Хаосизм.

А крылья у ангелов на самом деле пахнут порохом и железом. Свинцовые перья не дают взлететь, зато легко утаскивают на дно. Соленая вода разрывает легкие и разъедает глаза. Такова цена добродетели? Ёсано тащит за собой по земле свинцовые крылья и улыбается так, что хочется размозжить голову себе (ей). Крылья оставляют борозды на земле (шрамы на теле) и становятся лишним грузом не хуже, чем дохлое человеколюбие (его почему-то способность не исцеляет). Выдирать из себя перья и перетягиваться бинтом становится привычным. Она не умрет, нет. Она не умрет. Всем назло. Будет выплевывать себя, но жить. У Ёсано железный хребет, из которого растут тридцать три шипа. Никто не подойдет и не сможет обидеть. Один минус: всем, кого обнимаешь, — больно. (Вообще-то, она хотела бы, чтобы вместо железа у нее в позвоночнике были цветы, а шипы разве что как у розы) После войны не остается ничего. Особенно, если это война с собой же. Сбросьте все игрушки в коробку, и поймете, что это просто разные запчасти Акико. А победа над собой не считается за таковую. Крылья у ангелов пахнут кровью и липким страхом. Потому что закрывают солнце и небо. Потому что не остается ничего, кроме необходимости. Вообще-то, ангелы никогда не были хорошими существами. В их руках полыхающие мечи (а у Ёсано — лезвия из позвоночника), и они просто орудия в руках бога, чтобы карать отступников (чтобы карать тех, кто просто хочет с войны домой). Ёсано не боится ни бога, ни черта, ни пули в лоб. Ёсано боится только себя, потому что не знает страшнее зверя. Она подсчитывает на пальцах, сколько от нее осталось, и чувствует, что снова проиграла. Потому что хватает одной руки. Стирает с себя грубоватые улыбки и попытки быть сильнее, кровь и порох, и старается не помнить, что ее звали ангелом смерти. Хотя бы до следующей войны.