***
Слабый запах сигарет всё ещё витает в воздухе, исходя белой дымкой от не до конца потухшей сигареты в пепельнице с такими же фильтрами рядом. Квартира, что еще день назад практически сияла от чистоты, уже узнать невозможно. Битый фарфор бывшей посуды вместе с зелёными яблоками, что ещё слегка покачиваются из стороны в сторону, покрывают весь пол светлой обеденной комнаты, сверкая и показываясь из-под белой скатерти. С грохотом с самых верхних полок стоящего почти в самом углу шкафа падают, одна за другой, книги, подталкиваемые твёрдой мужской рукой. Минхо зол и расстроен, разрушает всё, что видит, короткими ногтями впивается в чёрную надпись на запястье, расчесывая или, скорее, пытаясь содрать её. Вслед за приборами и скатертью падает тёмный деревянный стол и пара стульев, раздаётся громкий истошный крик. Ли привык жить желанием ни о чём не жалеть. Он не пожалел, когда сделал операцию, не пожалел, когда самолично уничтожил личную жизнь своего близкого друга, не пожалел, когда решил поиграть с огнём. И что же получилось? Что вышло из этого? Ужасная, пронизывающая до самых дальних нервов, боль, что и душит, и режет одновременно. Он чувствует, как его руки болят, словно по нежной коже проводят сразу тремя очень острыми ножами. Всё его тело содрогается, он чувствует удушье, дышать не может совсем… Он хватается за шею, глотая воздух из последних сил и широко открывая глаза, будто бы это хоть немного поможет, быстро передвигается по комнате, ища свой телефон и дрожащей рукой сбивает его с полки на пол, тут же падая за ним и быстро набирая номер. Времени мало, ужасно мало, но стоит попытаться, не так ли? Гудки, тянущиеся вечностью, не предвещают ничего хорошего, и смартфон выпадает из руки Ли.***
Знакомый запах больницы, знакомые голоса и взгляды, знакомая женщина, что вновь встречает Джисона мягкой улыбкой и кивком, не отрываясь от своей работы. В регистрации, здесь, обычно работают человека два-три, но в этот раз — лишь эта девушка отвечает на почти непрерывающиеся звонки и принимает всё новых клиентов, пришедших сюда за медицинской помощью. Она напряжена всем своим хрупким, нежным существом, хоть и продолжает улыбаться просто, беззаботно, изредка бросая взгляд на Хана и кивая ему: «подожди, я скоро освобожусь». Она тоже, как кажется парню, странная. Странна тем, что продолжает улыбаться даже тому противному мужчине, что лезет без очереди с обыкновенной простудой; тем, что с особым беспокойством встречает взглядом каждую каталку, направляющуюся в сторону операционной и оттуда; тем, что её руки, маленькие, с ямочками у костяшек пальцем, так быстро перемещаются по клавиатуре, попадая непременно на нужные символы и не допуская даже малейшей опечатки. Джисон наблюдает за её живыми, быстрыми движениями, такими странными и несхожими с медленными, размеренными обыкновенными жестами. Яркая, быстрая, неравнодушная ко всему девушка — та, на кого Хан хотел бы быть похожим. Стать открытым миру, людям, что его окружают, дарим им радость и видеть, как они улыбаются ему, Джисону, не наигранно, а искренне. Проходить всего лишь пара минут, и его подзывает к себе девушка, вручая листок с адресом Уджина со словами, что он давно здесь не работает. — Но я не… — Хан хотел уже что-то произнести, как к регистрационной подходит очередной пациент. — Ладно, неважно. Быстрые мелкие капельки дождя барабанят по крыше автобусной остановки, скапливаются на углах её и вновь падают вниз, на асфальт, разбиваясь на многочисленные более мелкие частицы и оседая в луже. Холодный ветер пробирается под холодное весеннее пальто, доводит до мелких мурашек и взъерошивает светлые волосы Джисона. На улице мрачно, темно и, кажется, совсем скоро станет ещё темнее из-за приближающихся сумерек. Хан ещё днём прекрасно понимал, что дома никого может не быть — будний день, среда, всё-таки. Какая-то небольшая надежда всё равно жила в нём, питая излишней энергией и уверенностью, но чем ближе парень приближался, тем слабее он становился, что-то внутри неистово кричало, что нельзя быть здесь ему, что он должен уходить, нет, бежать… Бежать так быстро домой, к Хвану, куда только угодно, но не сюда. Почему? Почему вдруг это чувство настигло его? Куда исчезла та надежда, уверенность? Почему когда Хан всё же постучал и понял, что никого дома нет, всё равно бросился бежать? Автобус внезапно тормозит совсем рядом с Джисоном, пугая того своей внезапностью и отвлекая от самоанализа. Парень лишь кротко бросает взгляд на его номер и снова устремляет глаза в одну точку на сыром асфальте дороги. Тяжелая металлическая дверь с характерным звуком быстро открывается, выпуская высокую девушку на каблуках. Она быстро прячется под козырьком, успев при этом наступить в единственную лужу и испортить свои брюки. Она злится то ли на дождь, то ли на поспешно отъезжающий автобус, выражаясь не совсем приятными словами. Её глаза сверкают огоньками ярости, когда девушка уже в который раз проклинает какого-то Чанбина и его «дружка», который даже после уговора продолжил делать то, что вздумается. Потом она их обвиняет в том, что её машину отвезли на штрафстоянку и её пришлось добираться на каком-то автобусе до дома. — Да будь ты проклят, Ли Минхо! — складывает она руки в виде рупора и кричит в ту сторону, откуда только что приехала. Хан дёргается, поднимает свою голову и всматривается в лицо незнакомки. Длинные мокрые волосы убраны в хвост, мокрая челка же спадает прямо на глаза несколькими прядями, вся одежда промокла не меньше: белая блузка плотно прилипла к коже, отчего частично стало видно её нижнее бельё. Девушка слегка дрожит, сжимает посиневшими руками свои плечи и вздрагивает, когда замечает парня, что всё это время сидит здесь. — Ты ведь всё слышал, да? Она спрашивает это, уже зная заранее ответ. И хоть это так, она вздыхает, садится рядом с Джисоном и, подобно тому пару минут назад, уставляется взглядом в асфальт. — Меня зовут Суджин, — тихо проговаривает девушка, — и я сегодня была официально отвергнута своей первой любовью и своим парнем. Можно… я расскажу тебе обо всём, парень? Мне больше не с кем поговорить. Хан смотрит на профиль красивой Суджин, не решаясь назвать своё имя и как-то ободрить. Что ей сказать? Вдруг она разозлится на Хана, если узнает, что он знаком с Минхо? Может, стоит просто промолчать? — Не будет ничего страшного, если ты не согласишься, парень. В конце-концов, я никто для тебя. — девушка грустно улыбнулась и уже хотела встать, как услышала слабое джисоновское «расскажи». Она поворачивает голову, смотрит в такие же грустные светлые глаза, видя в них своё собственное изображение, и вновь слегка улыбается. «Спасибо» — медленно произносит она, но потом кивает на подъезжающий автобус с нужным Хану номером маршрута. Парень поднимается, смотрит на девушку в ожидании чего-то, но та лишь сильнее сжимает свои плечи, не говоря ничего. Холодный ветер ударяет в голову, занося с собой внезапную мысль о том, что Суджин холодно, а эту куртку Джисон всё равно никогда не любил, поэтому он её тот час снимает, подходи к девушке, накидывает ей на плечи и заходит в уже открывший свои двери автобус. Суджин… Кто же она такая? Что означают её слова о Минхо и том парне? Минхо встречался с ней? Она — его соулмейт? Из-за блузки было не разобрать, есть ли на её руке что-нибудь вроде метки или нет? В любом случае, что-то между ними произошло и от этого «что-то» Суджин пострадала. Джисон внезапно ловит себя на мысли о том, что думает о чём ему не следует и старается перестать мучить себя догадками о чужих отношениях. — Ты снова здесь, парень? — где-то сбоку послышался знакомый женский голос. — Да, это ты мне тогда отдал свою куртку… Спасибо тебе. Кстати, держи, я её с собой уже который день ношу, чтобы тебе отдать, если встретимся. Джисон не думал, что их встреча состоится так же внезапно, как и первая. И уж тем более не думал, что это произойдёт на той же самой автобусной остановке. Да, он снова приезжал в этот район, искал Уджина. Вновь его не было дома. Возможно, он допоздна на работе, в той клинике за городом или вообще переехал куда-нибудь в другое место. Звонить Хан пытался, но Ким не отвечал и на звонки. Может номер поменял? — Привет, — тихо отвечает Джисон, забирая протянутый пакет с курткой. — Мы так и не поговорили, верно? — спрашивает она и тут же сама себе кивает. — Не против сходить куда-нибудь на чашечку чая, если не занят? Мне всё ещё некому высказать обо всём. Как поступить? Что ответить? Может, сослаться на учёбу или несуществующую работу? Или принять предложение и пойти в кафе выслушивать историю Суджин? В какой-то степени, его это не касается, не так ли? Хан не знает, мечется между любопытством узнать ещё что-нибудь о Минхо и мыслями о том, что это неправильно. Нельзя так поступать, нельзя лезть в личную жизнь посторонних людей. Это их проблемы и они сами должны их решить. — Хорошо, не хочешь — не буду ни о чём рассказывать. Давай просто поговорим о чём-нибудь посидим. В конце-концов, я должна отплатить тебе за куртку. — с каким-то детским рвением увести куда-нибудь Джисона произносит девушка. Она ведь даже не знает его, кто он, почему здесь находится и можно ли ему доверять, так почему…? — Ты же… Джисон, не так ли? Хан Джисон? В её глазах проблёскивает грусть, когда она замечает удивление в лице Хана. Подъехал нужный парню автобус, затем вновь начал отъезжать от остановки, а они так и стоят, смотря друг на друга. И только сейчас Джисон вспоминает, что в куртке, в одном из его карманов, в тот день лежала небольшая вырезка из медицинской карты с его именем. В тот день, когда Хан узнал о профессии Уджина, он со злости вырвал главную страницу медкарты и, скомкав, запихнул во внутренний карман куртки.