27 декабря 1997 года, канун Нового Года
Очередной снежный день, очередное холодное утро. Дети уже резвились в мягком снегу, играли в снежки, делали ангелов на белом покрывале… Подростки же лежали в теплой постели и радовались наступившим каникулам. Все готовились к предстоящему празднику: украшали дома разноцветными гирляндами, сверкающими холодными вечерами множеством разноцветных огней, отражающихся в окнах соседский домов, ставили пушистые ели в домах и готовили праздничную еду. Сколько же хлопот! «В тот день я проснулась от криков детворы с улицы. На часах уже было пол одиннадцатого. Виктория до сих пор спала, обнимая своего любимого медведя Тобби, которого ей подарили на её третий день рождения. Мы были близняшками, нас одевали в одинаковую одежду, делали одиноковые прически; так делали все, и наши родители не стали нарушать традиции. В прошлом году нам исполнилось семь. Мы пошли в первый класс, завели первых друзей и старались себя прилично вести, дабы показать себя с лучшей стороны. В этот день был наш день рождения. Я радовалась, как сумасшедшая, словно это было в первый раз. Первым делом я разбудила Викторию, которая видимо не была рада столь раннему для нее пробуждению. Но как только я напомнила ей о нашем общем празднике она сразу же подскочила, будто бы совсем не хотела спать. Мы осторожно открыли дверь своей комнаты и вышли в коридор. На удивление, было тихо. Обычно в это время мама уже хлопотала на кухне, готовила завтрак отцу и смотрела утренние новости. Тишина казалась зловещей, будто бы дом опустел за прошлую ночь, пока мы тихо спали под тёплыми одеялами. Виктория посмотрела на меня своими голубыми глазами. Я поняла её без слов, взяла за руку, и мы пошли вперёд к лестнице. Топая своими маленькими ножками по деревянным ступенькам, мы не думали о чём-то плохом, нам просто было не по себе. На кухне был погром. Тарелка с печеньем была на полу, её осколки были рассыпаны по полу, словно первый снег на алфальте. Рядом пролитый кофе. Мама сидела на стуле и перевязывала руку. Бинт медленно пропитывался алой кровью. Отца не было. Его ботинок тоже, как и машины. Наверное, в этот момент я поняла, что счастливое детство закончилось. Виктория вжалась в мою руку и тихо плакала мне в плечо. Я же ничего не чувствовала. Страх сковал меня изнутри. Я лишь смотрела пустым взглядом на мамину ладонь, на кровь, что капала на белую праздничную скатерть и думала об испорченном дне рождении. Мама сказала нам, чтобы мы шли наверх и больше ничего. Она не хотела нас пугать, но у неё не получилось… Тогда я не понимала всей серьёзности проблемы. Меня волновал только день рождение. Сейчас же, я знаю правду и знаю, на сколько всё было серьёзно. В тот день мама готовила завтрак, смотрела новости, всё как обычно. Отец был не в духе, всё время говорил о затратах на наш праздник, Рождество… Он всегда был таким. Вспыльчивый, жадный, эгоистичный параноик. Ссоры были обычным делом в нашей семье, просто, в большинстве своём, они проходили вдали от наших глаз и ушей. Мы думали, что у нас замечательная, дружная и любящая семья. Но в этот раз он вспылил больше обычного. Ему не понравился кофе, мама что-то ответила, и понеслось… Тарелки в один миг оказались на полу, а один осколок пронзил мамину руку, не без помощи отца конечно. Это стало последней каплей в бескрайнем океане боли. Тяжёлый развод, раздел имущества… Виктория осталась с мамой, а я с отцом. Ему не нравилось со мной сидеть, ухаживать за мной. Он не придумал ничего лучше, чем отдать меня бабушке в далёкий горный городок — Милтон. Там не было красивых небоскребов, большого красивого дома, любимого домика на дереве. Лишь небольшая деревянная хибара с флагом Канады, стоящая на холме, холодная комната в крыше и тихие ночи, проведённые в призрачных воспоминаниях о прошлой счастливой жизни… Со временем я привыкла, пошла в новую школу, обзавелась новыми друзьями. Бабушка заменила мне мать, любила меня, как свою дочку, старалась не говорить об отце и матери, обрывала все нити прошлого. Я не общалась с Викторией, она лишь посылала мне письма на Новый год и наш общий день рождение. Я не веню её, даже понимаю. Я сама не очень-то шла на контакт. Старалась всё забыть. Годы шли, вот мне исполнилось шестнадцать. Первая любовь, обернувшаяся слезами и болью в сердце. Пару раз приезжал отец, привозил мне денег на новую одежду и сразу же уезжал, будто бы не хотел смотреть мне в глаза. Я тоже не особо хотела его видеть, он стал мне чужим, скорее даже врагом. У него своя семья, дети, новая жизнь, а по другую сторону ограды — я, оставленная на попечение бабушки; груз, что тянет его назад. Виктория приезжала каждое Рождество, но общение с ней было тяжёлым и напряжённым. Мы давно не виделись, появились разные интересы, мы будто бы стали дальними родственниками друг другу, а не родными сёстрами. Затем началась Разруха, и цивилизация совсем исчезла из этого богом забытого места. Жить стало труднее, почта не работала должным образом, писем я не получала совсем. Рядом находились угольные шахты, на которые отправляли впахивать заключённых. Мне было страшно, я чувствовала, что однажды всё пойдёт не так, и они сбегут и убью кого-нибудь. Хорошо, что этого не произошло. Когда мне исполнилось двадцать я забыла прошлые обиды, жизнь и воспоминания. Бабушке становилось хуже с каждым днём. Лекарств не хватало, как и врачей. Нам помогали, как могли и чем могли. Я ходила в лес за грибами рейши и шиповником, чтобы хоть как-то унять её боль. Лучше ей, конечно, не становилось. Мы приглашали доктора Гринвуд, она привозила лекарства. Бабушке стало лучше. Через три года её не стало. Она была для меня самым дорогим человеком, которого я потеряла. И вновь боль. Жить одной трудно и непривычно. Всё приходилось делать самой. Раньше мне помогала бабушка разжигать камин, готовить что-то… Как всегда бывает, боль прошла. Осталось только одиночество. Чтобы хоть как-то его заглушить, я помогала Серой Матери. Она была рада, что хоть кто-то её не бросил. А я обрела близкого человека. Сейчас мне двадцать пять, я живу всё также. Виктория перестала писать и приезжать совсем. Отец, видимо, забыл обо мне, но может это и к лучшему. Я помогаю местному фермеру, собираю лечебные травы и живу обычной жизнью местных людей. Можно даже сказать, что я обрела гармонию с природой. Я счастлива.»Из дневника Хлои за 25 августа 2016 года