Пустышка

12:41, через восемь часов после

— Даже у «идеального» Уджина что-то пошло не так? — усмехается Минхо, и телефон злого Кима врезается в горшок с цветком рядом с Ли.       Что-то не так пошло с самого начала, с того момента, когда они встретились перед той операционной, тогда, когда Уджин взял на себя обязанность помочь Джисону. Так Ким считал до сегодняшнего дня. Он снова смотрит на безразличное лицо Минхо с едкой, едва уловимой ухмылкой. Кажется, Ли всё это лишь забавляет. Кажется, его забавляют мучения его предназначенного Хана. Уджин только сейчас, когда его коллега позвонил, сообщив, что, мол, твой друг в больницу угодил с порезами, узнал обо всём. А лицо Минхо говорит само за себя — знает. Знает и поэтому внезапно свалил из квартиры Кима, где остановился на некоторое время, ночью. — Да пошёл ты! Он же может в психушку попасть! — Уджин зол как никогда, и эта злость впервые выливается в свет, на самого Минхо, привыкшего к спокойному всегда другу. Парень даже не думает подойти и забрать свой телефон с треснутым дисплеем, что ещё лежит на полу, хватает свою куртку и бежит из квартиры, громко хлопнув дверью.       С чего же всё это началось? И вновь этот вопрос. Он снова пробрался в голову Кима, раскидывая свои длинные проворные щупальца в самые потаённые уголки сознания. С чего? Может ли это действительно быть тот момент, когда Уджин нашёл Джисона под дверьми операционной? Но ведь психолог не раз встречал убивающихся людей в том же месте и всегда предлагал помочь, мягко, но фальшиво улыбаясь. Он учился улыбаться так, чтобы человек смог ему довериться. Даже так, почему он не сделал как всегда? Почему не сказал обыденные слова: «я попрошу для Вас палату, пожалуйста, пошлите»? Почему на молчание ответил молчанием и ожиданием? Это не похоже на Уджина. Да, ему присуще искать подходы к людям, типичным пациентам, но Джисон…       Ким вспоминает глаза Хана в тот момент, всё его существо и дрожащий голос, тихо проговаривающий своё имя. Тогда в голову врача прокрались сомнения. А вдруг этот парень — тот, от кого отказался Минхо? У него нет имени на запястье, нет каких-либо отличительных меток. «Возможно, он несовершеннолетний» — подумал тогда Уджин, ведь парень выглядел молодо, а значит что ему может быть и лет семнадцать, так?       Уджин выходит из душного лифта и быстро добирается до выхода из дома. Холодный ветер, остаток только что ушедшей зимы, больно ударил в лицо. Весна… да, уже весна… Прошло два месяца с их первой встречи. Может ли Уджин что-то чувствовать по отношению к Джисону? Возможно. Может ли что-то чувствовать Хан? Возможно. Светловолосый парнишка стал для врача кем-то по-настоящему особенным, кем-то, кого можно защищать и поддерживать. Но что можно сказать о самом Джисоне? Чувствовал он или нет — это знает лишь сам Хан, Ким лишь может догадываться, сравнивая его поведение ранее и позднее. Парень менялся на глазах, хоть его депрессия, в коей он уже безвозвратно тонет долгое время, ни на шаг не отступала, но он менялся.       Ключ зажигания с щелчком поворачивается и автомобиль издаёт звук заводящегося мотора. «Лишь бы всё обошлось.» — думает Уджин, выезжая на дорогу. Он не перестаёт думать о Хане, его бельчонке, и о документах на парня, которые психолог хранит у себя в кабинете. О них никто не должен знать. Все записи о новых и старых порезах, которые всегда замечал Ким и ругал за это, изменения в поведении парня и… вся его история, со слов самого Джисона, что была собрана буквально по кусочкам из мелких отрывков, когда младший иногда открывался Уджину, рассказывая что-то о себе. Ким боится, что их забрал Ли, боится, что использует их явно не в пользу Джисона и Уджина. Боится, что его истинность начала возвращаться вместе с острой ревностью, переходящей немногим в садизм.       Но психолог опаздывает, приходит слишком поздно. Документы пропали, а Хан, оказывается, уже собирает вещи, чтобы отправиться на лечение с утра следующего дня в далёкую от Сеула лечебницу. Лечебницу, которой готовится управлять Минхо. «Какое совпадение, » — рычит про себя Ким, возвращаясь в свою машину и снова запуская мотор.

17:55, за городом в больнице

      Почему бы Ли Минхо не отстать от обоих? Почему именно сейчас, после всего, что произошло, он начинает интересоваться тем, кого уже давно упустил? Странно, не правда ли? Может быть сказывается естественная сущность парня? Но он сделал операцию и это не может быть причиной всему… Или может? Бывали случаи, когда после операций возвращалась истинность, но это разве не простые слухи, что обычно распускают какие-нибудь врачи, предостерегая молодых, «ещё зелёных», людей, от ненужного вмешательства в их организмы. Минхо тоже предупреждали, ему говорили всё время, что он пожалеет, что он снова станет прежним Ли Минхо, с именем неизвестного Хана Джисона и тяжестью на сердце, явившаяся вместе с ним. Он не чувствовал то же, что и его предназначенный, нет, он не мог. Но вместе с именем исчез тот, кого он любил.       Может быть именно после того, как Минхо исполнилось восемнадцать и его бросили, он и решил раз и навсегда отказаться от того, кого даже не знал. Возможно, им руководила злость, ему шептало разбитое сердце, а разум мутнел от тумана печали, но он решился на операцию и всё равно, что его пара будет жить с мыслью, что не нужен соулмейту или тот мёртв, будет убиваться. Ведь очень часто такие люди сходятся с подобными себе, привязываются друг к другу ложной истинностью путём медицинского вмешательства и живут так всю свою жизнь.       Минхо до последнего думал, что так и будет, в какой-то степени был рад тому, что некий Джисон будет с действительно лучшим чем он человеком. Он был рад узнать, что парня нашёл Ким, рад, что они вместе до тех пор, пока не… — Ну вот, опять, — вздыхает Ли, закатывая рукав на правой руке и касаясь места близ кисти, где раньше было выведено красивым чёрным цветом имя и слегка потирая его, — чешется…       …не начались первые признаки проявления метки. Ли не в курсе всех этих точностей истинности, он никогда не встречался с человеком, который бы вернул свою предназначенность после операции и даже не задавался вопросом «а что будет?» Неприятные ощущения не покидают его уже несколько дней, а предчувствие чего-то плохого и вовсе сегодня разбудило его с утра. «Кажется, я схожу с ума, » — подумал про себя тогда Ли.       Минхо держит в руках папку с записями Уджина, рассматривая её содержимое и напрасно ища хоть одну фотографию Джисона. Он знает, что сможет увидеть его, но любопытство и желание получить нужное сразу же не покидают его. В который раз он рассматривает последние, писанные второпях кривым почерком, строки об изменениях в поведении Хана? Второй? Третий? Ли не зря заканчивает психологический факультет, он прекрасно понимает почему он начал меняться. Джисон влюблён. Влюблён в Кима, не в Ли. Почему из всех возможных людей именно лучший и одновременно единственный друг Минхо стал тем, кто сделает то, что не сделал он — примет того мальчика? Ли не хочет отпускать ни того ни другого, не хочет, чтобы имя проявилось, не хочет, чтобы Джисон был с Уджином. — Какой же я эгоист, да? — спрашивает сам у себя Минхо, захлопывая папку и кладя её в середину стопки с подобными документами на других пациентов. Потом он встаёт, подходит к двери и в последний раз кидает взгляд сначала на все те же документы, а потом на небольшое зеркало. Усмехается, про себя спрашивая: «Поиграем?», и выходит из своего кабинета.       Уджин не намерен отступать, он уже подаёт своё резюме на работу в ту лечебницу. Минхо же с нетерпением ждёт приезда новичка, готовя ему отдельную палату. А Джисон, светловолосый парень с депрессией, всё ещё не хочет жить.