***
Когда Асмантус открыла глаза, вокруг были темные очертания незнакомой комнаты. Где-то снаружи завывал ветер, и проникавший через щели слабый сквозняк гулял по телу. Звероженщина прислушалась. Тишина, лишь потрескивание свечи и скрип старых деревянных балок. Судя по всему, она лежала на полу, а единственный источник света находился где-то над ней — язычок пламени дергался, выхватывая из полумрака какую-то мебель и грязные, затянутые паутиной углы. Пошевелив пальцами, девушка почувствовала под собой длинный жесткий мех. Кто-то заботливо уложил ее на старую медвежью шкуру. Она попыталась встать, но онемевший затылок отозвался болью, в глазах потемнело и подступила тошнота. Асмантус осторожно опустилась на место и повернулась на бок, подтянув к себе ноги. Не рискуя больше шевелиться, она применила на себя лечебное заклинание сразу с двух рук. Отчего-то она никогда не воспринимала это умение всерьез и пользовалась им редко — в основном, чтобы быстро залечивать незначительные ожоги и порезы. Она больше привыкла полагаться на дорогостоящие лечебные зелья, чем на свою магию. Недостатка в них почти никогда не было, так как Асмантус умела готовить их сама. …Магия окутывала ее ладони мощным сиянием и издавала негромкий мелодичный звон. Боль с тошнотой утихли через несколько минут, и приятное умиротворяющее тепло распространилось по телу. Для полного исцеления еще предстояло потрудиться, но каджитка все равно заметила, что ее навык усилился. Между тем где-то внизу хлопнула входная дверь. — Да ты маг! Она вздрогнула и прервала заклинание. Ее спаситель стоял на пороге и во все глаза смотрел на нее. Моргнув, Асмантус поняла, что ему не больше двенадцати лет. — Ты проснулась! Наконец-то! — мальчишка подбежал к ней, его лицо лучилось тревогой. — Ты лежала на снегу и была такая холодная… Я уж думал, что ты… Ну… Не проснешься. — Со мной все хорошо, — она почему-то смутилась от такой заботы. — Вот здорово! А что с тобой случилось? Каджитка в свою очередь осторожно изучала его. Темноволосый, в покрытой пятнами замызганной одежде. Еще ребенок, но для своих лет достаточно рослый и скуластый. Не стесняясь задает вопросы и вообще ведет себя как взрослый. В доме грязь и запустение. — А где твои родители? — вопросом на вопрос ответила она, уже догадываясь, каким будет ответ. Мальчик резко сник. — Они умерли. Отец давно, а мама всего год назад. Она заболела и так и не поправилась… — Так это ты принес меня сюда? Он кивнул. — Да, ты лежала на снегу, а рядом была кровь… Много крови, — имперец с тревогой смотрел на нее. — С тобой точно все будет хорошо? — Да, но мне нужно отдохнуть. — Асмантус не лгала — она правда чувствовала себя гораздо лучше, но уточнять, что кровь принадлежала другому человеку, ей не хотелось. Она наконец сумела сесть и коснулась своего правого бедра. Ее ножны были пусты. — Ты ведь не из Виндхельма, верно? — мальчик взглянул на нее как-то искоса. — Нет. — Тогда что ты делала ночью на улице? Разве ты не знаешь, что сейчас опасно? «А сам ты что там делал?» — хотела огрызнуться Асмантус, но сдержалась. Ей показалось, что ее допрашивают — так строго на нее смотрел ребенок. — Там, где я живу, нет ничего дурного в том, чтобы выходить ночью из дома. — Понятно. Тогда знай, что по городу ходит убийца. Его называют Мясник. И он убивает только женщин. После этих неожиданных слов Асмантус надолго замолчала. Так вот, значит, кто на нее напал... Теперь понятно, почему в такой ранний час город застегнут на все пуговицы, а на улицах нет ни души. Виндхельм охватил страх. Или, всё-таки, это был обычный бандит? Ей захотелось сжаться, когда она вспомнила, как чужие сильные руки обвивают тело. Ловко, быстро, без суеты. Одно мгновение — и ее жизнь в чужих руках… Несомненно, Мясник это или нет, он уже проделывал подобное множество раз. Но явно не ждал, что жертва сможет дать хоть сколько-нибудь серьезный отпор. Выходит, действительно привык выслеживать горожанок? Для того чтобы подойти к ней на открытом пространстве практически вплотную и остаться незамеченным, он должен был либо использовать зелье невидимости, либо свиток магии иллюзии. К чему такие сложности тому, кто ищет простой наживы? Качественное зелье стоит немало, и куда проще закрыть лицо капюшоном или маской. Получается, этот Мясник не хотел, чтобы разглядели даже его силуэт. Значит, целью точно были не деньги. Маловероятно, что нанесенные вслепую удары ножом могли закончиться для нападавшего смертью, да и будь рядом с ней на земле еще одно тело, мальчик точно бы об этом сказал. Похоже, Мясник просто уполз в свою нору зализывать раны, не став ее добивать. Наверняка захочет расквитаться позже. Было бы верхом глупости считать, что днем она сумеет затеряться в толпе и не привлечет к себе внимания. Виндхельм — город нордов, а не каджитов. Поэтому лучшее, что она сейчас может сделать, это убраться отсюда с первыми лучами солнца. Опомнившись, Асмантус снова применила на себя лечебную магию. — Эх, хотел бы я так уметь, — ребенок подпер кулаками подбородок, зачарованно наблюдая за ее действиями. — А почему ты не позвал стражу как только нашел меня? Такое решение казалось ей наиболее логичным и безопасным. — Ну, вообще-то, никто не знает, что я сейчас в Виндхельме. Все думают, что я нахожусь в приюте в Рифтене. Если стражники увидят меня здесь, то могут отправить обратно. А мне пока нельзя возвращаться… Что-то шевельнулось в ее памяти. Безумная ночь, мелькающие между деревьев стражники с горящими факелами и тряска в телеге, а перед этим всем… — В приют? Так ты сбежал? — Да, когда умерла мама, меня сразу же отправили в Рифтен. Хотя этот дом и принадлежит мне, я смогу жить в нем один только когда мне исполнится восемнадцать. Знаешь, тот приют только зовется благородным, а на самом деле нет места хуже него… — Ты Авентус Аретино? Мальчик замер, удивленно уставившись на нее. — Откуда ты знаешь мое имя? — Я была в Рифтене несколько дней назад. И мне довелось побывать в приюте. Там все только о тебе и говорят. — Вот как… — он выглядел взволнованным и расстроенным одновременно. — И как там? Как мои друзья? Грелод все также издевается над ними? Ну конечно, что могло измениться… Я скучаю по ним. А здесь так одиноко. — Говорят, ты сбежал, чтобы совершить какое-то таинство… — Асмантус и сама удивилась, что помимо имени запомнила такие подробности. Шмыгнув носом, мальчишка поднялся, достал откуда-то новую свечу, зажег ее от чадящего огарка и махнул ей рукой. — Иди за мной. Не представляя, что же такое ей хотят показать, Асмантус послушно оперлась о сидение стула, медленно поднялась и последовала за ним. Помимо выхода на лестницу в комнате находилась еще одна дверь — узкая и неприметная, она напоминала больше дверцу шкафа. Потянув за ручку, Авентус поманил ее к себе. — Смотри. Каджитка осторожно выглянула из-за угла и не смогла сдержать удивленного возгласа. — Где ты… где ты все это достал?! Перед ней предстало до жути странное зрелище. Прямо посреди узкой каморки от стены до стены растянулся скелет — кажется, все кости в нем имели разные размеры, но зато были очень аккуратно разложены по своим местам. Рядом валялся знакомый цветок с бледно-лиловыми лепестками, который Асмантус не раз доводилось использовать в приготовлении ядов; а еще кинжал и потемневший, уже начинающий вонять кусок сырого мяса. Чуть поодаль лежала тонкая раскрытая книга с черной обложкой. Все это великолепие окружало кольцо из оплывшего воска множества свечей. — Я совершил настоящее Черное таинство. Я хотел призвать ассасинов, чтобы они убили Грелод, — Авентус Аретино словно не расслышал ее вопроса. — Я много дней делал все, как написано, а они так и не пришли! Это все ложь! Асмантус подхватила тонкую книжку прежде, чем он успел ее пнуть. — А может… Может, тебе стоит все бросить и просто вернуться в приют? — Ты не понимаешь, я обещал им. Я сказал, что не вернусь до тех пор, пока Грелод не умрет. Я поклялся, понимаешь? А если и я не вернусь, и она останется жива, то все решат, что я их просто-напросто бросил! Когда его наполненные горечью и отчаянием слова стихи, в доме воцарилась звенящая тишина. Асмантус перевела взгляд с его лица на кучу мусора у их ног и по её губам пробежала еле заметная улыбка. Она все еще не верила, что смерть старухи в этой ситуации является правильным решением, но сейчас это почему-то перестало иметь значение. — Я убью ее, — тихо произнесла она. Авентус Аретино медленно обернулся к ней. На его лице застыло донельзя растерянное выражение. Должно быть, он решил, что ему послышалось. — Ты? — Ну да. — Ты… убьешь? — Я же сказала. Да, — она сунула книжонку в карман. — Так ты не нарушишь своего обещания. Пускай твои друзья думают, что ты на самом деле призвал это самое братство, а когда Грелод умрет, сможешь спокойно вернуться в приют. Он ещё несколько секунд растерянно вглядывался в нее, а затем чуть ли не до потолка запрыгал от радости.***
Асмантус провела в доме Авентуса Аретино еще несколько часов, и это время показалось ей вечностью; сжалившись над ним, она даже приготовила из найденных в мешках овощей вполне сносную похлебку, на которую мальчик набросился с жадностью. — Все должно быть по правилам, поэтому, когда закончишь, возвращайся назад. Я отдам плату, предназначавшуюся асассину Темного братства, тебе. И будь осторожна: Грелод — та еще ведьма. — Напутствовал Авентус. Кивнув, Асмантус исчезла в неутихающей метели. Дорогу она теперь знала, и путь до «Очага и свечи» занял не больше десяти минут. Забрав оставленные в комнате вещи, она купила у хозяйки две бутылки меда и большой яблочный пирог. Уже сидя в телеге извозчика, она все-таки оглянулась, и ей почудилось, что Виндхельм недобрым взглядом смотрит ей вслед. Неприступные стены с одного конца упирались в обрывистые скалы, а с другой тянулись по берегу зимней реки. Издалека крепость больше напоминала тюрьму, чем город. Нет, никогда она сюда не вернется, и никакая плата ей не нужна. Но свое обещание выполнит. Достаточно будет отправить мальчишке письмо. «Ты не только красивая, но и добрая. Пускай у тебя все будет хорошо» — сказал ей на прощание Авентус Аретино, и Асмантус слегка растерялась. Никто никогда не называл ее доброй и, уж тем более, красивой. Она прекрасно понимала, что не имеет ничего общего с нордскими стандартами красоты, и давно привыкла к тому, что основная масса коренных жителей Скайрима с большей или меньшей степенью грубости называла ее кошатиной, кошарой или даже блохастой шкурой. Никогда не видевшие кошколюдей дети в глухих деревнях тыкали в нее пальцем и пытались потрогать шелковистый мех — им она, должно быть, казалась огромной ожившей игрушкой. Но такого, чтобы норд, пускай и ребенок, в открытую назвал ее красивой, еще не бывало. Угрюмые предместья Виндхельма кончились как-то внезапно — безмолвный заснеженный лес, тянувшийся по обе стороны, остался позади, и дорога пошла по краю крутого обрыва. Слева, далеко внизу, бушевала и пенилась горная река; справа поднимался каменистый косогор с редкой пробивающейся травкой. В кронах деревьев стояло чириканье множества птиц. Разгорающиеся рассветные лучи согревали спину, а от чистого горного воздуха кружилась голова. …К ее удивлению, поездка в Вайтран оказалась приятной и прошла без приключений. Асмантус безмятежно перелистывала том «Королевы-волчицы» и изредка отвечала что-то извозчику, который не замолкал ни на минуту, то нахваливая свою смирную лошадку, то принимаясь рассказывать совершенно безумные истории о встреченных на вот этой самой дороге вампирах, оборотнях и великанах. Один раз они даже увидели медведя; далеко внизу, на другом берегу стояла маленькая хижина, когда-то, вероятно, принадлежавшая рыбаку. Двери в ней не было, и девушка так бы и не поняла, что видневшееся внутри буро-коричневое пятно — притаившийся хищник, если бы в этот момент зверь не развернулся и не высунул из укрытия голову. Вытянув руку, она указала на него извозчику, и тот похвалил ее зоркость. Когда же вдалеке показались деревянные крыши Драконьего предела, уставшая от долгого сидения Асмантус попросила сделать остановку у медоварни. Мед Хоннинга, по ее мнению, ни в чем не уступал хваленому черновересковому. Было уже за полночь, когда они, наконец, подъехали к городу. При ее появлении стражники заметно напряглись, но стоило каджитке скинуть капюшон, как они с явным облегчением поспешили отпирать ворота. За объяснением ходить далеко не пришлось: первое, что, войдя в город, увидела Асмантус, это два распростершихся на земле тела. Правда, если быть точнее, тело было всего одно. Валявшуюся неподалеку одежду наполнял еще теплый прах. — Проклятые вампиры, будь они неладны, — в сердцах сплюнул начальник стражник. — Уже третий раз за эту неделю…***
Пять дней пролетели незаметно, и Асмантус снова пустилась в путь. В Вайтране не было ничего, что могло бы ее по-настоящему задержать — город в ней ничуть не нуждался, а титул тана был не более чем формальностью, хоть и давал некоторые преимущества, основной из которых была возможность иметь здесь жилье. Правда, на протяжении всего последнего дня девушка то и дело ловила на себе взгляды своего хускарла: задерживаясь так надолго в своем же собственном доме, она мешала какой-то тайной жизни, происходившей здесь в ее отсутствие. На самом деле, уже несколько дней подряд ее одолевало непонятное тревожное предчувствие, и Асмантус изо всех сил оттягивала неизбежное. Возвращаться в Рифтен не было ни малейшего желания, но и менять свое решение она не собиралась. Надежда на то, что Бриньольф отыскал в рядах гильдии предателя, была ничтожной. Да и можно ли по-настоящему считать предателем того, кто ее подставил? Это для верхушки фракции она представляет ценность, а простые воры видят в ней лишь чужачку, невесть откуда явившуюся отбивать их заработок. Да и то, что она принадлежит к расе кошколюдей, никогда особо не помогало заводить друзей. Других объяснений случившемуся Асмантус найти не могла. …Наверное, у всех бывали в жизни моменты, когда давление внешних обстоятельств и собственных убеждений оказывалось сильнее интуиции и даже здравого смысла, заставляя принимать заведомо ошибочные решения. Пожалуй, что-то схожее испытывала сейчас и Асмантус. Она без особого труда могла бы найти кого-то, кто проникнет в приют и убьет старуху, но в ее голове это означало, что она согласна играть по чужим правилам и признает свое поражение. Да, мальчик, не побоявшись, подобрал ее на улице, но дело здесь было не только в том, чтобы вернуть ему долг. Асмантус просто не признавалась себе, насколько два дня назад оказалась задета ее гордость. Вот почему она должна переступить через привычную осторожность и опуститься на рифтенское дно снова, но уже в последний раз. А когда обещание будет выполнено, она просто исчезнет, растворится в вине и скуме на другом конце Скайрима. Будет отдыхать и делать все, что ей только заблагорассудится. Может, даже поедет в Винтерхолд и наконец поступит в ту самую коллегию магов, о которой столько всего слышала.***
Удача будто и в самом деле повернулась к Асмантус лицом — ни по дороге в город, ни в самом Рифтене у нее не возникло проблем. Она специально выбрала предрассветный час, когда было ещё темно, и не прогадала — на пути ей встретился всего один зевающий стражник. Свернув в переулки, каджитка знакомым путем побежала в направлении приюта. …Склонившись над Грелод, Асмантус не чувствует ни жалости, ни отвращения, но когда она подносит свой новый нож к морщинистой шее, в груди всё равно что-то неуловимо сжимается. Одно дело убивать средь бела дня, отвоеввывая у разбойников собственную жизнь, и совсем другое дело убивать в темной комнате спящую старуху. Но пути назад уже нет и быть не может, последний мост прямо сейчас догорает за спиной, и Асмантус, будто раз и навсегда преодолевая собственную слабость, делает аккуратный надрез. Кровь сразу же ручейком устремляется вниз по подушке, малиновым озерцом собираясь в выемке под телом. Кажется, Грелод даже не заметила, что что-то произошло, и просто продолжает спать. Зеленоватое лезвие бережно обтирают с двух сторон, и оно тут же исчезает в поцарапанных кожаных ножнах, но в коридоре уже звучат чьи-то шаги. Слишком поздно ночная гостья вскидывает голову и отскакивает от кровати. Молодая женщина, возникшая в дверях, уже застыла на месте, беззвучно прижимая ладонь ко рту. Крик вырывается из ее груди с нелепым опозданием, и Асмантус чувствует себя пойманной птицей. Сейчас она готова прорываться хоть через вооруженный отряд стражи, по-звериному защищать свою жизнь когтями и зубами, но, оказывается, ее даже не думают задерживать. Когда обезумевшая каджитка, мгновенно выхватив нож, кидается к двери, помощница Грелод только оглушительно визжит, в приступе истерии устремляясь от нее в другую комнату. В этот же момент из общей спальни начинают появляться проснувшиеся воспитанники приюта. Асмантус тяжело дышит, но присутствие детей словно отрезвляет ее, и кинжал возвращается в ножны. «Грелод! Грелод померла! Это все Авентус! Вот это да, он и вправду призвал Темное братство…» Какофония криков заполняет приют, и жадные взгляды перебегают с мертвого тела на незнакомку в легкой броне. В них нет ни капли страха, только недоверие и какой-то сумасшедший восторг, и от этого ей по-настоящему становится не по себе. Они ведь правда желали этого. Они ждали ее прихода. Ощущая дурноту и отвращение ко всему происходящему, Асмантус кое-как выбралась на темную улицу. Хотелось не просто бежать из этого города, но мчаться прочь от того, что она только что сделала, и от самой себя. Мостовая била по ступням, когда она на всех парах летела к городским воротам. Двое стражников по ту сторону трепались и перешучивались, ничуть не обращая на нее внимания, и все же, оказавшись в их поле зрения, девушка старалась идти спокойным ровным шагом, как делают честные люди, за которыми нет никакой вины. Быть может, стоя пару часов спустя над окоченевшим телом, кто-то из них и вспомнит неприметного путника, покидавшего город ни свет ни заря, но Асмантус будет уже далеко. Невозмутимо проследовав до конюшни, она вскочила на заранее оседланную гнедую кобылу и исчезла среди берез. …Она и сама не понимала, отчего убийство старухи вызвала в ней столько эмоций. Наверное, больше всего ее шокировало то, с какой радостью восприняли кончину надзирательницы сироты. Хотя… Кто, по сути, она такая, чтобы кого-то осуждать? Все они остались без родителей и достаточно натерпелись еще до того, как попасть в приют и, если уж на то пошло, пускай хотя бы там поживут спокойно. Маловероятно, что испугавшая ее своим криком девица способна на кого-то поднять руку, да и Авентус говорил о Грелод как о единственном зле, расписывая ее грехи в самых мрачных тонах. Может быть, Асмантус и вправду совершила благое дело, и всем от этого станет только лучше… Но все-таки она допустила ошибку, когда осмелилась перерезать старухе горло прямо там, в приюте, на глазах у детей. Нужно было дождаться, пока Грелод отлучится куда-нибудь по делам, и расправиться с ней в переулке или найти другое укромное место. С другой стороны, если бы она столкнулась с кем-то из гильдии воров, не факт, что ей вообще удалось бы осуществить задуманное. В любом случае, что сделано, то сделано, и теперь она имеет полное право забыть обо всем и наконец-то заняться своими делами. Оставалось последнее — по прибытии в рощу Кин найти посыльного, который доставит письмо в Виндхельм. Предаваясь таким размышлениям, Асмантус долго скакала на север; прохладная рифтенская ночь давно сменилась ласковым утренним солнцем, а вместо золоченых березовых рощ по обеим сторонам потянулись парящие озера вулканической тундры. Она совсем не спала прошлой ночью, и усталость начала одолевать ее уже к полудню, однако остановиться на отдых было попросту негде. Это был старый, ведущий к Виндхельму, тракт, на котором частенько можно было натолкнуться на бандитов или даже увидеть вдалеке великанов с мамонтами. К счастью, пока ей встречались на пути лишь простые крестьяне. Правда, один раз Асмантус заметила впереди другого каджита — это был крупный, раза в полтора больше нее, кот, одетый в полный комплект зеленоватых стеклянных доспехов. Он совсем неспеша, словно прогуливаясь, шагал по краю дороги. Доверившись своему чутью, Асмантус пришпорила отдохнувшую после ночной скачки лошадь и на всех парах пронеслась мимо. Неприятностей ей сейчас хотелось меньше всего. Когда она наконец добралась до рощи Кин и сняла комнату в «Деревянном кружеве», солнце уже подбиралось к линии горизонта. Договорившись с хозяйкой таверны, что ее племянник с утра отвезет письмо в Виндхельм, каджитка расслабилась. Она насквозь прожарилась под палящим солнцем, а здесь было так хорошо и прохладно. Неудивительно, что ее развезло после второй кружки. Впрочем, спать почему-то не хотелось — алкоголь будто придал новых сил, и Асмантус сама не поняла сколько так просидела. Время для нее точно застыло; только отлучившись на двор, она с удивлением обнаружила, что на улице стемнело. Зал давно был пуст, и даже Иддра — хозяйка таверны, уже спала. Решив, что и ей на сегодня хватит, каджитка допила остаток меда прямо из бутылки. Помедлив несколько секунд, она зачем-то подняла над собой пустую тару и, прищурившись, попыталась что-то рассмотреть сквозь темное стекло. При тусклом свете свечей ей показалось, будто по дну бутылки перекатывается какой-то осадок, но в зале было слишком темно, чтобы сказать наверняка. Вот только стоило ей снова встать и перекинуть ногу через лавку, как в груди задавило, а в голове зашумела кровь. Зал таверны будто бы сделался темнее, и все очертания смазались. Все еще не понимая, что происходит, Асмантус ухватилась за край стола и зажмурилась. Противное чувство никуда не делось — тьма лишь сильнее заклубилась перед глазами, а из-за шума в ушах все звуки будто доносились издалека. Нет, не может быть… Это словно… Взгляд каджитки зафиксировался не бутылке, и ужас мгновенно парализовал ее. Выходит, ей не показалось. Яд. Все еще не веря, что это происходит с ней на самом деле, Асмантус растянулась на полу. А потом все звуки и ощущения исчезли, как если бы ею овладела сама смерть.