***
По дороге домой меня подгоняют холод и предвкушение нашего вечернего сбора. Десять минут на чистейшем энтузиазме. Перчатки с шапкой летят на комод. Рекордно быстро сбрасываю с себя пальто с меховой оторочкой в прихожей. Одной рукой развязываю ботинки, второй набираю Егору. Откладываю телефон на кровать уже в своей комнате, куда скидываю вещи. Сразу вываливаю на письменный стол учебники, дополняя свалку тем, что мне вскоре пригодится. Но сначала обед. По пути на кухню заглядываю в гостиную, приоткрывая дверь с матовыми стеклянными вставками. Мама и он смотрят телевизор, лёжа в обнимку на разложенном диване. Она снова сильно накрашена и красиво одета. Опять прихорашивалась ради… Этого отродья. Его загребущие ручищи на талии моей мамы. При виде меня приобримает её покрепче, по-собственнически, прижимая к себе, как какой-то спортивный трофей. — Слав, ну не при дочери же, — кинув осуждающий взгляд в сторону ухажёра не первой свежести, мама скидывает его руку, отодвигаясь в сторону и приподнимаясь на диване повыше. — А Василина пусть в следующий раз стучится, — неужели вспоминает правильную форму моего имени, когда требуется, — Немаленькая уже и должна понимать… — на этих словах захлопываю дверь. «Как будто в ту ночь ты стучался ко мне в комнату, подонок». На кухне сразу включаю телевизор. Пусть говорит. Неважно что. Нельзя позволить этим скверным мыслям заполнить голову. Мысли неизменно тянут за собой воспоминания. А я не хочу погружаться в это и выпадать из действительности. Не сейчас. Нет времени на страдания и жаление себя. Уроки не ждут. Друзья тоже. Разогретая еда на вкус кажется пресной. Доедаю скорее по инерции: никакого аппетита нет и в помине. Есть как-то не хочется, но надо. Шведского стола у бедных школьников не будет. Максимум, закуски. А мы там на весь вечер. Маме скажу, что пошла в гости к Ксюше, иначе не отпустит. Правду ей знать необязательно. Если у неё есть личная жизнь, не особо касающаяся меня, то я имею полное право на свою. — Сейчас будет тебе обед, — пока мою за собой посуду, возле ног, коротко мяукая, крутится Сирена. Сирена движется навстречу гладящей её руке, и внутри у неё заводится мурлычущий моторчик. Иногда мне кажется, что единственное живое существо, которому я могу полностью довериться — моя кошка. Звучит как полный бред сумасшедшего, но все мы немного ненормальные. Однако не исключено, что и она от меня что-то скрывает. Слава богу, домашка позади. А то так недолго и мозгу вытечь из ушей от повышенного давления в черепной коробке. Какая-то клетчатая рубашка, какие-то джинсы… Зачем заморачиваться, если можно не заморачиваться? Для Егора наряжаться — смешно. А в остальном там все свои, да и не покрасоваться приходят. Расчёсываю волосы перед зеркальной дверцей шкафа, напевая какую-то случайную мелодию. После того, как я сделала это утром, укладывая их, процесс идёт значительно легче. И всё-таки я учусь на своих ошибках. «А если я учусь на своих ошибках, то не мешает поставить замок изнутри», — выдаёт мозг очень некстати. Пытается заставить меня нервничать. И у него получается: третий раз переплетаю косу. Не могу сделать ровно и разделить на одинаковые пряди. Руки не слушаются как подобает. Трясутся. А мне ещё глаза красить. Набитая рука, славу богу, не подводит: тени накладываются симметрично, так же ровно выходят подкрашенные карандашом брови. А на губах, ресницах и лёгком выделении скул можно выдохнуть. Всё-таки удача сегодня на моей стороне. …решаю я, заезжая тушью себя прямо в глаз. Да уж, удача просто космическая. Уровня «счастливица». Собралась даже быстрее, чем предполагала. Выхожу раньше. Хоть бы Ксюша не опаздывала. Не хотелось бы ждать её дополнительных минут пятнадцать, учитывая то, что нам с ней надо ещё подобрать по пути Егора. Бросив куда-то в пространство коридора короткое «Пока, мам», выхожу с рюкзаком из квартиры. Учебники приходится тащить с собой: в школу пойдём прямо оттуда, все вместе. По официальной версии для мамы — из Ксюшиного дома вдвоём с подругой. Улица встречает морозом и свежестью, ошпаривая холодом лицо. Уже стемнело. Снаружи всё выглядит неприветливо и безжизненно, но при этом царственно-изыскано. Подтаявший на голых ветвях снег снова примёрз, превратившись в кристально чистый лёд. В стеклянных ледышках отражается электрический жёлтый блеск фонарей. По ощущениям зябко: зима кусает кожу рук. А выглядит декабрьский пейзаж необыкновенно по-домашнему, манит своей особенной теплотой. Ладно. Пора пошевеливаться и набирать скорость, пока я мысленно не написала фанфик про героев, которые бы отлично сюда вписались.***
— Боже мой, кого я вижу! — открыв нам, верещит Марьяна Тищенко и тут же лезет обниматься ко мне и Ксюше. До нас доносятся гулкие гремящие басы: в гостиной играют колонки. Меня сходу обдаёт атмосферой шумного безумства. «И откуда берётся такой сумасшедший драйв в пределах маленькой квартиры?» — спросите вы. У меня есть ответ: эту восторженную и, без сомнения, ламповую атмосферу генерируют находящиеся здесь и сейчас люди. Тусовщики года. Поправка. Мамкины тусовщики. — Привет! Ты ж моя красотка! — с готовностью оплетаю руками шею встречающей, ненароком спутывая её распущенные каштановые волосы; Осока в прямом тёмно-зелёном платье без рукавов выглядит как приглашённая на все наши накопленные средства кинозвезда и улыбается так широко, что подчёркнутые ярко-красной помадой губы выделяются ещё сильнее, — Марьян, только давай без… Этого… — но она уже целует меня в щёку, оставляя смачный красный след. — А ты, стало быть, Егор? Рада, очень рада, — Марьяна жмёт руку немного опешившего от увиденного Егора, наигранно официально потрясая её, — Проходите, не стесняйтесь! Располагайтесь! Чувствуйте себя как дома в нашем скромном пристанище культурных людей, пока эти люди ещё не выпили, — щёлкает она замком входной двери, когда мы все трое оказываемся внутри. В маленькой прихожей вчетвером тесно. Осока отходит в коридор, но просторнее от этого не становится. На вешалке уже не хватает места, и часть курток и пальто свалена на лавочку под ней, прямо друг на друга. Стремительно раздевшись сама, избавляю от уличной одежды и разматываю капушу-Ксюшу. Сегодня она превзошла саму себя: спустилась вовремя, и благодаря этому мы всё успели. Егор как истинный джентельмен пристраивает наши с ней пальто, чтобы не упали, а заодно и своё. — Ва-ася! — к нам выходит хозяин квартиры, — Я уже боялся, что ты не придёшь. А ты не только сама пришла, но и подругу привела и… — Лёша переводит взгляд на Егора. — Это мой парень. Егор. Егор, это Лёша. Он уходит в армию, — последние слова я прокряхтела, согнувшись, чтобы убрать нашу обувь с дороги, и почувствовала себя дряхлой старухой, напрасно пренебрегавшей в молодости спортом. В этот момент меня, принявшую не самую удачную позу — ну не на кортаны же перед парнем садиться — со всей силы шлёпают по заднице. Я уже знаю, кто это. — Твою ж, Лиза! — Совсем ты у нас неспортивная! — громко заявляет Лиза Ямщикова, и, наклоняясь ко мне, добавляет уже тише, — Я рада, что ты взяла с собой Егора, — затем обращается уже к нему, — Очень приятно, Лиза. — Взаимно, — расслабленно улыбается Егор, уже заведомо пребывающий в хорошем настроении: не каждый день знакомишься с лучшими друзьями своей девушки, тем более, в такой располагающей к общению обстановке. Странноватая с виду Лиза со своими не менее странными интонациями и жестами слегка пугает. Надела с джинсами белоснежный пушистый свитер. Надо за ней следить, чтобы не замарала. Снова покрасила кончики волос. На этот раз в розовый. Готова поспорить, Осока уже пошутила про ориентацию. А Лизок — так её зовут в нашей компании — наверняка, как обычно, залилась смехом вместо нормального ответа. Смех у Лизы тоже довольно специфический. Мы-то привыкли к её поведению и мимике, но Егору всё в новинку. Однако он, похоже, спокойно принимает наше общество не вполне адекватных личностей. Что ж, меньшего я от него и не ожидала. Мы с лучшей подругой заходим в гостиную первыми, за нами Егор и трое выходивших навстречу. Вот все и в сборе. Музыка, отзвуками слышавшаяся в прихожей, здесь становится разборчивой, ритмичный грохот раскладывается на ноты, формирующие внятную мелодию. В комнате шум и гам: некоторые из ребят уже поддатые, остальные стараются не отставать, стремительно их нагоняя. Наши одноклассники — Кирилл Прозоров, Серёжа Мирных и Игорь Немедин раскладывают закуски. Даня Соколов мысленно с ними, а физически развалился на диване как истинный мажор. Держу пари, считает, что раз вложился в алкоголь больше всех, имеет полное право валять дурака. Естественно, ему никто и слова не скажет. Все благодарны. Одиннадцатиклассник Рома Дюжев, наш неофициальный главарь, как всегда, дирижирует процессом, раздавая поручения. Пацаны периодически травят байки. Десятиклассник Тимофей Шевченко, наш любимый задрот, между делом агитирует всех скачать какую-то недавно вышедшую игру. Одноклассник Ромы Толя Софин не знает, куда приткнуться со своей бутылкой дорогого вина, что «очень крутое» и о котором всем нужно обязательно знать. Серьёзная Вера Керст из десятого, видимо, свою часть работы уже выполнила, а теперь красиво сидит поодаль с бокалом вина и таким видом, будто поняла эту жизнь. Коротко поздоровавшись, Ксюша занимает край относительно свободного дивана и сразу достаёт телефон. Снова надеется просидеть в сторонке весь вечер? На этот раз я ей не дам. Не поленившись сорваться с мест, друзья приветствуют объятиями. Пользуясь обращённым к нам общим вниманием, Марьяна представляет Егора за меня. — Вась, это Осока тебя так? — след губ на всю щёку не остаётся незамеченным. Подошедшая сзади Лиза, которую я не вижу из-за мельтешения людей вокруг, целует во вторую. Теперь на мне кораллово-розовый и красный отпечатки. — Это на память. Сотрёшь — снова поцелую, — угрожает мне она, — И, если к тому времени буду в ничто, то уже не в щёку, — жарко шепчет на ухо, и тут мне действительно становится не по себе. Умеет же Лиза запугивать. Во мне вновь взыграла уставшая пенсионерка, и я присаживаюсь на освободившееся возле Ксюши местечко, какое-то время наблюдая за всем со стороны, а заодно мешая подруге отвлекаться на сидение Вконтакте. Егор интересуется, нужна ли помощь, и в душе благодарные ребята тут же находят ему занятие. Он избрал себе страгетически выгодное положение: и хозяину квартиры ассистирует, перебрасываясь шутками с моими друзьями, и от меня далеко не отходит. Мне остаётся лишь радоваться тому, как легко и непринуждённо Егор вошёл в наше «общество нетрудящихся». Видимо, дать мне передохнуть с дороги и прийти в себя не входит в общие планы: в мою руку ложится стакан непонятной алкогольной мешанины. — Пей, Вась. Меня смущает твоя трезвость, — Лиза садится ко мне прямо на колени за неимением свободного места рядом. Судя по её кошачьей грации, она уже конкретно пьяна. Лизу не смущает ни Егор, ни присутствие остальных. — Споить меня хочешь? — я рискнула немного отпить: газировка с коньяком. — Давай до дна. За тебя, — пользуясь моей растерянностью, гнёт свою линию. — Сядь нормально, а то так раздавишь ведь Васю, — поднявшаяся Ксюша, которая наконец отлипла от экрана, спихивает с меня «дикую кошку» на свою сторону, а сама пересаживается в пустующее кресло. — Предлагаю во что-нибудь сыграть, — перекрикивает музыку патлатый брюнет Игорь, и догадливый Рома делает потише, — а то Лизок опять напьётся и устроит стриптиз. Не знаю, как вам, а мне хватило того раза. — Никакого чувства такта и уважения к девушке, — заплетающимся языком, но достаточно громко отзывается Лиза. — Ты для меня в первую очередь подруга. А с друзьями я честен, — пожимает плечами Игорь, и мужская половина поддерживает его слова улюлюканьем. — Может, ты просто гей? — поднимает бровь Лиза. — Раунд! — хором кричим мы с Ксюшей и Осокой. — Да не гей я! — протестует тот. — Волосы длинные носишь, следишь за собой, — аргументирует Лизок. — Он г’окег’, ему можно, — встаёт на защиту друга Кирилл. — А ты его парень! — не унимается пьяная Лиза. — Ксюш, напиши про них слэш, — подключается Осока, — Моих ж вы сладкие голубые голубки. — Так она уже пишет, не зря же в телефоне постоянно. Про нас про всех. Секрет раскрыт! — вставляет свои пять копеек Серёжа. — Поиграть — хорошая идея, — возвращает всех к исходной теме разговора Егор, чувствуя, что всем этим невинным на первый взгляд рофлам ничего не мешает перейти в самый настоящий конфликт, — Только во что? — Бутылочка! — выкрикивает Лиза как ужаленная. — Учитывая, сколько среди нас парней, это довольно-таки… Рискованно, — хмыкает Даня, и мы хором смеёмся. — Вы просто недостаточно пьяные! — подмигивает ему Осока. — Я вот смотрю на Лизу и опасаюсь много пить, — Игорь следующим вызывает всеобщий смех. — Может, что-нибудь интеллектуальное? На сообразительность? — подаёт голос не по годам взрослая Вера. — Слишком сложно, до свидания, — игроман и балабол Тимофей не горит желанием шевелить мозгами, — Интеллектуального в школе хватает. Вера Керст лишь пожимает плечами, пригубив вино. — Пока вы думаете, предлагаю тост, — обращается ко всем аккуратно постриженный эстет и ценитель прекрасного Толя, — За доброго и замечательного во всех отношениях хозяина этого уютного гнёздышка. Мы будем скучать, Лёш! — По тебе и твоим роскошным волосам всем девушкам на зависть, — Серёжа не упускает возможности пошутить. Проводя рукой по своей трёхмиллиметровой «шикарной шевелюре», Лёша выдаёт: — Сам не знаю, как буду без них, — добавляет после короткой паузы, — И без всех вас. С вами реально здорово. Вы все такие классные. Нет, ну правда. Егора я ещё плохо знаю, но уже вижу, что он хороший парень, — практически по-братски пожимает руку Егору. Лёша в нашей компании ещё с её условного основания. Он у нас самый старший, поскольку пошёл в школу позже остальных — в восемь лет. Так что его вполне можно назвать нашим стариком. Во всех смыслах: как старожила тусовки и как старшака. Будучи заядлым спортсменом, уделяет много внимания физической форме. Ежедневно прокачивает своё тело, не собираясь останавливаться на достигнутом и не забывая про умственное развитие. По его словам, хочет разрушить стереотип о «тупых качках». Результат уже на данном этапе, как говорится, налицо. Лёша не раз серьёзно нас выручал: для друзей ему ничего не жалко. Съехав от родителей, едва исполнилось восемнадцать, предоставляет свою съёмную квартиру нам на растерзание. Проходя нас всех, Лёша чокается с каждым по очереди. Ребята молчат, никто не хочет портить душевный момент, разрывать его нелепой репликой. — За дружбу! Мы пьём. Делаю большой, прямо-таки царский, глоток. Ещё один. Чувствую, как алкоголь волной оцепенения отдаёт в голову. Что-то быстро меня взяло. Видимо, уже успела проголодаться, а на голодный желудок спиртное действует особенно сильно. Восприятие действительности замедленное, движения заторможенные. Я становлюсь такой лёгкой. Не встаю, а вскакиваю. Замечая выдающую меня неестественную пластику, Марьяна отпускает комментарий: — Что, Вась, в голову сильно дало? — Может, заешь чем-нибудь? Принести тебе? — даже нетрезвая Лиза включает режим заботы. Опережая её, Ксюша уже подсовывает мне тарелку с лёгкими закусками: — На голодный желудок пить вредно. Мотаю головой. Возникает ощущение, что голова движется из стороны в сторону быстрее, чем окружающее пространство: комната словно за ней не поспевает. — Всё нормально. Я позже возьму. Подошедший Егор тоже беспокоится. Спрашивает, всё ли со мной хорошо. Получив положительный ответ, садится на диван подле меня. Ложась, кладу голову ему на колени. Между прочим, очень удобно. Ловлю на себе взгляд Ксюши. Пересекаясь со мной глазами, подруга отворачивается. Она смотрела на меня с ревностью или мне показалось? Мало ли какие шутки со мной может шутить залитое алкоголем сознание. Сжалившаяся надо мной Осока протягивает влажную салфетку. — Вытри щёки. Егору джинсы испачкаешь, если на бок повернёшься. — Добренькая Марьяна. Что-то новенькое, — беру предложенную салфетку, стирая помаду с щёк, — А подвох будет? — Я ещё не придумала, так что пока лежи спокойно, отдыхай, — гладит меня по голове Марьяна, опережая руку делающего то же самое Егора. — Спасибо за разрешение, Ваше Высочество, — смеюсь я. Но лежать долго мне не дают: стоявшие до этого ребята садятся к нам на диван. На общем голосовании победил «Крокодил», поэтому все, кроме показывающего слово Толи и загадывающего его первым на правах вожака стаи Ромы, торопятся освободить центр гостиной. Рома — мировой парень. Пусть он временами и чувствует себя воспитателем в детском саду, зато пользуется всеобщим уважением. Никто и никогда с ним не спорит. Этакий не ставящийся под сомнение местный авторитет. Поначалу глубоко задумавшийся в подобии «позы мыслителя» Толя начинает издалека. Со стороны «зала» летят не связанные друг с другом логически рандомные варианты. Однако он все их отрицает и каждый раз начинает сначала. Кое-как после десяти минут напряжённой умственной деятельности мы вымучиваем заветное «громоотвод». Толя глазами ищет следующую жертву. Пользуясь случаем, выпихиваю засидевшуюся на нагретом диване Ксюшу. А сама сползаю с коленей Егора, занимая её насиженное место. После двухминутного протеста, торгов и скандирования толпы, радующейся, что их очередь пока не настала, подруга соглашается. Ксюша выходит и начинает нещадно тупить. Всё бы ничего, но ей, как выяснилось позже, достались всего лишь «вафли», а могло быть гораздо хуже. С грехом пополам, но всё же справляется. Шепнув слово так же неприкаянно, как и она до этого, сидящей в сторонке Вере, отстрелявшаяся подруга присаживается ко мне на колени, с которых не так давно сама скидывала Лизу, якобы опасаясь, что та меня раздавит. Лизок не забывает ей это припомнить, но Ксюшу эти слова нисколько не задевают. У неё на все претензии один ответ: «Мы лучшие подруги, а потому мне можно всё». Как и ожидалось от Веры, с «ромашкой» она разделывается в два счёта. Тимофей, на ухо которому Керст, между нами называемая Крест, говорит следующее слово, меняется в лице. Остальные обращают к нему глаза, полные сочувствия. Никто не забудет загаданную Верой в прошлый раз «стратосферу». Негласное правило: «В игре учавствует Керст — готовь себе могильный крест», работает безотказно. Тут тебе и «мироздание», и «возмездие», и «эпос». Я помню, как когда-то отдувалась с её «философией». На этот раз удача Тимофею явно сопутствовала, и мы каким-то чудом сумели отгадать «апокалипсис». И мне, и Егору повезло. Ребята, у которых уже ум за разум заходил от мудрёности некоторых вариантов, задали нам простейшие слова. По второму кругу не пошли. Отчасти из-за Керст, по глазам которой было видно, что в голову к ней ворвалась очередная «блестящая» идея для мучений следующего игрока. Дальше мы играли в фанты. Друзья подготовились как надо: для некоторых заданий у нас был даже дополнительный реквизит. С его помощью улыбчивого Даню, которому сегодня особенно свезло, перевоплотили в девушку. Получилась, надо сказать, очень симпатичная дама. Даня сам не ожидал такого итога и полчаса красовался перед зеркалом, мы с ним даже пофотографировались, пообещав никому не показывать. Особенно его девушке. Егору пришлось стоять на голове. Ксюше — пародировать всех нас за минуту на каждого. Осоке досталось исполнение эстрадной песни в караоке после вдоха гелия из воздушного шарика. Мы ухохатывались с этого, как больные. Мне завязали глаза, и я узнавала людей, трогая и ощупывая их. Похоже, придумавший это человек хотел создать максимально много смешных и курьёзных ситуаций, потому что догадывалась я в итоге по смеху. Уже порядочно налакавшаяся к тому моменту Лиза носилась по комнате с победным кличем: она-таки отхватила эротический танец в белье. Мы много пили, танцевали, шутили, угорали с происходящего. Вечер прошёл на «ура», став одним из лучших в моей жизни. Нам даже устроили пару медленных танцев. Подозреваю, что из-за нас с Егором. Чтобы Ксюша не обижалась, во второй раз я танцевала с ней. Не знаю, как так вышло, что мы с Егором остались на кухне только вдвоём. — Надеюсь, тебе понравилось, как мы сегодня провели время, — я встаю у окна, открывая форточку, потому что в комнате душновато. — Конечно, мне понравилось, — я и сама не замечаю, как Егор оказывается настолько близко. Положив руки мне на талию, притягивает к себе. Не зная, что делать в такой ситуации, я растерянно поднимаю на него глаза, опираясь руками о грудь Егора. Он целует меня, сразу углубляя поцелуй, прижимая к себе ещё плотнее. Вместо приятных ощущений во мне просыпается волнение и страх показаться неопытной. Я неумело отвечаю на поцелуй, молясь, чтобы никто не пошёл на кухню. Ещё никогда я не чувствовала себя такой несамостоятельной, такой ведомой. Наверное, так и должно быть?***
Вожатый Рома разгоняет наш пионерский отряд по кроватям. Беспокоится, что завтра утром мы не встанем. Вроде все умещаемся: девочки в спальне, мальчики в гостиной. Я вздыхаю с облегчением: буду спать на одной кровати с Ксюшей, Марьяной, Лизой и Верой. Керст идёт на кухню покурить перед сном. Предлагает составить ей компанию: одной скучно, хочется поговорить на сон грядущий. Я не возражаю. В комнату врывается промозглый, леденящий слабо защищённую кожу воздух. Я поёживаюсь, делая шаг от окна. Заправляя за ухо прядь мягких пепельно-русых волос, Вера облокачивается на подоконник. Вспыхивая, огонёк зажигалки оглаживает кончик тонкой сигареты. Делает первую затяжку, тут же высвобождая из лёгких дым. — Всё хорошо? — её вопрос застаёт врасплох, и меня будто ещё больше пробирает холодом. — Да, всё в порядке, — стараюсь звучать как можно более непринуждённо. — Ты уверена? — выпускает распускающийся в воздухе дымовой цветок, светло-зелёные глаза смотрят прямо на меня, — А то странно это: сама смеёшься, вроде тебе весело. А взгляд потухший. Проскальзывает в нём какая-то грусть. — Может, тебе показалось? — прислоняюсь к стеклу окна, спиной ощущая его выдержанный, равномерный холод. — Скорее, это им кажется. Они привыкли, что ты ни на что не жалуешься. Но если ты не жалуешься, это ещё не значит, что всё гладко. Вера пугает меня до мурашек. Как она могла заметить перемены? Я же веду себя абсолютно так же, как и всегда. Ничего не понимаю. Что мне делать? Избегать ситуаций, когда мы с ней можем оказаться наедине? — Но я правда в норме. Просто я уставать стала больше, всё дело в этом. Вот и видок такой потраченный, — оправдываться перед Керст странно, но я не знаю, что мне ещё сказать. — Разносить по всей школе не буду, не волнуйся. Мне неинтересно существовать в этом потоке сплетен. Однако если ты вдруг захочешь чем-то поделиться — я готова тебя беспристрастно выслушать. Поверь мне: когда посвящаешь в свои проблемы, отчасти становится легче с ними справиться. Тебе необязательно нести свой крест в одиночестве, — и тут обыграла своё прозвище, надо же; похоже, её и саму оно забавляет. — Странная ты, Вера. В хорошем смысле странная, — на последней фразе Вера усмехается. — Мы все странные, Вася. В той или иной степени, но каждый по-своему странный, — Керст сбивает с кончика сигареты выгоревший и хрупкий, как моё нынешнее эмоциональное состояние, пепел. — И разговор наш странный, — подытоживаю я, — Пойдём-ка лучше спать. — Пошли, — смятая о подоконник сигарета выброшена в окно, Вера закрывает его с коротким и смазанным скрипом. Сон перекроет всё и разложит по местам. Завтра станет легче.