Сделай Громче!

Поздний вечер. Вагон полон людей, в том числе и тех, которые их прекрасно знали, ибо «самая популярная рок-группа страны» это не шутки. Но им не впервой — солнечные очки, шарф до глаз, капюшон и делать вид, что сквозь тебя видно пространство. Ты — прозрачен. Психологическо-эзотерический прием, который кстати, работает, если хочешь остаться незамеченным, главное уверенно идти к своему купе и на все вопросы со стороны искренне удивляться. «Что? «Король и Шут»? Нет конечно. Не знаем о таком. Кто Князь? Я не Князь. Кто Горшок? Я не он, вы обознались…» и т.д. в том же духе. Оставшись наконец одни, они запирают дверь и весело ржут над происходящим, попутно устанавливая вещи и более-менее удобно устраиваясь на полках. Им ехать 9 часов, естественно ни о каком обустраивании надолго речи быть не может, но создать себе импровизированный комфорт с помощью пары теплых пледов и чуть попозже взять чай и перекусить — это вполне можно. Когда дверь замкнута и задернуты шторы, можно почувствовать импровизированный интим, но никто не отменял его нарушения в самый неподходящий момент, поэтому они просто болтают сидя на одной полке — точнее Андрей сидит, а Миша лежит, растянувшись во весь рост, удобно перекинув через него бесконечно длинные стройные ноги. Андрей сосредоточенно пытается набросать очередной скетчик в блокноте, (с которым в принципе почти не расстается, т.к. вдохновение настигает точно также внезапно, как и желание — где придется), а Горшок в буквальности балуется — вполне недвусмысленно пристает, то запуская руки под Князевский свитер, пытаясь отвлечь, то слегка дергает за черную гелевую ручку, в попытке обратить на себя внимание, то вовсе пытается забрать колпачок от этой ручки, который тот в порыве задумчивости засунул в рот — как малое дитя, честное слово. — Андрей Сергеич, вам точно 35, а не 5? Так и тянете в рот всякую… бяку, — игриво изрек Горшок специально понижая голос, ибо прекрасно был осведомлен о влиянии своего голоса на друга. — Ммм?! — смысл сказанного дошел не сразу, тем уж более не сразу дошел подтекст, но зато ГОЛОС как всегда выдернул из прострации и обратил к обладателю голоса. Князь совершенно невинно воззрился на шухарно улыбающегося Горшка, который успел снова пустить свои руки в дальний рейд по исследованию всех изгибов стройного тела напротив. Выгнув, по-обыкновению в удивлении одну бровь, Андрей остановил свой творческий полет, отложил ручку и вынул наконец-то колпачок изо рта — — ЧАВОЭ?! Что я там тяну в рот? — Вот это! — веско заметил Миха, выхватывая у него колпачок и зашвыривая его в приоткрытый карман рюкзака, стоящего неподалеку. — Эй! У меня ручка течет! Ща всё испачкается если колпачок не надеть… — Больше у тя ничё не течет, не? А если колпачок не надеть, все пачкается, да, это ты правильно заметил. — Блять, Миха… До Князя наконец начала доходить суть игры и двусмысленность сказанного, да и родные ласковые руки, начинали становиться все более настойчивыми. Эта игра нравилась обоим. Спустя столько лет вместе, когда изучили друг друга вдоль и поперек, когда секс был бесчисленное количество раз, когда давным давно прошло стеснение, боязнь, волнение, когда давным давно, для того, чтобы потрахаться достаточно было условного знака, даже не надо было ничего говорить, после всего этого новая трезвая жизнь, узнавание друг друга заново дали им возможность снова вернуться во время конфетно-букетного периода. Они фактически переживали новую волну влюбленности друг в друга и использовали на полную катушку все фишки, которые либо давно оставили, либо еще не использовали — флирт, соблазнение, намеки, dirty-talk, ролевые игры, игрушки, учитывание пристрастий и кинков, которые раньше даже не обсуждались, они словно переживали вторую юность 18-лет, в свои 30+ и это черт возьми, было шикарно. Это собственно говоря, было нетрудно — дурачеств, игривости, некоторой наивности, какой-то детскости и восторженного восприятия друг друга — им всегда было не занимать, а уж после того, как пелена нарко и алко угара спала, так и вообще — скинуть внутренне и внешне лет 10-ть это было абсолютно элементарным делом. Что-то похожее по ситуации было уже у них не раз, но не в таком контексте, а общение в таком ключе, возродившееся сейчас, у них было когда-то еще до КиШ, спустя немного времени после осознания, что они — не просто друзья. — Блять, Миха… — Что такое? — все также игриво и невозмутимо осведомился Горшок, одной рукой осторожно исследуя поясницу друга, а второй пытаясь расстегнуть ему ширинку. — Что-то не так? Князь не глядя и безошибочно ловит руку у себя на пояснице и перехватывает почти справившуюся с ширинкой другую руку, берет их обе в свои и смотрит Мише в глаза. Взгляд уже полон желания, но здравый смысл все еще семафорит на фоне, что не все так просто и им лучше подождать. Внутренне стараясь успокоиться, (не для Горшка — скрываться от него бесполезно и незачем), а для самого себя, чтобы выиграть время для них обоих, ибо Миша ждать не умел и не любил, и только он мог повлиять на него в нужный момент положительным образом, Андрей мягко и веско произносит — — Мы только сели, полно народу — кто-нибудь обязательно помешает, давай подождем? Вечер же, у нас вся ночь впереди, м? Горшок издает возмущенный возглас ребенка, которому не дают конфету, но кивает улыбаясь и согласно пожимает руки Князя в ответ. — — Учти, меня надолго не хватит! — Да, долго и не придется… Стук в дверь отвлекает их, а ведь мысль поцеловаться только промелькнула, еще не успев даже воплотиться. Впрочем если они начнут целоваться, остановиться будет очень сложно. Они переглядываются. Миша снимает с Андрея ноги и насупленно усаживается, глядя на темный перрон, сквозь щель в занавеске. Князь открывает дверь — на пороге стоит типичная «тетя-проводница» с дежурной улыбкой — — Кофе-чай брать будете? Бельё? Князев взглядывает на Горшка, тот отрицательно качает головой. Ну, можно было бы взять, но только одну ночь, особо располагаться незачем, можно обойтись своими средствами. — Нет, спасибо, бельё не надо, можно чай пожалуйста? Проводница называет цену и уходит, Андрей садится рядом с Михой и кладет ему голову на плечо, тот тут же обнимает его за плечи, прижимая к себе. У них кочевая классная жизнь, они вместе, что еще желать? Тётя возвращается с двумя чашками чая и приходится тут же отпустить друг друга, хотя со стороны они все равно выглядят как пара друзей, но это уже инстинкт при посторонних. Андрей расплачивается и закрывая за ней дверь, отдает одну чашку Горшку. Чай зеленый, не сильно крепкий, с лимоном и сахаром, они снова льнут друг к другу, осторожно пьют, и отодвинув занавеску, наблюдают за тем, как снуют проводники и в поезд садятся люди. Полноценного секса не получится, хоть у них и «впереди вся ночь», ибо слишком шумные соседи, постоянно хлопающие двери, разговоры, хождение по коридору — не прекращается даже спустя полчаса, когда поезд трогается и за окном начинает мелькать еще голый, ранневесенний, освещенный луной пейзаж. Они несколько устали за день, занятые сборами и делами группы и теперь, если этот шум и хождение не прекратится в ближайший час, им уже почти не останется времени даже на сон. Прошли времена, когда они безбожно нарушали режим без последствий для себя. Завтра будет интервью, съемка и радио, если они будут невменяемы из-за недосыпа, это плохо скажется на имидже, пиаре и внешнем виде, который только-только стал налаживаться, да и без того неприятно быть сонным кабачком в течении дня. В трезвом состоянии очень сложно уснуть в такой обстановке, но выпивать теперь, они не собираются. Кружки давно поставлены на столик, они сидят обнявшись и просто обмениваются ленивыми фразами, то тихонько, словно их могут услышать, то мысленно. Прислушиваясь к какому-то громкому отмечанию чего-то за стенкой и к постоянно хлопающей двери тамбура они думают — стОит ли? Они хотят, но все это здорово сбивает…