Кадры

Питер просыпался с головной болью и в отвратительном настроении уже второй месяц подряд. Пролетели каникулы с кипой домашних работ. Вслед за ними — сданные в срок проекты и две недели общего стационара в клинике для душевнобольных. А попал он туда сразу после того, как грохнулся в обморок от оглушающих новостей. Мэй незамедлительно вызвала скорую, и парня, к тому моменту бившегося в бреду, увезли на каталке. Вылечить-то вылечили, но как услышали, что парень раз за разом бормочет что-то вроде: «Мой отец Старк… Тони Старк… мой… мой…», покрутили пальцем у виска и отправили в психиатрию — обычный случай. Диагноза, разумеется, не поставили, но как только Питер пришёл в себя, то находчиво объяснили, что подобные шутки не раз заканчивались шизофренией. Привели около пяти примеров, как парни, девушки и даже пара женщин в возрасте схватывали триггер и воображали себя детьми миллиардера. До сих пор в палате для буйных сидят. Посмотреть хочешь? Нет. Ну и слава богу. Доктор вдоволь насмотрелся на краснеющего и бледнеющего Паркера, повздыхал о современных подростках и отдал парня в дрожащие от ужаса руки тёти. Надо отдать должное, пару дней после выписки Питер вёл себя спокойно, было подумав, что ему и правда это привиделось и что он никакой не сын Тони Старка. Но как только Мэй, насмотревшись и намучившись с депрессивным состоянием племянника, подсунула ему документы, в которых чётко и ясно, чёрным по белому было написано: чей он сын… Истерика напрашивалась сама собой. Питеру казалось, что его добили окончательно. Ведь по документам он никто иной как Питер. Энтони. Старк. И до чего же болезненно до него доходило осознание. Пять стадий принятия неизбежного. Тётя Мэй назвала это так, вспылив и дав племяннику леща. Чтоб тот наконец-то пришёл в себя. Отрицание далось легче лёгкого. Питер начал проверять и перепроверять все данные, которые он мог только найти. «Ведь этого не может быть, чёрт возьми». Откопал в завалах бумаги осточертелую синюю папку в стикерах, чтобы сопоставить факты, и с нарастающей, словно снежный ком, паникой шёл к тому, что: да — большинство фактов совпадает и нет — это просто невозможно. После Берлина и клиники (в сумме около месяца с небольшим) Паркера с молью различало только присутствие на занятиях. Даже Флеш, запнувшись о свою же шутку, смотрел на Питера с жалостью и метаниями во взгляде. В большинстве своём, пока Питер всё ещё боролся с отрицанием, его никто не трогал. Даже учителя, не узнавая вечно рассеянного, но по крайней мере улыбчивого парня, не дёргали его лишний раз. А потом, отбросив всякую чушь из своей головы, Питер рассердился. — Серьёзно? Не я же виноват, что он меня не воспитывал! Последнюю неделю я даже не понимал, что отрицал. Существование моего отца, как такого, или конкретно Старка. Да, чёрт возьми, это он должен сейчас быть на моём месте! Он не принимал в моей жизни никакого участия, не был рядом, когда мне действительно нужен был отец! Его просто не было! А сейчас, он видите ли заметил мой чёртов проект на грант и сам лично заявился! Надо же! Какая, блять, щедрость, — чуть ли не выплевывал Питер Мэй, шагая взад-вперёд по гостиной и размахивая руками в негодовании. Конечно, он приврал про грант, умолчал детали, но какой нормальный отец добровольно отдаст сына на почти что гражданскую войну. В общих чертах, парень плевался, шипел, кричал, делая остановки, чтобы отдышаться, и матерился. Под конец этого вечера Мэй, раздраконенная претензиями племянника, и он сам пили корвалол с пустырником. Что самое удивительное — в тишине. На утро конечно же Питер извинился за мат, получив заслуженный пинок, и в скверном настроении поплёлся в школу. Нэд, не до конца понимая состояние друга, не вмешивался, но старался поддерживать Паркера. А о том, что парень провёл две недели в психушке, казалось, знает вся школа. Всё потому, что Флеш, увидев помятого, но уже похожего на человека одноклассника, сию же минуту пустил слух. Придурок, что ж поделать. В конце концов, решил для себя Питер, какое ему дело до шепотков и смешков за его спиной, когда в его жизни происходит нечто, о чём эти недалекие подростки даже не задумываются. Парня передёрнуло. В обычных обстоятельствах он бы никогда не позволил сказать себе нечто подобное. Обернувшись на друга, который отвлёкся на другого одноклассника, будто боявшись, что его мысли подслушают, Питер прикусил себе язык. Разумеется, при всей своей натуре парень был далёк от злорадства, но мысль, которая молниеносно пронеслась в его голове и так же быстро покинувшая её, заставила его ощутимо пошатнуться. Да так, что он чуть не рухнул со стула, привлеча бы за этим внимание одноклассников и учителя, а так же снова злые шепотки. «Нэд не поймёт.» Да, смотря на их крепкую дружбу и общую тайну, казалось, что Питер может доверить другу всё. Но это было далеко не так. У Нэда всегда была полноценная семья, тёти, дяди, затесалась даже парочка троюродных сестёр родом из Азии. А у Пита, до предшествующих событий, была лишь тётя Мэй. Скорее всего Нэд скажет что-то вдохновляющее, придаст ему веру в себя, как сделал это тогда, на ночёвке, но не сможет дать ему дельного совета. Потому что он просто не сталкивался с этим. И, надеется, никогда не столкнётся. Такими мыслями и темпами Питер пропустил третью стадию, скатившись сразу в четвертую — депрессию. Она продлилась недолго, по сравнению с другими двумя, к тому же времени на самоуничтожения у него было до ужасного мало. Тётя Мэй внезапно, спустя год, нашла работу в каком-то захудалом офисе; учителя набросились с огромными работами и проектами, «которые должны быть готовы именно к этому числу». «Что-то не нравится, Паркер? Хотите дополнительное задание? Получайте на здоровье. Мне не жалко». Нэд неожиданно разработал какой-то секретный шифр, для того, чтобы выманить и познакомиться с Человеком-пауком, на что Питер попросту качал головой и углублялся в учёбу ещё сильнее. Спустя неделю, когда впервые за несколько месяцев Старк дал о себе знать, напомнив парню что, вообще-то, костюм был оставлен у него не ради собирания пыли на чердаке, а ради важных дел, Питер наконец-то очнулся и принял это. Но вот, что конкретно делать дальше, придумать не соизволил, приняв ситуацию как должное, не замечая, как неосознанно закрылся от себя и близких…