Семнадцать мгновений любви

— Юджи… Юджи, прекрати, хватит… — Жасмин упрямо старается увернуться от настойчивых поцелуев, изо всех сил убеждая себя быть благоразумным, и пряча улыбку. Но вопреки своим же словам раз за разом сдается, прижимаясь к теплым губам ответными прикосновениями, обнимая за шею одной рукой, запуская пальцы в светлые волосы, и еще что-то шепчет прямо в поцелуй, сопротивляясь уже больше для вида. Камиджо ничего не слышит и не хочет слышать, глубоко вдыхая запах духов Ю, которым наполнено все вокруг. Тишина давит на уши, а слишком частое дыхание кажется таким громким, что кровь приливает к щекам, но он не краснеет, нет, только чувствует, какие сладостно прохладные у Юичи пальцы, как скользят они по горячей коже. — Да ты с ума сошел, нельзя же так!.. – Еще одна слабая попытка вырваться, Ю отступает на пару шагов, и тут же тихо всхлипывает, чувствуя на спине чужую ладонь, с силой сжимающую ткань его одежды. – Тихо ты… порвешь… — Не порву. – Коротко отвечает Юджи в поцелуй, закрыв глаза и обнимая так, что у басиста замирает сердце, через мгновение начав колотиться где-то в горле. Это все надо прекратить, думает он, понимая, что ни черта не хочется прекращать, и готов сейчас наплевать абсолютно на все, и на то, что их кто-то увидит – в том числе. Потому что просто невозможно оторваться, нельзя оттолкнуть и нельзя посмотреть так, чтоб дошло. До таких, как Камиджо, попросту «не доходит», да и слава богу, — уже совсем откровенно выдыхает про себя Жасмин, медленно обнимая вокалиста за шею, скрещивая руки. Как назло, а может, наоборот, к счастью – и Юки что-то слишком долго нет, и в номере приятный полумрак, идеально подходящий для свиданий, и теплый виски на спор с драммером пить не надо было, а уж тем более поддаваться на тихое «Пойдем…» от Камиджо. Ю тихо всхлипывает, путаясь пальцами в волосах Юджи, с трудом все-таки разомкнув поцелуй, уткнувшись губами ему в щеку. — Ты иди… Иди к себе сейчас… — Ты не хочешь, чтобы я уходил. Этот дьявол слишком много знает, недовольно понимает басист, облизывая воспаленные губы, не сдержавшись и начав целовать Камиджо в шею, удерживая за запястья и не позволяя себя обнимать. — Может, и не хочу. Но сейчас иди… В полумраке темные, без линз, глаза Юджи кажутся совсем черными. Все еще резко очерченные неровной тенью, они словно затягивают, заставляя пропасть в глубине зрачков. Таким глазам невозможно сказать «нет», им невозможно сопротивляться. Их невозможно не любить. Поймав руку Ю, медленно скользящую по его щеке, Камиджо целует ладонь, и кончики пальцев, и запястья с тонкими цепочками браслетов, замирая на несколько секунд, стараясь успокоить сбившееся дыхание. — Ты мне должен будешь, Юи. За этот вечер. За окном шумит дождь, когда только пошел, ведь когда возвращались с концерта – его не было. Жасмин вдруг понимает, что любит шум и запах дождя, и не важно, где при этом находиться. Дома, или подставлять раскрытые ладони под ливень, чувствуя, как он охватывает все тело, будто не вода, а огонь, мгновенно. Камиджо тоже очень похож на дождь. Он так же накрывает собой, и дышать можно лишь им, он так же охватывает сразу весь, без остатка, и поцелуи его похожи на удары молнии – резко, жадно, даже чуть больно, пожалуй, но с такой неистребимой нежностью, что хочется прижать его к себе, обнять за плечи, и не отпускать. Никогда. Шагнув ближе, Ю обвивает руками шею своего вокалиста, уткнувшись лбом в подбородок, и пытается успокоиться, медленно глубоко дыша. — Ты как вода. А вода всегда слишком спешит. От его прикосновений по позвоночнику гуляет ток, кожа покрывается мурашками. И дышать рядом с ним трудно, невольно заражаясь дрожью. Хочется не благоразумие проявлять, а запереть дверь номера на ключ, и будь что будет. И пускай драммер, с которым комната у них с Ю на двоих, ночует где-нибудь в другом месте, пускай утром ребята будут посмеиваться и перемывать кости. Пусть смеются. Пусть обсуждают. Пусть говорят, что долго это все равно не продлится. — А знаешь, в ноябре самые длинные ночи… — Шепчет на ухо чуть хриплый голос Камиджо, и Ю прижимается крепче, все-таки позволяя себе улыбнуться пока никто не видит. — Знаю. Поэтому мы можем позволить себе подождать. Камиджо едва заметно кивает, мягко перебирая его волосы, и такая томительная нежность искушает еще сильнее, чем неожиданная, неприкрытая страсть. …Когда он уходит, тихо закрывая дверь гостиничного номера, Жасмин без сил опускается на край кровати, сжимая в кулак покрывало, стараясь унять дрожь. Напротив него, у стены, стоит зеркало с маленьким столиком, слишком обычное, чтобы быть заметным. Но Ю поднимает голову и упирается взглядом в свое отражение, понимая, что никого он не сможет обмануть. Всё выдают проклятые сияющие глаза, слишком яркие, слишком счастливые.