Must not.

      По прибытии домой отец ругает Хосока за то, что тот совсем забросил учёбу, хотя и танцы тоже забросил, что не радовать не могло. Хосок совершенно не слушает причитаний отца, ибо не до этого. Голова забита под завязку, мысли далеко, и потому он кивает отрешённо на каждое замечание. Мать пытается разузнать, всё ли в порядке, на что последний лишь невесело усмехается. Во время отцовского монолога в дверях появляется Тэхён, услышавший из комнаты очередные крики. Когда Хосок замечает его, застывшего в проёме, и они встречаются взглядами. Младший держится хорошо, никак в лице не меняется, стоит и наблюдает. Старший же сперва отводит взгляд в какой-то глупой панике, но потом берёт себя в руки, вспоминая, что нет, не в этот раз.       После двадцатиминутных нравоучений родителей Хосок проходит мимо Тэхёна и кивает головой в сторону их комнаты. Младший всё понимает, но пойти тут же следом не решается. Затылком к стене прикладывается, чувствует её холод, но этого недостаточно, чтобы хоть немного остудить волнение. Он пару раз глубоко вдыхает и выдыхает прерывисто, отчего его лишь ещё больше начинает потряхивать. Тэхён видел суровый, полный решимости взгляд брата. Теперь это не выглядит как глупая игра в недопонимание и легкомысленное «ничего не вижу, не знаю и знать не хочу». Тэхён до этого вёл себя нагло, нахально, а теперь вся бравада куда-то делась; стоило лишь почувствовать, что к нему на сей раз отнесутся серьёзно.       И когда он, наконец, открывает дверь, видит хёна сидящим на своей кровати в позе лотоса. Младший молча проходит и на противоположную кровать садится осторожно, словно боится издавать лишние звуки. — Тэ, ты знаешь, о чём я хочу поговорить? — аккуратно начинает старший и смотрит внимательно за реакцией, стараясь не забывать о той уверенности, что ощутил благодаря словам Юнги. Старается, конечно, но получается скверно, потому что младший сглатывает так громко, что по комнате проносится характерный звук. — Да, да, — устало выдыхает, пытаясь выглядеть естественно. — Ты сказал тогда, что… — начинает Хосок и обрывается, потому что просто не может произнести это вслух, а потому меняет свой вопрос. — Тебе нравится кто-нибудь ещё в этом плане? — В смысле? — В смысле, ты гей? — взволнованно спрашивает старший с какой-то тупой надеждой в сердце. Ведь если гей, он, скорее всего, просто запутался. Не на ком было выместить свою внезапную природу, и Хосок просто оказался первым парнем, на кого она пала. Звучит до смешного глупо, но он готов поверить в любую чушь, лишь бы оправдать это всё. Тэхён снова закипает, но отвечает сдержанно, прекрасно понимая, что это логичный вопрос. — Нет, я не гей. — Но тебе нравятся парни! — моментально отвечает Хосок, чуть повышая голос в возмущении, и вскидывает руку. — Мне не нравятся парни. Мне нравишься ты, — перенимает его манеру младший и тоже прикрикивает, подаваясь вперёд. У Хосока раздражение в глазах, словно всё идёт не по плану. — Но я парень, — не сдаётся старший. — И твой брат, — уже чуть ли не пыхтя ворчит Хосок.       Тэхён бесится, сжимает челюсти, аж десна немеют, смотрит исподлобья угрожающе в молчаливом «ты доиграешься». И Хосок раздражается ещё пуще, потому что по позвоночнику снова мурашки ползут, снова младший давит взглядом, угнетает всякую волю. — Какой к черту брат? — отмирает и бормочет тихо, сквозь зубы. — Мы просто два рандомных ребёнка, выросших вместе. — «Какой к черту брат»?! — восклицает Хосок и дёргается на месте в порыве эмоций. — Да я тебя, можно сказать, вырастил! — Нет, ты рос со мной — это две разные вещи, — парирует Тэхён с такой скоростью, словно заранее прокрутил в голове этот разговор несколько тысяч раз и знает ответы на все исходные.       Хосок теряется и молчит, лишь беспомощно открывает и закрывает рот, вбирает воздух в попытке что-то сказать, но так и не говорит. Взглядом по комнате мечется, пытаясь найти хоть в чём-то опору. — Я твой брат. Ты любишь меня, просто запутался, — бормочет Хосок, и плечи сникают, словно сам в это не верит, но выдаёт последнее, что имеет в своём запасе оправданий.       И всё. Тэхён взрывается. Он бешено вопит внутри себя болезненное «да сколько можно!» и выплёвывает первое, что приходит в голову. Ядовито, колко, скривив лицо: — Скажи мне об этом, когда я в очередной раз буду дрочить на тебя!       А когда произносит, пугается самого себя и вздрагивает, глаза расширяет в панике, смотрит ошарашенно на брата, глядящего в ответ без единой эмоции на лице. Внутри выходит за берега река тревоги из несказанных слов, которые он на самом деле хотел произнести: как восхищается им, как обожает сонную улыбку по утрам, как сердце заходится, стоит прикоснуться. И как любит до дрожи нежно-нежно и чисто. «Чисто».       До Хосока доходит смысл сказанных слов через секунду и он кидается на брата в одном прыжке. Где-то краешком сознания понимает, что всё это бессмысленно, но откуда-то взявшаяся ярость застилает глаза. Младший говорит такие вещи раз за разом, от них кровь стынет в жилах, они рассекают сердце кровавыми розгами. И больно делает лишь мысль о том, что это Тэхён. Тот славный, милый младший брат с солнечной квадратной улыбкой и нежным «хён». Тот, который вовсе, как оказалось, не славный, не милый и не брат даже.       Он валит того на кровать, оседлав, и бьёт по лицу. Тэхён же рукой закрывается и толкает в ответ, отчего оба валятся на пол. Младший сильнее, в габаритах больше, а потому быстро занимает выигрышную позицию и нечаянно прикладывает затылком старшего о пол. У Хосока звон в ушах, чёрные пятна перед глазами, но он судорожно бьёт без возможности размахнуться. Попадает коленкой по паху, отчего второй шипит, но лишь пуще злится и всекает по лицу звонкую пощёчину, потому что не может ударить серьёзно. Не хочет делать больно.       На мгновение оба перестают двигаться, а рука так и замирает в неловкости над лицом. Хосок смотрит на нависшего брата и чувствует, как в уголках глаз щиплет. Тэхён думает, что противостояния больше не последует, ослабляет хватку, отчего тут же отхватывает прямо в нос с кулака. Он откидывается назад, шея неприятно хрустит, звёзды над головой. Младший всё ещё сидит на брате, который упёрся на локтях и дышит надрывно. И когда по губам Тэхёна катится струя крови, снова злость окатывает. — Я, блять, виноват?! — шипит разъярённо, глаза на мокром месте от обиды и гнева. — Я тоже этого не хотел! — вдаряет в ответ по лицу напротив и наваливается всем телом. Хосок трясёт головой, пытаясь прийти в себя и, от паники или от страха того, что зажат со всех сторон, впивается зубами в плечо. Тэхён сдавленно стонет и пытается отпрянуть, однако настырно рук не расцепляет, не даёт вырваться, отчего они оба принимают сидячее положение. Старший чувствует губами металлический вкус и давит челюсть лишь сильнее, потому что его не выпускают, не хотят. Ослабляет лишь тогда, когда слышит всхлип под ухом. Младший, кажется, не держит больше, просто сам инстинктивно сжимает в неком подобии объятия. Хосок сопит в окровавленное плечо устало, вслушиваясь в звуки. — На самом деле, — подрагивающе шепчет Тэхён и хлюпает разбитым носом. — Я хотел. Я хотел бы полюбить тебя ещё раз всем сердцем, если бы мог. И я не сожалею. Ты, блять, лучшее, что со мной случалось.       И смыкает руки сильнее, чуть-чуть покачивается в успокаивающем жесте. От этого Хосок сопит ещё громче, раздражённее. Смотрит тяжёлым взглядом в одну точку и концентрируется на ощущении бьющегося напротив чужого сердца. Не слышит всхлипов, не чувствует запахов. Закрывает глаза, прижимается щекой к плечу, марает её в чужой крови и сопит, пока Тэхён сжимает сильнее и сильнее, словно хочет раздавить. Словно хочет утопить в себе, отчаянно поглотить как самое сокровенное, сокрыть от этого мира и от себя.       Хосок пытается дышать глубже, губы сжимает в линию, челюсть снова смыкает до боли от злости.       Потому что больше нет ничего, кроме приятных болезненных объятий и стука сердца напротив.