***
Роджеру теплого одеяла и интересной книжки не досталось. Зато достался компресс из колотого льда, завернутого в тряпочку. Надобность в компрессе возникла после того, как желающие исключительно добра товарищи по команде на пальцах, точнее, кулаках объяснили почти выздоровевшему барабанщику, насколько безответственно он поступил по отношению к своему здоровью, своей жизни, своей карьере рок-музыканта и коллективу в целом. За коллектив досталось особенно. В итоге даже несмотря на его жалобные взгляды и тихие стоны, так и просящие сочувствия со стороны окружающих, Роджера жалеть никто не собирался. Более того, Фредди заявил, что приписал ему такую партию, для исполнения которой было бы очень неплохо найти на кухне яйцерезку, на что Тейлор выдал довольно неплохое вибрато фирменным фальцетом. «Да, как-то так, — заявил довольный Фред, уходя по своим делам, — Только еще немножечко выше». Ладно, синяки еще полбеды. Синяки светлеют и пропадают бесследно, в отличие от неосторожно брошенного слова. Роджер смотрел в зеркало и не верил, что несколько дней назад под его глазом красовался фиолетовый фингал. Хотя «красовался», наверное, не то слово. Обычно после этого он уходил, но что-то заставило его смотреть в зеркало еще. Он любил зеркала. Каждый раз они угодливо делали ему комплименты: «Взгляни на себя еще разочек, посмотри, какой красотой тебя наделила природа, какие у тебя правильные черты лица, огромные глаза как два озера и бесконечные ресницы, аккуратный нос и очаровательные губы, которые мечтает поцеловать каждая девушка, увидевшая тебя». Роджер моргнул. Все было так. Только счастья он давно не видел. С тех пор, как расстался с девушкой, которая… Уф. Она не теряла от него голову. Напротив, еще как могла с ним поспорить. Она была свободолюбива и пела в фолк-группе несмотря на то, что он терпеть не мог фолк. Тогда да, он видел, что счастлив. А потом все закончилось так же стремительно, как и началось. Она сказала, что уходит от него к гитаристу своей группы. И Роджер первый и последний раз в жизни готов был винить в этом кого угодно, кроме нее. В каком-то интервью он вообще сказал, что у него просто вечные терки с нелюбимым фолком — идиотичнее повода придумать было нельзя. Сейчас, глядя с высоты собственной славы и репутации, он бы посмеялся над собой — что, и это я, переживающий из-за какой-то девчонки? Помнится, тогда ему говорили и родители, и друзья: «Не переживай, найдешь еще. Ты же такой красивый, от тебя любая без ума будет». Не нашел. Не хочется, чтоб «была без ума». Хоть одно слово поперек, а не «да, милый, я сделаю все, что ты скажешь». Недаром морские волки говорят: «Худшее, что может быть в море — полный штиль». Делфи… ну… она, конечно, тоже ему отказала, но потом тоже признала, что влюблена. Хотя молодец, держится. Кто знает, что у нее там в голове. Почему-то захотелось сказать ей: «И не надо со мной встречаться. Забудь меня. Ты молодец, ты умная, не плыви по течению, мечтай о чем хочешь». Я лишь испорчу тебя… — А, вот ты где. — Как всегда. Гордо вышагивая, как лесной олень, из студии вырулил Брайан, останавливаясь в метре от Роджера. — Ты еще поцелуй свое отражение. — Просто скажи, что тебе надо, а? — Музыкант повернулся к коллеге, облокачиваясь о стену. — Я допишу скоро свои партии и догоню вас. — Да дело не в этом, продвигайся в своем темпе. Я хотел сказать пару слов о той девушке, на которую ты положил глаз. — Никто глаз не клал, она вообще не по мне, — закатил светлые глаза Роджер, — а что с ней? — Ничего, просто… когда ты чуть не откинулся, это она начала тебя откачивать, потому что знала, что и как делать. Просто она сама из… кхм, такой среды. — Да ну, ты гонишь. Бред какой-то, — рассмеялся блондин, подумав, что это просто плохая шуточка. — Придумай что-нибудь посмешнее. — Угу, если бы я придумал, — холодно ответил Брайан, давая понять, что он не шутит и это действительно серьезное дело. Тонким слухом Роджер уловил эти нотки, и ему было уже не до смеха. Улыбка исчезла с его лица. — Что ты имеешь в виду, Брай?.. — Она сама призналась, что она драгдилер. А теперь представь, что если она бы привезла ту дрянь, чуть не прикончившую тебя. — Но… — Роджер не мог представить, что та витающая в облаках девушка с индейской флейтой и глазами серны — наркокурьер. Да ну, быть такого не может, она же сообразительная, наверняка знает, что если залезть в это дело, то выйти оттуда куда сложнее, что это противозаконно, что… Ну не верилось в это, хотелось кричать: «Она не могла!» Но… но… — Но зачастую жизнь жестока. В общем, даже если мы и будем делать вылазки в деревушку, не ищи ее, ладно? — Брайан хлопнул ошеломленного Тейлора по плечу и направился к Фредди — он просил глянуть текст новой песни. Роджер недоумевающе смотрел вслед гитаристу и не понимал, как ему вообще на это реагировать. Одна сторона хотела рвануть на полных парах к парню, схватить его за грудки, поднять и проорать прямо в лицо: «Ты что сказал, ублюдок?!» Мэй уж точно не слышал их разговора, когда измученный долгим молчанием Роджер в сердцах выплескивал все то, что накопилось в душе за много лет тесной работы в группе и жизни вне ее — все те подозрения, сомнения, утраченные надежды. Она была так внимательна и терпелива. Только очень душевный человек мог выслушать его. И такой человек точно не мог заниматься таким откровенным дерьмом! Или с другой стороны — вызывать как можно меньше подозрений. Местная дурочка, что с нее спросишь? Вечно где-то в своем мире, ее вообще, кажется, ничто в этой жизни не волнует. На нее махнут рукой и пройдут мимо, а то и вообще посторонятся. Идеально. Но… может быть, ее принуждали? Угрожали ей? Хотя нет! У нее небогатая семья — нет машины, старый, маленький домик. Не хватало денег? Но ради денег идут и не на такое… хотя блин, он сам-то далеко не ангелок, чтоб осуждать. В любом случае, надо, кровь из носу, встретиться лично и поговорить. Одних голословных обвинений Брайана было явно мало. Но стоял еще вопрос, как добраться до деревни. Целый фургон «арендовать» не получится, потому что Пол Прентер плавает как акула вокруг двух вещей: Фредди и фургона. Пешком… ладно, где-то с неделю назад он был готов пройти такое расстояние ради женского общества, но теперь Роджер был не готов даже ради такой цели на марш-бросок. Надеяться, что Делфи сама вернется? Разве что только так. Или уговорить парней на новую вылазку. Но согласятся ли они, если учесть, что Брайан догадывается: после этого разговора Роджер точно начнет искать встречи с Делфи, чтобы высказать свои сомнения ей в лицо. Наверное, надо было немного выждать. Или придумать что-то срочное. Просто что-то, что бы заставило поехать в Монмут. О, надо же, он вспомнил название деревеньки. Или же можно уговорить, но с условием: никаких встреч с Делфи. Которое он, конечно, нарушит. — А помните, как мы классно оторвались в пабе? — с порога начал Роджер, врываясь к Фредди и Брайану без всяких «здрасте-пожалуйста». — Блеск, я из-за тебя забыл такую гениальную строчку, которая ко мне пришла, — развел руками Фредди, в сердцах бросая ручку. — Ты ж только недавно синий был как инопланетянин, куда тебе второй раз? — Буду осторожнее, — сделал самые честные глаза Роджер, стараясь не смотреть на Брайана, который с ходу догадался, зачем незадачливому барабанщику вот это все, и теперь смотрел на него взглядом «я тебя убью». — Да я… да я вообще употреблять не буду, во! — Роджер, так и скажи: ты ищешь бабу, которая могла тебя убить. — Мэй вздохнул, уже не зная, как повлиять на этого парня с горячим и безрассудным нравом. — С тех пор, как она появилась, ты вообще сам не свой. Влюбился, что ли? Нам уже можно водить хоровод вокруг тебя, просветленного? — Нет! — тут же отреагировал Роджер, почти выплевывая это слово. — Она вообще страшненькая и не в моем вкусе! Она просто странная, и говорит странные вещи, которые я не понимаю и из-за которых подолгу не могу уснуть… — Родж, если ты влюбился, в этом ничего же зазорного нет, — попытался смягчить разговор Фредди, — это, наоборот, хорошо, яркие чувства и все такое, но… — Да нет же! — Барабанщик уже не понимал, как сказать друзьям, что, если он ее ищет, это не означает любовь до гроба. Фред и Брайан недоуменно переглянулись. Но, вопреки ожиданиям гитариста, Фредди, который тоже знал всю эту историю, внезапно кивнул. — Бери фургон. Скажи… скажи Полу, что я разрешил. Он не будет противиться. Только вернись уже не беспокойным. Я слишком хорошо знаю, что это такое… — Фредди решил не заканчивать предложение и не говорить, что он имел в виду. Но это было без надобности. Друзья по группе и так знали, что вряд ли Мэри будет рада узнать о его… особых отношениях с Прентером. Поэтому в комнате повисла гнетущая тишина. — Фред, но она же… — Я знаю, Брай, знаю, ты говорил, а я помню! Но она ведь хотела Роджера спасти, не так ли? И, между прочим, она это сделала! — уже громче сказал Меркьюри, мол, не обсуждается. — В конце концов, мы сами что, лучше? Давайте-ка начистоту: сколько раз мы упары… — Все, ладно, — отмахнулся Брайан. — Лучше вспомним, что ты хотел написать в песне. — А я свободен? — пискнул Роджер. — Да, иди уже, — отмахнулся Мэй. — Дорогуш, только чтоб завтра к утру был тут — мне понадобятся все четверо! И про яйцерезку не забудь! — напомнил Фредди. — А-ха-ха, очень смешно, Фред! — огрызнулся Тейлор, почти что слетая по лестнице и несясь кометой к фургону. Вроде он был на ходу, топлива хватало туда и обратно. Но едва Роджер сел за руль этой громадины, как по команде в дверях появился менеджер группы, явно недовольный тем, что музыканты сбегают как барашки. — Куда намылился? — По личным делам! — коротко ответил Роджер, не вдаваясь в подробности. Какая разница, если он уже за рулем? — А как же… — Фред разрешил, сам его спроси! — Тейлор еле смог перекричать шум заведенного двигателя, и наконец драндулет тронулся и покатил вниз по шоссе к заветной деревушке. Обычно в дороге время летело незаметно — как-никак, Роджер был в компании коллег, байка за байкой, слово за слово, и вот уже конечный пункт был достигнут. Но в этот раз ему казалось, что это ведро тащится медленнее улитки, а солнце вот-вот начнет садиться за горизонт. Как странно. Чем ближе показывалась деревушка, тем сильнее в груди нарастало какое-то странное, тревожное чувство. Будто он приедет, но не получит ни одного ответа на то, о чем он хотел спросить. Будто ему будут не рады, и эта маленькая английская деревня просто выплюнет его. Делфи, ты же меня не прогонишь?..Вопросы без ответов
21 декабря 2018 г. в 11:24
Четыре стены. Четыре стены, Господи, если раньше Делфи думала, что мир вокруг слишком тесен, то теперь он сузился до периметра ее дома! Отличная возможность сказать набившее оскомину крылатое выражение «цени то, что имеешь». Только-только обкатанный велосипед дразнил ее блеском начищенной рамы, красуясь у двери. Делфи то и дело кидала на него жадные взгляды и тихонько вздыхала, перелистывая страницу очередной книги из, похоже, бесконечной домашней библиотеки.
Первые дни со сломанной ногой казались кошмаром. Нельзя было просто так взять и пойти на кухню, обыденно подняться по лестнице, даже дойти до туалета — можно только валяться на диване, как гусеница, читать книги и играть на любимой флейте. Очень веселая, полноценная жизнь молодой женщины. Разумеется, занятия музыкой успокаивали Делфи и давали ей снова почувствовать себя живой, но сильная боль в ноге не позволяла заниматься ей этим долго. А еще Роджер… одна мысль о том, что ему может быть плохо, заставляла девушку чувствовать себя еще хуже. Могла ли она чем-то помочь ему?.. Да, тогда она сделала все, что в ее силах, но проблема была куда более глубокой. Зачем он это сделал?! Случайно ли переборщил или намешал? Делфи предпочитала не думать, мог ли он на ее месте волноваться о ней. Было здорово помечтать, что и его взаправду беспокоило бы ее состояние, но… в общем, надейся на лучшее и готовься к худшему. Произносить вслух «нет, он бы о тебе не волновался» как-то не хотелось.
Делфи на автомате сняла очередную книгу со стопки, расположившейся на этажерке на колесиках рядом с пустой тарелкой, в которой минутой раньше дымился суп. Пробежалась глазами по потертой обложке с изображением пламени и прочитала заголовок: «451 градус по Фаренгейту». Брэдбери, антиутопия. Почти ее ровесница, в пятьдесят третьем написана. М-да, в ее состоянии только антиутопии и читать. Но делать нечего. Делфи открыла страницу и перелистнула предисловие. Ей в глаза бросились первые же слова: «Жечь было наслаждением». Наслаждением… да уж. В ее положении особо не насладишься ничем. Но глаза продолжали цепляться за слова, складывая их в строки, в абзацы, страницы, вычленяя понятный только ей смысл. Воображение само рисовало и раскрашивало невидимые глазу сцены, и они становились настоящим фильмом в ее голове.
Она дошла до той сцены, где жена главного героя наглоталась таблеток. А он… он плакал не от того, что ему было ее жаль, а оттого, что он этой жалости не чувствовал. Что все это время он жил с чужим человеком. Потом, позже, Делфи вычитает, что Милдред и сама не помнила, как ела одну таблетку за другой, и после «воскрешения» все так же слушала радио, заткнув уши наушниками и почти не вылезая из комнаты с экранами-телевизорами. Что таких случаев становилось все больше и больше, врачей стало не хватать, и в результате пришлось изобретать и массово производить жуткие, похожие на черных змей детоксикационные машины, высасывающие гнилую кровь и вливающие новую, донорскую.
На мгновение она представила эту машину, похожую на пылесос со змеей вместо шланга. Как эта машина влезает вовнутрь… нет, лучше не представлять, что было дальше. Лучше сосредоточиться на другом. На том, что все сделано во благо человека. Ради его удовольствия. Три экрана беспрерывного яркого шоу и бесконечной болтовни далеких тетушек, заменивших семью. Лозунги вместо книг — так запоминать легче. Реклама, реклама, реклама, бьющая по всем органам чувств. И за всеми этими бесконечными развлечениями где-то там шла война. Это было в другом мире, который бы ни за что не коснулся этих счастливых людей, ради удовольствия которых было сделано все. Только развлечения. Никаких слез, пролитых над цепляющими словами книг, слезы запрещены. Никаких тяжелых мыслей, омрачающих существование, которое должно быть ярким, как вспышка. И таким же коротким, как жизнь пожарного, сжигавшего «вредные» книги. Образ машины-змеи, вычищающей кровь человека, чтобы он мог снова себя травить, снова возник перед глазами Делфи. Роджер, понимаешь ли ты, что я могла тебя не спасти, потому что я всего лишь человек, а не детоксикационный аппарат?..
Она вспомнила свой первый раз. Это получилось спонтанно. Следующая доза предназначалась, как ни странно, не молодому идиотику, а человеку в уже вполне зрелом возрасте. Видимо, он что-то смешал так, что, как и сейчас, случилась передозировка. В таких случаях опытные наркоманы готовили раствор соли и научили этому Делфи. Сначала она не решалась предпринимать какие-либо серьезные действия. Но в этот раз ноги сами ее понесли к аптечке, руки словно сами собой сделали раствор и вооружились шприцем. «Они не боятся колоть, и я не побоюсь!», — думала Делфи, потуже затягивая жгут и вкалывая раствор. Знала ли она тогда, насколько это опасно? Конечно, нет. Но тем не менее чудо случилось, человек более-менее пришел в себя.
После этого все изменилось. Ну… началось все не слишком хорошо. Вместо благодарности Делфи заработала ругательства, самым мягким из которых было «дура», но когда этот человек изъяснился, то девушке ничего не осталось, кроме как согласиться с ним. Он был некогда врачом, потерявшим… все, что только можно было. Он чудом остался жив. Но с его родными чуда не произошло. Такое выбивает почву из-под ног. Алкоголизм. Потом — наркомания. Сбежать от реальности, захлопнув дверь за болью, оставшейся в реальном мире — этого ли не жаждут любители запретных удовольствий? Но теперь появилась цель. Маленькая, незначительная, но цель. Научить наконец эту дурынду оказывать первую помощь, тоже мне, вода с солью!
Делфи хваталась за любые новые знания, жадно впитывая их, как губка. Никакого соляного раствора. Стерильность, проверенные лекарства при разных веществах. И самое главное: не умеешь — не берись. Если застукают, проблемы будут посерьезнее спасения. В то же самое время девушка начинала уходить из этого дела. Под разными предлогами она по возможности уклонялась от новых заказов, пока наконец не решилась на разговор. Условия просты: расскажешь — убьем сперва мать, потом тебя. Что ж, это была честная и выполнимая сделка. Но когда наконец последние деньги, заработанные на этом, отправились в копилку, а Делфи перестала бояться звонков телефонов, на нее обрушился новый удар. Ее наставника не стало. Она не успела. Здоровье — такая хрупкая штука, особенно если его старательно подрывать.
Он копил деньги на собственные похороны, и, как оказалось, давно. Возможно, с той поры, когда потерял семью, но это так и осталось всего лишь догадкой. А на бумажке, в которую была аккуратно завернута сумма, были написаны всего два слова: «Не навреди». «Больше никогда», — решила Делфи, кидая горсть земли на крышку деревянного макинтоша и оставляя захоронение молчаливым могильщикам. На него могилу она не приезжала, страшные сны не мучили. Было даже удивительно, насколько миру безразлична жизнь человека. А она? Будет ли кто-то плакать по Мечтательнице Делфи, вспомнит ее имя?
«Да мне уже глубоко пофиг будет!» — отмахнулась Делфи и попыталась перевернуться на другой бок, но тут же скривилась от боли в сломанной ноге. Да ну, блин! Всего-то трещина в кости, а мысли посещают уже о смерти, мементо мори и прочая белибердистика. «Я подумаю об этом завтра, я подумаю об этом завтра», а сейчас неплохо было бы подумать о настоящем и травмированной, но все же живой себе. Например, о том, что она едва не выронила книгу из рук, отвлекаясь на посторонние мысли. Подтянув одеяло повыше, Делфи устроилась как можно удобнее и перелистнула страницу.