***
Квартира Хёнджина маленькая и кажется Киму уютной. Едва Сынмин переступает порог, как приятный аромат окутывает с ног до головы, ударяя в голову. Тот же зелёный чай и цитрусовые - вся квартира будто физически заполнена этим ароматом. — У тебя что, чайная фабрика где-то припрятана? — Ким неуверенно проходит вглубь. Хёнджин лишь хмыкает и ставит чайник. Парень достает два комплекта сухой одежды, один себе, второй - своему первому гостю. — Ванная там, — Хван указывает на дверь позади Кима. Не дождавшись, пока Сынмин отойдет, Хёнджин вполоборота стягивает мокрый свитер, тяжело выдыхая. Ким задерживает взгляд на чужой спине, чувствуя, как начинают гореть щёки, моргает раз, крепко сжимая одежду в руках, а затем быстро удаляется. Одежда Хёнджина приятно ложится на кожу, пахнет еле ощутимо и согревает быстро. Сынмин медленно выходит, тихо прикрывая дверь. Неловкая тишина повисает и быстро становится слишком ощутимой. Ким рассматривает каждый уголок - запоминает, анализирует, думает, что стены сами расскажут о своём хозяине. Но парень проваливается сразу же, потому что вот в одном углу какая-то картина просто лежит, даже не прибита, а в другом - кипа дисков, и кто сейчас вообще пользуется дисками? Кровать застелена, но в противоположной стороне кресло, полностью заваленное подушками, вперемешку с вещами. Но что больше всего зацепило взгляд Сынмина - огромное количество баночек на многочисленных полках кухни. "Вероятно, чай" думает младший. Хёнджин всё это время сидит на кровати напряжённый. Он никогда никого не звал к себе домой, тем более, кого-то незнакомого. Но Сынмин помог, а ещё промок до нитки, и хотя бы чаем, в знак благодарности, Хван решил напоить в прямом смысле слова своего спасителя. Парня пробирает мелкая дрожь, когда он думает, чем бы всё могло обернуться, столкнись он с тем мужчиной в книжном. Это не ускользает от внимательного взгляда Кима и Хван искренне надеется, что Сынмин не станет задавать вопросов. От навязчивых мыслей отвлекает вскипевший чайник, и Хёнджин спешит снять его с огня. — Какой ты пьешь чай? — Хван подходит к тем самым баночкам. — Жасминовый, — отвечает Мин, — если есть, — тихо добавляет. Хёнджин скептически изгибает бровь, как бы говоря "ты серьезно? Посмотри-ка ещё раз на весь ассортимент". Сынмин неловко улыбается. Чересчур аккуратные, вкрадчивые движения приковывают взгляд Кима к чужим рукам. Чай быстро заваривается, и ароматный напиток тут же дымкой окутывает двоих парней, создавая какую-то особую атмосферу. — Итак, — Сынмин первый начинает разговор. — Я не буду тебе ничего рассказывать, — Хван перебивает, а затем утыкается взглядом в свою чашку, избегая зрительного контакта. — Тогда...— Мин улыбается как-то совсем по-доброму, — можешь спросить что-то у меня. На самом деле, Сынмину было очень интересно узнать буквально всё, но он понимал, что собеседник не выложит ему всю жизнь по полочкам, а от того становилось ещё интересней. В жизни, где максимум твоих развлечений - это запретная база раскрытых дел отца, даже самое крошечное необычное событие - уже радость. А тут целая тайна: какой-то мужчина, которому нельзя попасться на глаза, Хёнджин со своими противоречиями, но таким приятным запахом, и множество - множество видов чая. Киму хотелось рассмотреть каждый уголок такой странной квартиры, разузнать, что за тип из магазина, и почему Хёнджин проводит дождливый день в каком-то затхлом книжном, выбирая сонеты, совершенно несвойственные, как посчитал Ким, ему. И если бы Сынмин знал, что на самом деле кроется за миловидной внешностью Хвана, за его пухлыми губами и прекрасной родинкой под глазом, он неприменно докопался бы до истины: таков характер. Хван поджимает губы и отводит взгляд в сторону. У него есть вопрос, который интересует: — Как вы познакомились с Джисоном? — Парень отпивает пахучую жидкость, обжигаясь и тут же морщась. — Аккуратней, — замечает Ким, — учимся вместе. Джисон перешёл к нам несколько лет назад. С тех пор не даёт мне покоя своими выходками, — усмехается, — он говорил, что вы дружили, пока его не перевели. — Я сказал, что не буду ничего рассказывать, — выходит грубее, чем Хёнджин хотел, и парень почти сразу жалеет о сказанном. Сынмин опускает голову, бормочит "извини" и понимает, что раскрыть Хёнджина будет намного сложнее. Они сидят в тишине ещё некоторое время, пока Хван, наконец, не сдаётся: — У меня было тяжёлое детство. Семья Джисона очень помогла мне и да, мы были близкими друзьями. Младший поднимает голову и видит еле заметную улыбку. Он благодарно кивает и в голове делает пометку "близко дружили", ведь Хан не упоминал эту деталь. — Книга сильно намокла? — Ким спрашивает. — Каким-то образом не особо, — Хёнджин идёт в комнату за нужным объектом. Ким следует за ним. Страницы ещё слегка влажные, но в целом, не пострадали. Хёнджин плюхается на кровать, садится по-турецки и открывает первую страницу. Пальцы приятно скользят по бумаге, очерчивая каждую букву. Хёнджин завороженно читает первые строки, забывая, что не один. Глаза бегают по пергаменту с огромной скоростью, впитывая в себя каждое слово, смакуя на губах приятную рифму. — А может быть, созвездья, что ведут Меня вперед неведомой дорогой, Нежданный блеск и славу придадут Моей судьбе, безвестной и убогой...— Хёнджин не замечает, как начинает читать вслух. — Тогда любовь я покажу свою, а до поры во тьме ее таю, — —Красиво, - тихо добавляет Хван. Сынмин молча соглашается. — Что это? — Ким стоит в полуметре от старшего и держит в руках открытую коробку с неприкрытым любопытством. Глаза Хвана мгновенно округляются - страх, вперемешку с растерянностью застывает в них, на губах - рваный выдох, а сердце безжалостно колотится о рёбра. "Забыл спрятать" думает он и тут же осекается. Он не мог забыть. Хёнджин бледный, холодный пот насквозь пропитывает футболку. Он резко встаёт и выхватывает коробку. — Где ты её взял? — Шипит на Кима, но тот, как ни странно спокоен: знает, что нашел что-то личное. — Хён я....она лежала возле кровати. Я спросил, могу ли посмотреть, но ты не ответил и я...я... прости, мне, наверное, лучше уйти, — Сынмин быстро тараторит и разворачивается на выход,— я ничего не видел, — добавляет совсем тихо, — ещё раз прости и спасибо за чай, — кланяется на все девяносто градусов. — Подожди. Хёнджину страшно. Он с огромным усилием выравнивает дыхание. Коробка с вырванными страницами - его душа. Ни больше ни меньше: он учился по этим книгам, узнавал о всех возможных чувствах, узнавал, что значит быть живым. И вот едва знакомый парень так просто вламывается в слишком личное, ломает все стены одним только "что это?". Хёнджину страшно подпускать кого-то, он не имеет права, он не знает, как чувствовать и что чувствовать, когда так просто кто-то норовит пробраться в его сердце. И почему отпустить Сынмина сейчас казалось такой большой ошибкой? Рассказать - значит раскрыться, и, хотя, что в этом такого? Обычная коробка с вырванными страницами из прочтённых книг. Кроме, конечно, того факта, что Хван вообще не планировал разговаривать. Просто дать сухую одежду, горячий чай и выпроводить младшего навсегда из своей жизни. Молчание слишком затянулось и Хёнджин решается: — Когда я заканчиваю читать произведение, — он говорит совсем тихо, — я вырываю одну страницу, чтобы всегда помнить, какую историю прочитал, о каких чувствах, — Хван смотрит растерянно, открываться кому-то неимоверно тяжело, хоть Ким и не понимает пока, как много сейчас говорит ему старший. — О...это... интересно, — Сынмин мнёт в руках края футболки и только сейчас понимает, что всё ещё в одежде Хвана, — а куда ты деваешь сами книги? — Ким спрашивает, неуверенно заглядывая в глаза. В ответ Мин получает только тишину и, кажется, виноватый взгляд старшего - он итак рассказал то, что не должен был. Сынмин медленно, еле перебирая ногами подходит к кровати и садится на ее угол, как можно дальше от Хвана. Тишина давящая, она пуста, но так заметно ощутима. Единственный звук - капли о железную крышу. Хёнджин, медленно выдохнув, ставит коробку посередине между ним и Кимом и медленно открывает крышку. Сынмин затаил дыхание, медленно потянувшись к картонному квадрату. Хван рассказывает всё: каждую прочитанную историю, доставая по одной странице. Он увлеченно и так яро пересказывает сюжеты, что кажется, будто они и вовсе переплелись между собой, захватывая и рассказчика, и читателя. Сынмин запоминает и иногда кивает, потому что слушать Хёнджина - одно удовольствие. Его тихий голос идеально укладывается в голове младшего, а воображение само рисует образы, диктуемые Хваном. Так проходили часы, а произведения всё не кончались. Были и те, что Ким читал когда-то, и тогда он вступал в жаркий спор, отстаивая свою точку зрения, но в конечном счёте всё равно уступая старшему, посмеиваясь в кулак. Они сидели в окружении пожелтевших страниц, пропитанных чужими историями и создавали свою. Хёнджин громко смеялся с очередного нелепого случая Кима, а тот смущённо отводил взгляд, тихо приговаривая "ну хён". Запах жасмина стал их личным уютным уголком за несколько часов. Впервые за долгое время Хван чувствовал что-то хорошее, он ведь и забыл, каково это - смеяться: искренне и чисто, заливисто и так по-дурацки. Сынмин не заметил, как рассказал почти всю жизнь едва знакомому парню, получая взамен лишь тысячи написанных судеб из коробки, но Ким ничего и не требовал. Хёнджин слушал с закрытыми глазами, иногда улыбаясь, иногда хмуря брови. Он слушал Кима, словно тот ещё одна книга, только живая и по-особенному настоящая. Хёнджин хочет такую же жизнь. Угнетающие мысли тут же заполняют голову старшего и впервые за несколько часов он вспоминает, какая на самом деле у него жизнь. Возвращаться в неё не хочется совсем, даже наоборот: желание выбраться возрасло многократно и теперь плещется в мраморном сердце парня. Сынмин словно чистый, лесной воздух для задыхающегося Хвана. Хочется дышать, дышать, дышать. Дождь закончился, одежда высохла. Ким переодевается, складывает одежду в рюкзак со словами "я постираю и верну" и, под возмущения хёна, быстро кланяется и уходит.***
Сынмин в спешке подходит к дому и удивляется горящему свету в гостиной. — Я дома! — Громко оповещает и тут же попадает в мамины объятия. — Папа дома, — женщина говорит на ухо, улыбаясь. Ким в замешательстве: отец дома, праздничный ужин и счастливое лицо матери. Они что, выиграли миллион? — Мы празднуем папин приход? — Мин улыбается безобидно, шутит. —Мы празднуем мое повышение, сынок. —О...— Сынмин теряется сначала, — поздравляю, пап, это... здорово. Ты заслужил это, не зря пропадаешь сутками на работе. Установишь наконец порядок в полиции, да? — Ким старается скрыть грусть в голосе, не хочет казаться эгоистом, хоть отец теперь и будет дома реже. — Ох, надеюсь. По крайней мере подкупить меня точно ни у кого не выйдет, — смеется Господин Ким, а с ним и остальные члены семьи. Такой атмосферы Сынмину не хватало уже очень давно. Хоть тоска по отцу и заполняла сердце сына, Ким понимал, что повышение дают не всем и не всегда, а потому он должен гордиться, не думая о личных обидах. Смех в доме семьи Ким стал редкостью, и сейчас самым верным решением было насладиться временем, проведенным вместе. И Сынмин благодарен хотя бы за один такой вечер. "Всё-таки день выдался слишком насыщенным" думает парень, лёжа в кровати. Он медленно проваливается в сон, возвращаясь в крохотную квартиру на окраине города, к таинственному хозяину и жасминовому чаю.***
Чонин просыпается ближе к полудню, сладко потягиваясь в кровати. Солнце светит прямо в глаза, и Ян жмурится, нехотя их открывая. Спустя мучительно длительную секунду воспоминания ударяют тяжёлой кувалдой, и он резко подскакивает. Осматривается вокруг и прислушивается к чужим движениям - тишина. В мыслях Чонин избивает себя до полусмерти за легкомыслие и совершенный поступок. Сердце колотится слишком быстро, пульсацией отдавая в ноги. Парень находит свои вещи, сложенные на стуле, одевается, проводит руками по волосам и пытается нормально дышать. Что делать? Он сбит и абсолютно запутан, единственное, что он знает наверняка - нужно уйти как можно быстрее. В мозгу красным горит "паника", когда Ян подходит к двери. Чонин бесшумно выходит и тут же оказывается пригвожден взглядом полицейского, он не читаем и парень тяжело сглатывает. Внезапно Чан улыбается совсем по-доброму. — Будешь кофе? "Игнорировать. Просто игнорировать. Быстрее уйти" в голове Яна звучат команды, и он двигается к двери. — Эй? Чонин-а, ты в порядке? — Чан встаёт с места, направляясь к младшему. "Пожалуйста, не подходи" Ян молится про себя и быстро обувается. — Поговори со мной, что такое, малыш? — Бан быстро оказывается рядом, ставит одну руку поперёк двери, переграждая путь, второй проводит по скуле, стараясь заглянуть в глаза. Чонин отводит взгляд, не знает, куда себя деть. Чан слишком близко, смотрит обеспокоенно, и Ян чувствует себя неправильно -