Раньше...

      Некоторые люди по праву считаются искусством. Словно созданные небесным скульптором, они заставляют нас обернуться им вслед и еще долго вспоминать, как их взгляд вскользь прошелся по нам.       Эдди понимает — он не в себе, если ему до одури необходим какой-то мальчишка-модель, с челкой, что вьется вихрами, и полными, очерченными губами.       Глаза напротив всматриваются во многочисленные веснушки, отчего Эдди неловко. Внутри, а снаружи он выдерживает пытку почти стойко, с обычной, вежливой улыбкой.       В воздухе витает что-то неуловимое, эфемерное, когда Каллум смотрит в объектив фотокамеры. Лицо невинного ангела, слегка стыдливо прячущего порочные серые глаза.       Эдди определенно не хватает воздуха. Или как называется чувство, когда тебе горло сдавливает собственный галстук?       Расслабляет, отходит в другую сторону, чтобы Тернер не мог на него смотреть даже при желании. «Любоваться, но не трогать», — девиз Рэдмейна на данный момент.       Каллум иного мнения, его взгляд в вечном поиске точеной фигурки, идеально ровной, выструганной, как под заказ.       — Не дергайся, Каллум, смотри чуть вниз. Вот так, да, — вторит фотограф, пока вспышки света неприятно бьют по лицу.       Теперь все равно, сейчас мысли совсем о другом, можно забыть, кого ты стараешься изобразить. Каллум срывается.       — Может, на сегодня хватит? — нервно бросит, заметив шею в крапинках солнца. — У меня болят глаза, ок?       Мужчина фыркает и безразлично пожимает плечами, оставляя подобие студии без своего присутствия. Каллум ерошит челку, пока подходит к окну. Раскрывает нараспашку и в кармане куртки, что на подоконнике, находит начатую пачку сигарет.       — Ты так стараешься меня вывести из себя? — интересуется парень, когда тепло рук ложится ему на плечи. — Эдвард?       — Прости, я не специально, — поцелуй в затылок и тихий выдох. — Решил, тебе нужно будет отвлечься.       — Отвлечься, — посмеивается, выпуская струйку дыма на улицу. — Еще один такой трюк и конец моей карьере. Я ведь только на тебя смотреть могу.       Поцелуи на шее, пока плотнее стискивает в руках, и Тернер послушно наклоняет голову вбок, прикрывая глаза.       — Эдди, не здесь.       — Мы не виделись месяц, я больше не могу, — нетерпеливо шепчет на ухо, прикусив его следом.       Каллум тянет губы в хитроватой ухмылке и кладет ладонь на отчетливо ощутимый стояк Эда. Поглаживает, едва сжимая, и слышит сипение в область шеи.       — Попал ты, Рэдмейн, — слегка поворачивает голову, чтобы улыбнуться ему в глаза.       У Эдди во взгляде — пылающий огонь, и его Каллум ни капли не боится. Правда знает, каков его партнер, когда едет крышей. Может взять прямо сейчас, прямо здесь и, блять, Каллум будет доволен таким поворотом.       — Я последние мысли из тебя вытрахаю, подлец, — поцелует за ухом и, прикусив губу, отстранится. — И знаю, что ты сам этого добиваешься.       Тернер и не скрывает. Опирается локтями о подоконник, как бы невзначай выгибаясь в спине, время от времени мнется с ноги на ногу и... напрашивается.       Эдди не знает, когда его собственная жизнь свернула не туда и смысл существования замкнулся на нем. Боится до неприятных мурашек по левой руке, чертовски боится, что однажды мальчишка просто оставит его одного посреди осколков стекла.       И найдет кого-то получше.       — Твои мысли слышно за версту, Эд.       Глубокий [не по возрасту] голос выбрасывает из размышлений.       — Ты считаешь нас неправильными.       Потушит окурок, развернется и в два шага окажется у лица.       — Считаешь, я не заслуживаю тебя?       Эдди захлопает глазами, ошарашенный подобным вопросом.       — Хотел спросить то же самое, знаешь, — прошепчет фактически, ладони кладя на крепкую [уже] шею. — Заслуживаю ли я...       — Боже, Эдвард, ты такой...       — Идиот, да?       Заключит в объятия, пальцами цепкими впиваясь в рубашку, как утопающий в спасательный круг.       — Я люблю тебя.       Эдди проводит носом по темной макушке, вслушиваясь в три главных слова.       — И черта с два ты от меня отделаешься.       Каллум смотрит в самую душу, пока Эд выдыхает тихое:       — Я знаю, малыш, я знаю...