— Хм-м-м... загадочное научное здание. — На табличке написано "лаб". — Лаб? — Как... лаборатория. — Лабрадор... и я? Значит ли это, что там собаки внутри? — Может быть. Я бы не стал исключать этой версии. Папирус и Санс, телефонный звонок.
Андайн оказалась замечательной. Только лишь её присутствие открывало тебе второе дыхание. Ты могла часами рассказывать ей о своих планах, теориях, фантазиях. Часами вы могли сидеть за просмотром аниме. Часы и дни вы могли проводить вместе. Она не просто вернула тебе жизнь. Она стала ей. Мысли твои были заняты лишь и только ей. Всё, что ты делала, ты делала ради неё. Всё, что ты придумывала, ты придумывала ради неё. Ты продолжала жить только ради неё. Постепенно ты всё сильнее влюблялась в Андайн. И это тебя волновало. Потому что проблемы твои никуда не ушли. Амальгаметы продолжали сидеть внизу, их родные продолжали слать письма, о пропавшем цветке так ничего и не стало известно. Что Андайн скажет, что подумает, когда узнает обо всём этом? Ты очень много врала. Иногда по инерции. Представила ей аниме и мангу человеческой историей, траву, которую ты перерабатывала в мороженое — важным для науки растением. И самым худшим было то, что она тебе верила и тебе доверяла. В это время ты очень сильно боялась. Боялась, что вся правда раскроется. Боялась, что Андайн перестанет с тобой общаться. Боялась, что Меттатон совсем забудет о тебе. За всем этим страхом таилось одна очень опасная мысль: ничего исправлено не было. Медленно, но верно чёрный ком тоски и страха рос в тебе, словно раковая опухоль. Ты пыталась отвлечься от мрачных мыслей времяпрепровождением с Андайн, но с каждым днём наслаждаться им становилось всё труднее. Ты вновь стояла у пропасти. Вопрос стоял лишь в том, когда сорвёшься.***
Никто не хотел играть. Ни Высокий, ни Низкий, ни Сильный, ни Слабый. Они либо шарахались от тебя, когда ты, виляя подобием хвоста, подбегал к ним, либо просто не проявляли заметного внимания. Высокий тебе не нравился больше всего. Всегда очень сдержанный, он был явно зол на тебя, хоть и наблюдал за тобой очень внимательно. Правда, один раз он натравил на тебя больно жаливших бабочек, и ты с того момента предпочитал обходить его стороной. Низкий был твоим любимым. Он хоть и был также сдержан — скорее даже стеснителен — но явно всегда расположен к тебе дружелюбно. На все твои попытки ответить ему взаимностью он пытался от тебя поскорее уйти. Видимо, ему не нравится, когда у него лежат на коленях. Сильного ты уважал больше всего. Он иногда злился и бил стены, и ты прятался в своём любимом месте — у вентиляторов. Но когда он был в относительно хорошем настроении, он чем-то нравился тебе даже больше Низкого — возможно, своей участливостью и отсутствием страха. Слабого ты жалел.Ты проводил рядом с ним много времени, пытаясь хоть как-то уменьшить его печаль, но всё было напрасно. Он, как будто не замечая тебя, смотрел на кого-то позади, кого-то невидимого. Ты же никого сзади себя не чувствовал. Жить было достаточно скучно. Потому что никто не хотел играть. Кроме одного. Ты сидел и скучал у вентиляторов, когда почуял в спёртом воздухе лаборатории присутствие кого-то нового. Он пришёл из ниоткуда: миг назад его не было — и вот он здесь. Ты побежал к Низкому, чтобы его предупредить, и застал странную картину: Низкий весь будто сморщился, уменьшился в размерах, трясся и не мог вымолвить ни слова, а Грустный — так ты решил окрестить этого монстра с фальшивой улыбкой — смотрел на Низкого глазами без зрачков, причём явно угрожающе. Ты зарычал. Глухой звук раскатился по всей лаборатории. Грустный повернулся. И улыбнулся ещё шире. Уже по-настоящему. –Хороший пёсик… Создал из воздуха кость и швырнул её в коридор. Играть!!! — Так вот, значит, почему… — успел услышать ты, несясь за костью и врезаясь в стены. Она, словно живая, двигалась сама по себе, уводя всё дальше и дальше. И ты преследовал её, пока не врезался в Высокого, направлявшегося, судя по всему, к Низкому и Грустному. — Смотри ой куда извините прёшь! Ты его не слушал, потому что уже подобрал кость и понёс обратно. Когда ты вернулся, Грустный смотрел на Низкого уже не со злостью, а с жалостью. — Ненавижу давать обещания, но… Снова широченная улыбка, снова кость, снова бросок. Счастье, счастье!!! — Но других вариантов у меня нет… Ты радостно летел по коридорам. Никогда большего счастья не испытывал. Ну разве что… Ты остановился как вкопанный. До… Дога- Кость! И вновь продолжил бег. Догнал, схватил, вернулся. — Я никому не скажу, но советую… Какой хороший пёсик! Он провёл ладонью по твоей голове. А что ж, это приятно. — Я н-не с-смогу… — Пока. — Я н-не з-знаю… — Я мог бы следить за ними, когда ты не можешь. — Н-не с-с-слишком ли?.. — Не слишком. О чём они говорят, ты не знал. Но понял, что видишь Грустного (который уже слегка повеселел) не последний раз. И был рад. С того дня твоя жизнь полностью преобразилась. Ты каждый день ждал Грустного, и, когда он приходил, был по-настоящему счастлив. Потому что с ним не было скучно. При нём всегда были магическая кость и широкая улыбка. И ты его очень любил.