***
Уже год прошёл, а нервы до сих пор ни к чёрту. Но не дело сейчас предаваться внутренним переживаниям: на носу праздник, и куда полезнее будет сконцентрироваться на приготовлениях. В прихожей меня встречают залепленные скотчем коробки. — Мам! Ты ёлку с антресолей достать не забыла?! — кричу по дурацкой привычке на весь дом. — Разделась бы до конца и сказала нормально. Зачем так кричать? Всех соседей перепугаешь, — мама показалась из-за приоткрытой двери комнаты, — Ёлку в гостиной уже поставила. Только нарядить, — она забирает у меня пальто, отправив его на вешалку. — А чего коробок так много? Откуда столько? — обувь остаётся стекать растаявшим снегом в поддоне, а я прохожу дальше по коридору. — Дядя Слава переезжает к нам насовсем, — её слова повисают в воздухе. Об мою голову словно раскололи тяжеленную ледяную глыбу. Вместе с чуть ли не физической болью я ощущаю всплеск негодования. — А со мной почему не посоветовалась?! Сама всё решила?! — я снова кричу, теперь мне уж точно наплевать, что там подумают соседи. — Он и так практически живёт у нас. Да и вы с ним вроде неплохо ладите… — чувствуя вину, мама не рискует повторить своё замечание. «Неплохо ладите». Чёрт возьми, она серьёзно? Иной раз мне хотелось рассказать ей всю правду. Выложить как на духу. Но я сдерживалась. Пока не время: я всё ещё не готова делиться такими подробностями. Даже с родной матерью. Неловко и страшно. Кажется, заговори я об этом — на мне тотчас же появится клеймо жертвы. Этого я боюсь больше всего. Признаться самой себе в том, что я — жертва. — Ему больше жить негде?! — я просто не в силах обуздать свою агрессию, а потому не могу говорить спокойно. — Василина! — прикрикивает на меня уже мать, — Дядя Слава — не чужой мне человек. Да ты и сама прекрасно понимаешь, что на одну мою зарплату мы не могли бы жить по-человечески. «Вот именно, что тебе. Не нам». Готова с ней поспорить, но не настроена провоцировать очередной конфликт. Это — последнее, чего мне сейчас хочется. Дело сделано — его вещи уже здесь. То, чего я так боялась, стало явью. Но страдания по этому поводу — точно не выход, и теперь надо думать, что мне со всем этим делать. В ходе размышлений в руках оказывается телефон. У кого можно первое время перекантоваться? Большинство людей из нашей компании, как и я, живут с родителями — школьники же. Рома снимает с друзьями. Подойдёт как запасной вариант. Напрашиваться к ним больше, чем на один день, как-то нехорошо с моей стороны. В квартире Лёши временно остановились его друзья из Питера. Как бы то ни было, все пути ведут к Егору, который вряд ли станет возражать, учитывая ситуацию. Скорее всего, даже наоборот. Отвечает практически сразу. Пишет, что без проблем, могу приезжать хоть сегодня. Так я и сделаю. Назову его Ксюшей, и проблем с получением разрешения не возникнет. А пока самое время заняться, чем планировала. Скучновато в квартире без новогоднего убранства. От сердца отлегло, и я смогла с головой окунуться в процесс. Мы с мамой развешивали по дому украшения под бессмертные и никогда не надоедающие новогодние хиты. Искрящее в искусственном свете сплошное полотно дождика обрамило дверной проём. Переливающаяся пушистая мишура свесилась со шкафов. По комнатам протянулись длинные цветные гирлянды. На подоконнике кухни поселился набор любимых маминых статуэток: расписные керамические лесные звери, Дед Мороз со Снегурочкой и снеговик, при виде которого я тут же вспомнила Ксюшу: даже шарф похожего цвета. Дойдя до ёлки, мы обе успели порядком вымотаться. Пристроить все нарядные праздничные атрибуты оказалось не так просто, и приходилось фантазировать в руке с каждым из них минут по пятнадцать. Мне всегда нравилось наблюдать, как постепенно оживает ёлка, принимая на себя целый ансамбль из шаров всех цветов и мастей, бус, разнообразных, непохожих друг на друга игрушек, классической гирлянды и довершающего картину яркого наконечника в виде звезды. Процесс меня увлёк, он шёл быстро и весело: под пение зарубежных исполнителей мы с мамой за разговором и шутками нагружали искусственные зелёные ветки тем, что только попадалось под руку. В результате обе были довольны. Получилось довольно красиво. — Можно друг друга поздравить: теперь мы можем спокойно ждать Нового года, — пребывающая в отличном настроении мама распихивает упаковки от ёлочных украшений по коробкам. — Можно наконец пойти поужинать, — я подаю ей пустые, собирая их по полу. Осознание того, что все вопросы, зависящие напрямую от меня, на данный момент закрыты, позволяет расслабиться. Вся эта нарочито сияющая мишура и правда скрашивает некоторые вещи. Как будто ощущавшееся всё это время давление заметно ослабевает. В ритмично вспыхивающих огнях ёлочной гирлянды я читаю: «Не всё так страшно. Жить можно». И это даёт хоть какую-то надежду.***
— Ты чего такая тихая сегодня? Что-то произошло? После вопроса Егора все четыре стены кухни выжидающе уставились на меня. Чую, как они, подступая, теснят меня со всех сторон, даже затылком. Гладкие поверхности высокомерно отдают неприветливым блеском глянца, словно собираясь отпрянуть от недостойной гостьи. Яркий электрический свет ламп слепит глаза, оседая в них пятнами. В воздухе витает едва различимый запах ехидного чистящего средства. Неужто парень к моему приезду выдраил раковину и плиту? Портативная колонка на краю стола приглушённо поёт голосом его любимой рок-группы. Чтобы отвлечься и чем-то занять руки, складываю салфетку. — Всё нормально, устала на учёбе, — не думая, дежурно отвечаю я, сосредоточенная на своём занятии. — Полагаю, ты заслужила отдых. Забудь о ней на время — не убежит, — Егор ставит передо мной голубую кружку крепкого чёрного чая. — Придётся: для вас, выпускников, это, похоже, больная тема, — поднимаю на собеседника глаза и выжимаю из себя усмешку, отпивая обжигающий напиток маленькими глотками. — Нам не привыкать, — открыто улыбается в ответ парень, — Смотрю, ты ко мне со внушительной такой сумкой заявилась. Видимо, не на пару дней. Я-то абсолютно не против, но имей в виду, что родители возвращаются в феврале. С чего ты вдруг? С мамой поссорилась? Кстати, она в курсе? — рано или поздно эти вопросы должны были прозвучать. — Прости уж, что как снег на голову. Можно сказать и так. Вернее, не совсем. Были разногласия с её молодым человеком, — как же сложно говорить о нём в нейтральном ключе, — На этом фоне сильно поругались с мамой. Сказала ей, что недолго поживу у лучшей подруги, родители которой не против. Иначе бы не отпустила. Дней десять. Нам всем нужно немного остыть. Наговорили друг другу всего, — с ужасом отмечаю, что бесстыдное враньё постепенно входит в привычку, — Сидеть на шее не собираюсь, ты не подумай. Деньги на продукты могу добавлять, помогать с уборкой и всем остальным. — Раз знает, то ладно. С мелочами жизни разберёмся по ходу. Одному здесь скучновато. Знаешь, всё, что не случается — к лучшему. Ну, по мне видно, как я счастлив. Проводить каждый день со своей девушкой — не это ли счастье? Как бесстыдно он меня смущает, нет, ну вы только посмотрите! — Особенно если твоя девушка моет за собой посуду, — чтобы не выглядеть перед ним по-дурацки, вместе со своей хватаю стоящую перед ним пустую кружку и в два шага оказываюсь у раковины, сразу включая воду. — Хорошо, в этот раз твоя взяла, — смеётся Егор. Всё кажется идеальным. Егор кажется идеальным. Чем я это заслужила? Ведь ничего не достаётся просто так. Возможно, кому-то покажется странным, что мама так легко отпустила меня погостить «у другой семьи». Дело в том, что она ценит в людях ответственность и самостоятельность. Наличие обоих этих качеств я доказала, так что довольно неплохая степень доверия у нас установлена. Хотя я всё ещё не понимаю, почему она не посоветовалась со мной по поводу его переезда: это ведь и моя квартира тоже. Но понять её до конца даже она сама не может, я уверена. Татьяна Станиславовна — человек импульсивный, и часто руководствуется сиюминутными желаниями. Я уже привыкла. Например, однажды её дернуло купить нам дорогущий телевизор с огромной диагональю — в результате мы целый месяц жёстко экономили на еде. Просто захотелось и всё. Хотя транжирой не назовёшь. Случаи частные, но, тем не менее, показательные. Самая большая загадка для меня: как маму угораздило влюбиться в него? Видимо, ответа я так и не получу. Мама родила меня, потому что так надо. Не потому что хотела. Спросите, как я узнала? Такие вещи легко читаются, если обратить внимание на детали. К примеру, на отношение и обращение человека к тебе. Жила девушка по имени Татьяна. Мечтала трудоустроиться в хорошую компанию, найти свою нишу. Личную жизнь параллельно устраивала. Вышла замуж. Первое время всё было хорошо. Пока у неё не родилась дочь. Увидев, что жена, которая в общем-то никогда и не отсутствие тяги к материнству, не проявляет ни заботы, не любви к ребёнку, а если и пытается, неискренность сложно не заметить, отец дождался моего семилетия и подал на развод. Он втайне надеялся на пробуждение у мамы материнского инстинкта, но тот как спал, так и продолжал спать крепким сном. Да и откуда ему взяться? Это не было её решением. Надавило окружение, родственники проели мозг. И вот результат. Все довольны? Вопрос риторический. В итоге мама была вынуждена тянуть всё на себе и растить меня в одиночку. Обещавшие помогать бабушки-дедушки «внезапно» обзавелись делами и наведывались лишь изредка — «посмотреть»: «Ох, как Василина быстро растёт! А какая красавица!» Лестно, конечно, но я их даже запомнить не успевала — так мало времени они проводили со мной. Но что было, то прошло. Важнее то, что сейчас. Мы с Егором смотрели кино. Наши вкусы сошлись на драме с элементами экшна и философской подоплёкой. Хорошо, что уроки я закончила ещё дома. Из-за кучи учебников пришлось брать большую сумку. Еле дотащила. Скорее бы заслуженные каникулы. Потом отправились в свободное плавание по интернету: статьи про теорию заговора, расследование громких убийств, загадочные видео, скрытые смыслы в произведениях классиков. Под это дело вскрылась и пошла в ход бутылка вина. С вином заходило всё и сразу. В конце концов мы просто читали стихи всех поэтов, которые только попадались под руку, из коллекции родителей Егора и пытались трактовать их по-новому. — О чём задумалась? — спрашивает Егор, заправляя лезущие мне в лицо волосы за ухо. — Ну-у… — даже не знаю, что он хочет услышать. А ведь хочет же что-то конкретное. Вместо ответа тянусь к нему с поцелуем. Это куда проще, чем перебирать в голове варианты. Он тут же перехватывает инициативу, плавно проводя рукой вдоль моей спины. Лёгкое опьянение оплетает тело. Ослабляет спутывавшие меня принципы, обязательства, внутренние установки. Замирающий ход мыслей даёт вздохнуть с облечением. Не думать — вот что мне было нужно. Не думать. Меня нет, есть только абстрактные понятия. Может, всё дело в вине, но я больше не ощущаю воздействия никаких сдерживающих факторов. Ни страха, ни отторжения или даже отвращения. Как будто так и нужно. Егор продолжает вести, а мне остаётся только ему подчиняться. Чувствую, как его руки соскальзывают с талии, проникая спереди мне под футболку, поднимаются выше, оглаживая кожу, обводят и стискивают грудь. Под жаром прикосновений я окончательно отпускаю из головы все лишние мысли о том, что правильно и как надо. Остаётся одно только обволакивающее тепло. Тепло. Сколько себя помню, мне всегда не хватало человеческого тепла. Поэтому я невольно тянусь навстречу рукам, как Сирена. Ощущать себя нужной — не этого ли мне так хотелось всё это время? Одна рука нетерпеливо ложится мне на колено и ползёт вверх по внутренней стороне бедра, его пальцы едва касаются промежности. Меня передёргивает. Испуг обжигает изнутри. Разомкнув наши губы, отодвигаюсь от Егора. — Нам пора ложиться… Уже поздно, — я быстро вскакиваю с дивана, оправляя замявшуюся футболку. — Сейчас я постелю тебе в комнате родителей, — в его глазах различима досада, чего не выдаёт ровная интонация. — Я пока в душ схожу. Дашь заодно полотенце? — голос звучит неуверенно; по телу всё ещё бегут мурашки, а сердце неистово колотится о рёбра. — Конечно. Секунду подожди, — парень оставляет меня наедине с нахлынувшим волнением. Убедившись, что щеколда плотно закрыта, скидываю с себя футболку. Она смиренно повисает на крючке. Наверное, стоило оставить лифчик. Не подумала, и очень зря. Стягивать узкие джинсы стоя неудобно, но желание наконец из них высвободиться сильнее. Забыла взять в ванную шорты, вот чёрт. Неуверенными руками сняв трусики, подхожу к раковине. В отражении зеркала вижу, как у меня покраснело лицо. Взгляд какой-то тусклый, рассеянный и стыдливый. Губы припухшие, русая коса разлохматилась. Прямо скажем, видок не лучший. «Василина, что с тобой происходит? Куда ты катишься? Как бы дело не дошло до…» — проскальзывает в воспалённой голове. И тут же: «А на что я ещё гожусь?» Будто другим голосом. От этого начинает бить озноб. Становясь в ванну, окатываю тело с расползающемся по нему звенящим холодом горячей водой. С душем в руках опускаюсь на колени, садясь на подогнутые ноги. Мною движет только желание поскорее согреться и очистить разум от колких и ехидных внутренних монологов. После горячего душа и умывания дышать стало свободнее. Сердцебиение тоже нормализовалось. Спокойно надеваю бельё и накидываю обратно длинную футболку. Не торопясь чищу зубы, а после терпеливо переплетаю длинную косу. «Егор, наверное, думает, что я там утонула», — усмехаюсь про себя уже искренне. «Может, успел лечь спать». В джинсы втискиваться совсем нет желания. Складываю их и иду так. Всё равно футболка на мне как короткое платье. В ней и лягу. Чего заморачиваться? Распаренный мозг воспринимает всё уже не так критично. — Постель готова. Можешь ложиться, — Егор всё это время ждал меня в комнате. Спальня его родителей просторная и светлая, в бело-салатовый цветах. Широкая, пышная расправленная кровать и та с бельём в тех же тонах, молочные тюлевые шторы до пола с нависающим на них ламбрекеном, аккуратные дизайнерские шкафы и огромный мягкий ковёр. Воистину царственно, даже немного неуютно. — А можно? Родители не будут ругаться, если узнают? Что-то я сомневаюсь, — неловко мнусь на пороге, разглядывая красоты. — Об этом не беспокойся. На моей односпальной кровати мы вдвоём всё равно не уместимся, — даже его слова не могут до конца развеять моих сомнений. — Ну смотри, — пристраиваю на полу свою тяжёлую сумку с вещами, попутно ища в ней шорты. Всё же лишним не будет. В такой обстановке хочется выглядеть прилично. — Если что — зови. Я в соседней комнате, дверь закрывать не буду.***
Лежу с открытыми глазами уже час: заснуть всё никак не выходит. С тяжёлым вздохом высвободившись из-под одеяла, свешиваю ноги на пол. Встав с потихоньку отдающей тепло кровати, подхожу к окну. В темноте полупрозрачные шторы становятся ещё более проницаемыми: сквозь них ярче брезжит свет фонарей, фар проносящихся по шоссе машин и рекламных вывесок. Сдвигаю занавески в сторону, окончательно высвобождая ни на миг не замирающий ночной пейзаж. Город живёт даже ночью. У Москвы извечная бессонница: ей нужно пропустить через себя столько людей. Кто проходит, не оглядываясь, следуя прямой цели, а кто задерживается, глядя по сторонам… Что они оставляют после себя? — Не можешь заснуть? — голос Егора выдёргивает меня из рассуждений. — Да, — еле слышно отзываюсь я, отворачиваясь обратно к окну со сложенными на груди руками. — Я тоже, — его слова звучат уже ближе. Подойдя ко мне со спины, обхватывает руками талию, крепче прижимая к себе. Пусть на мне футболка и шорты, чувствую себя практически раздетой. От этого некомфортно и неловко. Ещё и так близко к нему. От прикосновения к чужому телу бросает в тревожный жар. — Видимо, выспаться сегодня не выйдет, — сбивчиво и торопливо проговариваю я. — Похоже, что да, — прикосновение губ к шее вызывает волну трепета и какой-то нервной дрожи, — Василина… Я хочу тебя. Меня словно ошпаривает кипятком. Чувствую, как кончики ушей горят, а нутро пронизывает напряжением. Я открываю рот, но ничего не могу ответить: слова застревают в горле. Его руки гуляют по моему телу снизу вверх, изучая и запоминая изгибы, вновь задирают футболку. «Ты ведь уже такая взрослая для своих лет. Вот и наступило время вкусить взрослую жизнь», — разносится в сознании эхом. «Почему маме можно быть с кем-то, а тебе нельзя? Чем ты хуже?» — колотится в висках. «А что, если новый опыт сотрёт воспоминания о болезненном прошлом, вытеснит их навсегда? И ты сможешь наконец попрощаться с этим. В любом случае, не попробуешь — не узнаешь». Я не чувствую, что готова. Как и не до конца отдаю себе отчёт о том, хочу ли этого по-настоящему. Но осознаю, что это — чуть ли не обязательная составляющая отношений. Хочется доказать себе, что я абсолютно нормальная. Такая же, как и все. Кроме того, я была так благодарна Егору за всё… Без слов поворачиваюсь лицом к ослабившему объятия парню. В его карих глазах словно ищу подтверждение того, что не совершаю ошибку. Опустив ресницы, склоняю голову чуть набок и несмело припадаю к его губам, пропуская через пальцы колющиеся каштановые волосы на затылке. Пусть всё происходит так, как должно. Наощупь расстёгнутые им шорты спадают на ковёр. Там же вскоре оказываются его одежда и моя футболка, со снятием которых я охотно помогаю. Ложусь на кровать первая. Егор сдвигает одеяло в ноги, чтобы не мешалось, и устраивается слева от меня. — Ты уверена? — его пальцы гладят мою щёку. Ласковые прикосновения сбивают меня с толку: не знаю, как на них реагировать. — Будь я не уверена, пошла бы на это? — вру я, зная, чего он от меня ждёт. — Это ведь твой первый раз? — Да, — снова приходится врать. — Я буду максимально аккуратен, — целует в подбородок, а я стыдливо отвожу глаза. Тянется к косичке. — Оставь, не распускай!.. — одёргиваю его так отчаянно, будто без неё потеряю себя. — Хорошо, как скажешь, — невесомо улыбается парень. Возобновив поцелуй, он уверенно, с непривычной мне нежностью водит руками по обнажённому торсу. Касается кожи шеи губами и спускается поцелуями ниже. Останавливается на груди, сжимает её, обрисовывает языком соски и прикусывает их. Так как Егор навалился на меня, я чувствую его. Чувствую, что он хочет далеко не поверхностных ласк и уже с трудом сдерживается. Прелюдия обещает быть недолгой. Всё и правда происходит довольно быстро. У парня явно имеется опыт, потому что создаётся ощущение следования какому-то определенному плану. — У тебя есть?.. — договорить мне не хватает смелости, но, похоже, он понимает, о чём речь. Егор тянется к отцовской тумбочке, наполовину выдвигая нижний ящик. Как только в его руках оказывается синяя квадратная упаковка, я перестаю следить за их движениями. Вообще стараюсь не смотреть в ту сторону. Ему кажется, что моё дыхание учащается из-за возбуждения, на самом же деле, виной тому переживания. Пути назад нет. «Я так просто согласилась. Как какая-то шлюха. А если он поймёт, что я уже не девственница? Что тогда подумает? Может, стоило сказать, что пока лучше повременить? Напоминить, что мне всего четырнадцать?» — поток лихорадочных мыслей не прекращается. Но уже поздно. Оборвав их нить, кажущуюся бесконечной, я судорожно выдыхаю. Егор разворачивавает меня спиной к нему и приподнимает за бёдра так, что приходится опереться на локти. Кладя на поясницу ладонь, заставляет прогнуться в спине. Так даже лучше: я не уверена, что смогу смотреть ему в глаза в процессе. Ощущаю, как меня лишают последнего предмета одежды. С плеча спадает коса. Снова растрёпанная от возни по подушке. Затуманившийся взгляд скользит по комнате, ища, за что бы зацепиться. Свет от окна выхватывает часть полки над кроватью. На ней стоит скопление баночек арома-масел, большая ажурная свеча и изящная металлическая Эйфелева башня. Я всегда хотела побывать в Париже, прогуляться по его уютным и атмосферным улочкам, но у мамы никогда не было денег на поездки заграницу. Внезапная острая боль пронзает меня металлическим штырём. Всё застилает темень, поглощая островки света. Комната теряет свои очертания, превращаясь в единое тёмное пятно. Я падаю грудью на кровать и прикусываю кожу на запястье, стараясь не проронить ни звука, чтобы не выглядеть жалкой. Больше всего я боюсь показаться жалкой. «Чёрт возьми! Как же больно!.. Неужели во второй раз так же больно, как в первый?» — Ты как? — Егор гладит меня по содрогающееся спине. — В порядке, — слабо шевелю губами я, проводя ладонью по лбу. Когда Егор входит полностью, меня захлёстывает новой волной боли. Подсознательно ища поддержки, впиваюсь ногтями в упругий матрас и стискиваю зубы. Он не должен услышать ни единого всхлипа. Кажется, ещё немного, и мягкие ткани порвутся, окропляя кровью чистую простынь. Борюсь с собой, как и с желанием попросить его остановиться. «Я ни за что не буду выглядеть жалкой». Развожу колени шире. По мере толчков жгучая боль остывает, сменяясь малоприятным, но относительно терпимым дискомфортом от трения. Руки Егора лежат на талии, направляя мои встречные движения. Чередую шумные вдохи с тихими стонами. Невольно представляю, как выгляжу сейчас со стороны: доступная безотказная малолетка раздвигает ноги после первого же предложения. «Поздравляю, Василина, вы достойны оваций: скатились ниже некуда», — говорю сама себе, роняя голову на кровать. Но меня беспокоит кое-что ещё. Где обещанное неземное наслаждение? Что-то похожее на удовольствие проскальзывает. Время от времени я чувствую нарастающую приятную тяжесть, тягучую теплоту внизу живота. Но так, между прочим. В полной мере я их не ощущаю. Будто одной этой стимуляции недостаточно и необходимо что-то ещё. Пытаясь настроиться на нужную волну и поймать наконец эти неуловимые приятные ощущения, понимаю, что, судя по дыханию Егора, дело близится к завершению. Он кончает, прижав мой таз к себе вплотную. Ну хоть у кого-то получилось. Рада за него. Бросив быстрый взгляд из-за плеча, выскальзываю из рук парня и откидываюсь на подушку. — Ты невероятная, — он наклоняется ко мне, легко целуя в губы, — Уф-ф, мне аж жарко стало. Я в душ. Скоро вернусь, — проведя по моему плечу, встаёт с кровати. — Давай, — переворачиваясь на бок, укрываюсь одеялом. Мне бы тоже не помешал душ. Непрошенные слёзы сами подступают к глазам. Во мне плещется смесь обиды и разочарования. Я представляла это совсем по-другому. Может, я какая-то неправильная и проблема во мне? Даже не знаю, в чём я разочарована больше: в сексе в целом или в замедленной реакции своего тела, которое, вероятно, считает, что я недостойна испытывать ничего, кроме боли. «Ладно, делать выводы после первого более-менее нормального опыта рано», — успокаиваю я себя. Наволочка впитывает солёные капли. «Если бы не он… Всё могло бы быть лучше. Это его вина».