La danza de (el) Corazon

Дело постепенно близилось к вечеру, и Росинант битый час торчал в ванной, вызывая беспокойство или раздражение уже как минимум у троих членов Семьи, ожидавших своей очереди. Самым ироничным было то, что это время он тратил даже не на приведение себя в порядок или гигиенические процедуры (на все это в общей сложности ушло минут пятнадцать, не больше). Коразон сидел возле стены, подтянув к себе ноги и уставившись куда-то в пустоту. Он был с головой погружен в размышления, и лишь изредка отвлекался от них на слишком громкий пинок в запертую дверь или на очередную догоревшую сигарету. Невесомый дым уже давно распространился по всей слабо вентилируемой ванной комнате, так что Росинант не мог сказать наверняка, это ли было причиной тому, что он никак не может понять задуманный им же накануне план. Дать Дофламинго ту любовь, которой ему недоставало, — идея, конечно, благородная и даже красивая, вот только куча всевозможных нюансов всплыли на поверхность отнюдь не сразу. Нормально ли вообще было целоваться со своим кровным братом? А если опустить это: нормально ли одному мужчине — пусть и с накрашенными губами — вот так брать и целовать другого мужчину? И как это воспринял сам Дофламинго? Что он ощущал после того, как Коразон спешно покинул его? Что думал? Росинант сделал еще пару затяжек и отправил очередной окурок в уже переполненную пепельницу. Если план сработает, он был готов принять все эти нюансы и поступиться своими убеждениями и принципами, вот только гарантий никаких не было. Он даже не знал, как Дофламинго отнесется к такому; возможно, старший Донкихот уже ожидает своего братишку под дверью, коварно поскрипывая нитями, готовыми пронзить его плоть. А если Дофламинго примет это — что тогда? Как долго Коразону придется играть с ним в любовников? И какова вероятность, что в случае разрыва «отношений» все не вернется на круги своя? Вопросов было много, а ответов — не было. Затеяв все это, Росинант фактически бросался с головой в темную бездну. Нырял в омут, не зная дна и рискуя не выбраться на поверхность живым уже никогда. Стоило ли оно того? Дозор бы не одобрил. Даже начальник, Адмирал Сэнгоку, при всем его уважении и понимании, не поддержал бы подобную идею. Самым неприятным было то, что и помочь в данной ситуации не мог вообще никто. Эмоциональная сторона вопроса нередко становится проблемой для любого дозорного, и решать ее надобно исключительно своим умом, а ведь задача-то реально не из простых. Долг Росинанта как дозорного — втереться в доверие, но сохранять с Небесным Дьяволом безопасную для себя и Дозора дистанцию. С другой же стороны: поддерживать Дофламинго и помогать ему в решении как публичных, так и сугубо личных проблем — было его долгом как брата, ну или хотя бы как одного из четверых лидеров Семьи, не считая самого капитана. Но вместе с тем братский долг означал, что ему придется приблизиться к Дофламинго настолько, чтобы было слышно шорох каждого перышка на его нелепой розовой шубе, чего служебный долг допустить категорически не мог. — Коразон-сан, ну выходите уже! — ныла за дверью Детка-5, требовательно топая ножкой. Росинант встал, но направился не к двери, а к раковине. Из-за внезапно захлестнувших раздумий он так и не закончил стирать с лица свой привычный «боевой раскрас», но послышавшиеся снаружи тяжелые шаги недвусмысленно указывали на то, что к ванной комнате приближался уже сам виновник этих раздумий. Нельзя было показывать, что столь долгая «оккупация» ванной прошла впустую. — Коразон, ты там умер что ли? — Дофламинго громко постучался, оповещая о себе. — Не вынуждай меня выламывать дверь. Наспех вытерев лицо полотенцем, Росинант как есть — в нижнем белье и расстегнутой рубашке на плечах — пошел отпирать дверь. Не успел Дофламинго окинуть его взглядом с ног до головы, как ему протянули записку. «Прости, неважно себя чувствую». Старший принюхался и скривился. — Идиот, не мог получше место для курения найти? Завязывал бы ты с этой дрянью. Идем. «А ты с выпивкой», — хотел бы парировать Коразон, но подстегивать Дофламинго сейчас было бы не лучшим решением. Помедлив у входа в свою спальню, Росинант нашарил в кармане брюк листок и карандаш и принялся писать, все так же не снимая с лица маску вялости, как и подобает человеку с плохим самочувствием. «Можно к тебе сегодня? Не хочу оставаться один». Дофламинго хмыкнул, оценивая просьбу, после чего снисходительно взъерошил братцу волосы, с самодовольной ухмылочкой выразив согласие. В спальне Дофламинго было по-королевски уютно. Предметов мебели награблено было не так много, но роскошью веяло от каждого. Даже простыни в этой комнате казались мягче, а воздух из окна с дорогими занавесками — свежее и душистее. Передвигаясь с напускной заторможенностью, Росинант устроился на широкой кровати с левого края и накрылся одеялом до самого носа, вдыхая запах чуть прохладного постельного белья. Какое-то время Дофламинго лишь молча наблюдал за ним, стоя в стороне, но вскоре решил и сам прилечь, чувствуя, как легкая дрема накатывает и на него. Широко зевнув, он устроился рядом с Росинантом. Призрачный свет тонкого месяца проникал сквозь распахнутое окно, слабо освещая его лицо. Сейчас Коразон казался еще бледнее, чем был на самом деле, да и видеть его без грима было непривычно даже для Дофламинго. — Не понимаю, — вполголоса нарушил он тишину спустя почти полчаса. — как ты мог потерять дар речи? Если бы к тому времени Росинант не лежал к нему спиной, Дофламинго мог бы видеть вопросительно вскинутые брови и широко распахнувшиеся глаза. — Что такого вообще могло произойти, что ты вдруг разучился говорить? Ты ж не оглох, в конце концов, да и язык на месте… — близкий к реальности вариант с психологической травмой он, кажется, даже не рассматривал. — Травма мозга что ли? Или связки повредил?.. Ответа, как и ожидалось, не последовало. Коразон продолжал притворяться спящим, но спонтанный монолог брата слушал с особым вниманием. — Столько лет пропадал черт знает где… и вернулся без голоса. Иронично, не находишь? Ты ведь всегда был любителем потрепаться. Однако… даже с немотой ты умудряешься быть общительным, когда хочешь этого. — Росинант так и не понял, зевнул Дофламинго после этих слов или глубоко вздохнул. — Почаще бы… После этих слов Дофламинго больше ничего не говорил, а спустя некоторое время с его стороны послышалось негромкое похрапывание. Росинант же продолжал в замешательстве сверлить стену взглядом, в сотый раз прокручивая в голове услышанное. Что он вообще хотел этим сказать? Неужели Дофламинго… сожалеет? Неужели этого беспощадного монстра действительно так беспокоит то, что он не может больше слышать голос своего брата? Голова уже шла кругом от вопросов, перебиваемых только острым желанием спать. И все же, думалось Росинанту, неспроста ему довелось услышать этот монолог. Теперь-то уж он окончательно укоренился в мысли о том, что для осуществления его самого безумного плана за всю жизнь настало как никогда подходящее время.