Тайна Волшебницы Света

      Леголас замер, глядя на Тауриэль. Глаза его расширились в шоке от увиденного.       — Тауриэль, что ты делаешь? — хрипло спросил он.       Дева перешагнула через упавшее платье и подошла к нему вплотную. Её глаза смотрели на него так нежно и страстно, что у принца не осталось сомнений в её намерениях.       — Я пришла к тебе, чтобы напомнить о нашей ночи…- шепнула она, не сводя глаз с его растерянного лица. — Ты помнишь?       И с этими словами красавица обвила руками шею принца и беззастенчиво прижалась к нему всем своим горячим телом. Губы её потянулись к его губам.       Конечно, он помнил… Они с Тауриэль действительно разделили ложе когда-то, но это было лишь раз, к тому же, более семидесяти лет назад! Почему она именно сейчас решила об этом напомнить? Они оба столько лет хранили эту тайну!       — Тауриэль! — он попытался образумить деву, но в этот момент она накрыла его губы своими, прижимаясь к его обнаженному торсу ещё теснее.       Леголас разорвал этот навязанный поцелуй и попытался снять её руки со своих плеч.       — Что ты задумала? — нахмурился он. — Зачем тебе это? Или ты забыла, что я теперь женат?       — Я так истосковалась по тебе... — прошептала она, снова повторяя попытку обнять его. — Тебя не было так долго!       — С чего это вдруг ты стала тосковать по мне, как по любовнику? — недоверчиво прищурился принц. — Мы же всегда были друзьями!       — Те, кто делили ложе, как муж и жена, никогда уже не будут лишь друзьями! — возразила она. — Я всегда ждала, что ты захочешь меня снова. И вот ты захотел! Поэтому я и пришла…       — Но я женат, Тауриэль! — он сделал шаг назад, снова отстраняясь, но эллет шагнула к нему и обняла сзади, обхватив руками за талию.       Леголас почувствовал, как её упругая грудь уперлась в его обнаженную спину, а теплые ладони настойчиво скользнули вверх по мускулам его груди, описывая круги. Он поспешно схватил её за руки, останавливая, однако, её прикосновения сделали всё же своё дело. Принц ощутил, как в его теле пробуждается желание, вопреки его воле. Дыхание у него участилось, а кровь прилила к вискам и застучала, требуя выхода напряжения.        Его соблазнительница была прекрасна в своём безумстве, она манила его, совращала… Её зелёные глаза и жаркие, настойчивые объятия обещали сладкое блаженство. Принц невольно вспомнил то, что произошло у них так давно. Он также, как и сейчас был близок с ней, касался её губ, рук, сжимал её тело, лаская… Стоп! Что это с ним? Он не должен поддаваться соблазну! Он не может предать свою жену!       Но Тауриэль уже почувствовала, что принц готов сдаться на милость победителя, и поспешила перейти к решительным действиям. Она пододвинула ближе кресло, стоявшее у камина, и нежно, но настойчиво, толкнула Леголаса на мягкое сиденье, моментально оказавшись на его коленях. Её мягкие, розовые губы, снова накрыли его уста, а руки обвили юношу за плечи.       Принц безуспешно пытался отстранить её так, чтобы не сделать больно, ибо он уже начал злиться. Однако дева лишь теснее прижималась к нему, не желая сдавать своих позиций. Её расчёт был на то, что Леголас был здоровым молодым мужчиной, а значит имел определенные потребности. Ему нужна была женщина. Женщина, а не эта сопливая девчонка, которую ему выбрали в жёны! Тауриэль собиралась показать ему разницу между опытной любовницей и запуганной девственницей.       — Я люблю тебя! — страстно выдохнула она. — И желаю… И ты меня тоже желаешь, я знаю... Не отрицай! Я вижу былую страсть в твоих глазах!       — Прекрати, Тауриэль! — в голосе его зазвучал металл, однако он так и не столкнул эллет со своих колен. — Прекрати сейчас же! Я не стану этого делать.       — Не лги! Ты любишь меня. Я всегда это знала! Ты ведь сам попросил меня стать твоей женой! Почему теперь отталкиваешь? — жалобно воскликнула Тауриэль, а глаза её наполнились слезами и заблестели, словно два переливающихся изумруда.       Сердце юноши дрогнуло. Что ж, он заслужил этот упрек. Если бы не это трижды проклятое всеми балрогами Ангбанда письмо… О, Эру, где находился его разум, когда он писал, а главное — когда отправлял его Тауриэль?! Закрыв глаза, Леголас сокрушенно покачал головой.       — Прости меня… — прошептал он. — Клянусь, я не знаю, что меня заставило сделать это. Я не знал тогда, что отец заключил брачный договор от моего имени! Поверь, я никогда не хотел причинять тебе боль.       — Значит, если бы этого договора не было, ты не отказался бы от своих слов? — спросила дева.       Кажется, она поймала его… А ведь и правда, если бы он не был сейчас женат, пошёл бы он до конца в своём желании связать себя с Тауриэль? Приняв его молчание за согласие, дева снова бросилась ему на шею.       — О, я знала, что я нужна тебе, любимый, — страстно зашептала она. — Тогда откажись от венчания! Ещё ведь не поздно, обряд не совершён. И тогда мы будем вместе… навсегда...       — Нет! — его голос прозвучал твердо. — Я не могу сделать этого.       — Почему? — спросила она, отстраняясь и заглядывая в его глаза. — Разве ты уже… был с ней?       — Потому, что я люблю её, Тауриэль, — тихо ответил Леголас, опуская взгляд. — Прости! Именно поэтому я и не должен был присылать это письмо… Я ранил твою гордость и мне ужасно стыдно за это! Ты вправе презирать меня.       На несколько мгновений повисла гнетущая тишина, а потом Тауриэль внезапно разрыдалась, закрыв лицо руками. Леголас мог лишь беспомощно наблюдать за ней, боясь даже прикоснуться, чтобы утешить. Она всё рыдала, так горько и безнадежно, что принц, движимый чувством вины, обнял её и прижал к своей груди, пытаясь успокоить. Так они просидели некоторое время, обнявшись, в кресле у камина. Тауриэль постепенно успокаивалась: всхлипывания становились всё реже, она склонила свою голову к нему на плечо и молчала. Молчал и принц.        Хвала Эру, он извинился! Сможет ли Тауриэль понять его и простить? Оставалось надеяться, что сможет. Сам себя он едва ли простит когда-нибудь. И только Леголас подумал, что разрешил все свои проблемы с женщинами за этот непростой день, как судьба снова нанесла ему сокрушительный удар.       Дверь в его комнату тихо отворилась и на пороге вдруг возникла Аэлин. Она была в одной ночной сорочке, с распущенными волосами, видимо, собираясь отойти ко сну. В руках у неё был тонкий свиток, который она только что прочла. Потрясенный взгляд её синих глаз встретился с испуганным взглядом мужа и торжествующим - соперницы.       Аэлин глядела на Леголаса и сидевшую у него на коленях Тауриэль, и не могла поверить, в то, что видела перед собой. Сцена настолько шокировала её, что принцу показалось, что его молодая жена сейчас лишится чувств. Тауриэль моментально соскочила с его колен и подняла с пола своё платье, пытаясь прикрыть им наготу, а Леголас, вскочив на ноги, шагнул навстречу жене, протягивая к ней руки.       — Аэлин…       Она отчаянно замотала головой, выставляя вперед руки, чтобы не позволить ему коснуться её, и попятилась в коридор. Принцесса хотела броситься в свои покои, но вдруг со всего размаху налетела на короля. То ли от неожиданности, то ли от пережитого шока, девушка слабо вскрикнула и рухнула без сознания под ноги Владыки. Трандуил успел поймать её у самого пола и без труда подхватил на руки.       — Похоже, что это моя доля — постоянно оказываться рядом, когда твоя жена лишается чувств? — иронично спросил Трандуил у сына.       Однако, увидев не совсем одетого Леголаса и совсем раздетую Тауриэль, поспешно натягивающую платье, король грозно нахмурился.       — Что здесь происходит? — резко бросил он. — Леголас?       — Отец, я объясню потом! — отмахнулся принц, протягивая руки к Аэлин. — Дай её мне, нужно позвать лекаря или горничную!       — Оставайся на месте и приведи себя в порядок! — сухо отрезал Трандуил. — А ты, Тауриэль, немедленно ступай к себе. С тобой я разберусь утром.       И с этими словами Владыка отправился в покои Аэлин, где осторожно положил её на постель. Прибежавший лекарь сообщил, что у принцессы лишь обморок и скоро она придет в себя. Леголас попытался было присоединиться к отцу у постели жены, но Трандуил велел ему покинуть комнату и ждать.       — Я не хочу продолжения истерики! — хмуро сказал Владыка. — А если она увидит тебя, это непременно случится.       Положив на лоб девушки прохладный компресс, лекарь удалился. Горничную король отпустил сам. Он намерен был дождаться пробуждения принцессы, чтобы узнать, что же стряслось в комнате Леголаса. Хотя, догадаться было несложно. Неужели же его сын совершил такую непроходимую глупость, как измена перед самой свадьбой?       Когда, спустя полчаса, Аэлин открыла глаза, вместо Нэи она обнаружила короля, сидевшего на краю её постели. Она с удивлением взглянула на него. Что от здесь делает?       — Тебе лучше? — тихо спросил Владыка. — Скажешь мне, что случилось?       И тут Аэлин вспомнила. Вспомнила, что привело её к обмороку. Боль столь резко пронзила её сердце, что она вдруг горько разрыдалась. Она так нуждалась сейчас в утешении, что, не раздумывая, кто находится перед нею, внезапно бросилась на грудь Трандуила.       Владыка бережно обнял её, гладя по голове и шепча слова утешения. У него никогда не было дочери, а, следовательно, он никогда не утирал слёзы юным девам. Что касалось Леголаса, то в последний раз он утешал его подобным образом, когда принцу было лет пять или шесть. Слезы сына король видел в последний раз в тот день, когда погибла его мать… С тех пор ни отец, ни сын не проливали слёз. Но сейчас, слушая жалобные всхлипывания Аэлин, Владыка почувствовал, как его сердце понемногу оттаивает, словно от него откололся маленький кусочек льда.        Спустя десять или пятнадцать минут, обессилевшая от слёз, девушка уснула у него на плече. Король тихо поднялся, коснулся губами её влажного лба и покинул комнату. Зайдя к сыну, он обнаружил его сидевшим в том же кресле у камина. Леголас глядел на пламя с отсутствующим видом, держа в руках ту самую записку, что нашел на полу: ту, что выронила его жена, когда упала в обморок. На маленьком листочке бумаги было выведено следующее:       «Приходи через полчаса в мою комнату. Леголас»       Принц растерянно перечитывал послание, не сомневаясь в авторстве Тауриэль. Эта мысль не укладывалась в его голове… Значит, это было подстроено ею… Увидев отца, он сразу вскочил, но Трандуил остановил его повелительным жестом.       — Она спит, не тревожь её сейчас. Я не желаю знать, как произошло то, что я увидел. Но я даю тебе два дня на то, чтобы разрешить эту ситуацию без скандала и отмены свадьбы. Ты уже давно взрослый мужчина, так поступи, как должно воину и принцу!       С этими словами Владыка удалился, оставляя сына предаваться самобичеванию весь остаток ночи, вплоть до рассвета. ***       Утром Аэлин обнаружила у своей постели Нэю, которая ждала её пробуждения. На столике у постели стоял поднос с завтраком. Аэлин решительно отказалась, сама мысль о еде вызывала у неё чувство, близкое к тошноте. Но Нэя была тверда.       — Его Величество велел передать, что лично явится сюда и накормит тебя силой, если ты вздумаешь отказываться от пищи!       Девушка с сомнением взглянула на горничную. Уж не придумала ли она это, чтобы заставить принцессу позавтракать? Но проверять, являются ли намерения Его Величества истинными, у неё не было никакого желания. А потому, принцессе пришлось через силу проглотить свой завтрак. Как ни странно, она почувствовала себя лучше.       Силы ей сегодня понадобятся, это точно. Ей нужно очень серьёзно подумать. И принять решение о своей дальнейшей судьбе. Попросив Нэю оставить её одну, Аэлин заперлась на ключ.       Она упрямо не желала отпирать, несмотря на неоднократные попытки мужа поговорить с ней. Аэлин не желала с ним разговаривать. После того, что она увидела, едва ли разговор имел смысл. Полураздетый Леголас, сжимающий в своих объятиях абсолютно нагую Тауриэль… О чем вообще можно говорить, когда всё и так понятно? Он же не табуретом от неё отбивался, ведь так?       Аэлин казалось, что ей было больно, когда она узнала об этом растреклятом письме мужа к его «первой любви», но то, что она почувствовала вчера, увидев своими глазами доказательство его измены, не шло ни в какое сравнение с той болью. Её терзала боль разочарования, что было намного хуже. Обиду можно простить рано или поздно, а разочарование оставляет пустоту в душе, словно её выжгло пламя. Она плакала целый день, а к вечеру ей показалось, что слёз уже не осталось. Одна и та же мысль крутилась в голове: как он мог? Как?!       Несколько часов назад Леголас целовал её, прижимал к себе, шептал слова любви… Она чуть было не отдалась ему! Слава Эру, этого не произошло, иначе было бы ещё больнее. И его поступок был бы ещё более циничным предательством. Что же теперь делать дальше? Как она сможет произнести свадебную клятву и возлечь с ним на супружеское ложе? Да она до конца мира не забудет его в объятиях Тауриэль, а значит, не позволит мужу прикоснуться к себе!       Отказаться от свадьбы? Разразится скандал. Отец тоже не поймет её и вполне справедливо может заявить, что отказываться нужно было раньше. Нет, она не станет портить свадьбу Арвен и Арагорну. Отказ от свадьбы исключается! Надо придумать что-то другое.       Время от времени Леголас снова возвращался к её двери и отчаянно колотил по ней, призывая Аэлин поговорить с ним. Он пробовал и уговаривать, и злиться, и даже угрожать, что разнесет дубовую дверь в щепки, если жена не подчинится ему. Он был в бешенстве. Или, скорее, в отчаянии, и Аэлин могла бы убедиться в этом, если бы открыла дверь.        Она понимала бессильную злобу своего мужа — король, видимо, взял с него клятвенное обещание помириться с женой, а на это у принца оставалось всего два дня, до отъезда в Гондор. Трандуил вовсе не хотел публичного позора на всё Средиземье, который непременно разразится, если Аэлин сбежит из-под венца. Следовательно, именно короля она должна была благодарить за то, что её муж так упорно обивал порог её спальни целый день, а вовсе не муки совести самого Леголаса.       Как могла она так ошибиться в нем? Поверить его словам о любви? Или все мужчины поступают так — объясняются в любви жёнам, а потом идут и спокойно предаются своей похоти в объятиях любовниц? Но почему-то Аэлин не представляла, что Арагорн смог бы так поступить с её сестрой! Выходит, это именно её бремя — быть обманутой женой. Да ещё на пороге венчания. Обидно…       Так что же всё-таки ей делать? Может… обвенчаться и не позволять ему прикасаться к себе? Хорошая мысль! Глаза девушки сверкнули мстительным огнём. А вдруг муж принудит её силой? Перспектива быть изнасилованной в свою первую брачную ночь как-то не вдохновляла… Хотя, в глубине души, Аэлин не считала Леголаса способным на такое. Подобного поступка скорее можно было ожидать от Саурона, попади она в его руки, но не от сына короля. Значит, у неё есть возможность сыграть на этом и хоть как-то отомстить мужу за его предательство!       В том, что ей самой не грозит сорваться и добровольно подарить мужу своё тело, Аэлин была уверена. После увиденной вчера сцены она вообще сомневалась, что у неё возникнет подобное желание. Во всяком случае, по отношению к нему. Да если он только попытается обнять её, она всякий раз будет видеть его объятия с Тауриэль. Не говоря уже об исполнении супружеского долга. Долга… Надо же, какое точное определение! В её случае это обещает стать именно долгом, тяжким бременем… Нет, никогда она не сможет отдаться мужу без любви! Ему придётся смириться! ***        В это же время Леголас мерил шагами свои покои. Он бродил кругами, словно дикий зверь, запертый в клетке. Беспокойство от молчания Аэлин приводило его в отчаяние. Ему так необходимо поговорить с ней! Он должен попытаться оправдаться перед женой.       Неужели же она не понимает, что вся эта сцена с Тауриэль была заранее спланирована? Ведь записка, которую получила Аэлин доказывает это! Почему же она не хочет выслушать его? Он уже охрип за целый день, безрезультатно взывая к ней под запертой дверью.       Как могло случиться, что их снова так жестоко разлучили? И кто? Тауриэль?! Та, кого он считал своим другом навсегда. Он и подумать не мог, что она способна на такие подлые интриги. Или она думала, что он простит ей потерю Аэлин? Видимо, он недооценил силу женского коварства…       Но она же никогда не любила его! Тауриэль действительно отдала когда-то ему свою невинность, но это произошло так давно! Это была единственная ночь, после этого он покинул Лихолесье, и они никогда об этом не вспоминали, даже после его возвращения!Тауриэль ни разу не попрекнула его ничем, не предъявляла никаких прав на него… Так почему вдруг ей понадобилось разлучать его с Аэлин? Неужели только из мести?       Леголас опустился в кресло у камина и с усталым вздохом уронил голову на руки. Да, Тауриэль поступила подло и коварно, но он по-прежнему винил во всём только себя.