожно, – но знаю, у кого можно спросить.       Он, конечно, обязательно попросит Куроо поинтересоваться у братьев Мия о магии, которая могла бы помочь Шоё, но оптимистичного настроя в нём не было ни капельки. Ангел зельевару очень, очень понравился, с ним было просто и приятно говорить, они, пожалуй, даже могли бы стать друзьями. Вот только Кенма надеялся, что никогда больше не встретит этого наивного и любопытного пацана. Врать ему прямо в глаза было противно и горько, а знать, что однажды его заветная мечта разобьётся вдребезги было невыносимо. Уже сейчас демон знал: рано или поздно Шоё откроет для себя ужасающую правду, и она его сломает.       – Вот здорово! – Хината вскинул руки вверх, ликуя. – Если получится, ты со мной полетаешь?       Кенма до хруста в пальцах вцепился в нижнюю шаль. Нужно было поступить правильно. Нужно было сказать, что ничего не выйдет.       – Полетаю, – пообещал он, – обязательно.       – Ура! – и без того яркий Хината засиял, словно солнце.       Демон знал, что лжёт. Что не будет этого «если». Что больше они не увидятся, как бы горько это ни было. Но знал он и что так будет лучше. Легче будет раз и навсегда выбросить этого парня из головы и больше никогда, совсем никогда не думать о нём и о том, как больно ему будет, когда он осознает всю безнадёжность своего положения.       – Шоё, – внезапно даже для самого себя окликнул мальчишку по имени Кенма. – Можно мне твоё перо?       Ангел напротив захлопал глазами, подумав с полминуты, а потом его взгляд стал совершенно диким от восторга.       – Конечно! Это чтобы подобрать правильный рецепт? – воскликнул он.       – Это чтобы понять, что с твоими крыльями не так, – уклончиво ответил зельевар.       Снова ложь. Перо ему нужно было лишь для того, чтобы повесить его под потолком среди прочих странных штуковин и иногда им любоваться, вспоминая приятную, но очень печальную встречу.       Хината извернулся и ловко вырвал из своего крыла небольшое перо.       – Ниши… Ни… Ноя-семпай говорит, что если выпадает перо из одного крыла, то нужно обязательно выдернуть такое же из второго, – с удовольствием поделился он знанием, вырывая огненно-яркое перо из другого крыла, – так что я дам два. Так даже лучше будет, да?       Кенма лишь поспешно кивнул: сил на слова не было. Ангел протянул ему два рыжих, сияющих будто солнце пера. Демон обернул краем шали ладонь и бережно их принял.       – Я должен идти, – глухо пробубнил он. – Куро меня, наверное, ищет.       Ложь. Куроо уже неделю, как у него не появлялся.       – Хорошо! Только не пропадай, – попросил, поднимаясь на ноги, Хината. – Я здесь часто бываю, точно однажды увидимся.       – Обязательно, – в последний раз солгал Кенма и, отвернувшись, побрёл в сторону ведущего в Преисподнюю хода, приминая босыми ногами высокую мягкую траву.       – Пока, Кенма! – донеслось из-за спины.       – Прощай, Шоё, – ответил демон.       Бывали плохие дни. Бывали хорошие. Этот был прекрасным. Этот был хуже некуда.