Хаосизм.

Это всегда было похоже на танец. На снегу, на углях, на битых стеклах, на тонком лезвии катаны. До крови и облезшей кожи. До аплодисментов безликих зрителей, от которых скручивает и выворачивает. Это всегда было похоже на внутренности, припорошенные то ли снежинками, то цветками сакуры. Красиво, красиво, только сильно не присматривайтесь, уважаемые зрители. Если бы Коё могла, она бы, как змея, стянула с себя кожу, обновилась, стала чистой. Но тьма с рук не смывается даже железной щеткой, въедается глубже, до самого основания, до запертого в прутья ребер трепетного сердца. Это всегда было похоже на танец. Кружись, шаг, шаг, поворот, еще раз, по кругу, шаг, больно, порезалась, дальше, круг. Не падай, не падай. Больно. Снова порезалась. Не падай, не падай, не падай. Кровавые следы. Если упадешь — затопчут, раздавят, сломают, разорвут на части. Танцуй, танцуй, танцуй. Еще раз. Коё устала. Коё падает коленями на асфальт. Зрители ей не хлопают. Только скалят вонючие клыки. Она не слабая, она не разбивается. Стальные кости гнутся и трещат под грузом, но держатся, держатся, держатся. Коё хочет к маме, хотя даже не помнит ее лица. Шпильки в волосах вонзаются в кожу на голове и проникают в мозг. Коё такая красивая, что на нее страшно смотреть. Зрители радостно хлопают, наблюдая, как она корчится на полу, забитая, загнанная, плюется внутренностями, которые скрывает то ли снег, то ли цветки сакуры, а потом встает. И больше не хлопают. Почему она всегда встает? Почему она?.. Коё такая, что плакать хочется, но в глазах как будто бы кислота. Ослепла от темноты. Оглохла от оваций ее агонии. Онемела от беззвучного крика. Если бы Коё могла, она бы себя обнулила и отменила. Но такой функции на экране нет. Занавес снова открывается. И это похоже на танец.