* * *
-Да что с тобой сегодня, Тобирама? Хаширама вернул катану в ножны, с мрачным видом наблюдая, как младший брат опускается на примятую под деревом траву и откупоривает флягу с водой. Выглядел Тобирама при этом порядком измотанным: пыхтел, то и дело морщился, похрустывая позвонками, но жалоб не высказывал. -Все хорошо. Дай мне минуту, и продолжим. – Кисло ответил шиноби, поливая лицо и плечи водой. -Никаких продолжений. Хаширама присел рядом с братом, внимательно вглядываясь в его лицо, будто мысли прочесть пытался. На самом деле от такой роскоши он не отказался бы, уж очень странно вел себя сегодня младший брат. Никогда прежде старший Сенджу не замечал за ним рассеянности и несобранности. Даже к тренировкам он относился со свойственной ему серьезностью, будто вел настоящий бой не на жизнь, а на смерть. – Я тебя уже два раза едва не ранил, может, отложим на сегодня тренировки? -Что за чепуху ты мелешь? – Заворчал шиноби, убирая со лба взмокшие от воды и пота волосы. - Когда это ты меня чуть не ранил? Даже близко не был. -Да не об этом я говорю. Ты сегодня несобранный и невнимательный. Раньше я такого за тобой не замечал. -Тебе кажется. -Не кажется, брат. – Хаширама нахмурился, но уже через секунду лицо его разгладилось, а глаза засверкали. – Конечно же, какой я идиот. – Шиноби хлопнул себя по лбу и расплылся в самой широкой улыбке, на какую только был способен. - Ночью-то, поди, не спал вовсе. Старший Сенджу игриво толкнул брата в плечо, на что получил убийственный взгляд, способный любого пригвоздить к месту. -Скажи спасибо, что ты мой брат, иначе я бы тебя поколотил. – Процедил сквозь зубы Тобирама, поднимаясь на ноги и стряхивая с одежды налипшие листья и сухую траву. – Твои шуточки не под мое настроение. -Да будет тебе. – Хаширама миролюбиво сложил руки на коленях, но глаза от того сиять детским восторгом не перестали. – Помню, первый раз оставшись с Мито наедине, я не то, что подойти, даже не знал, что сказать. Пол ночи простоял в углу, как олух, и только после… -О, Ками! Прошу, избавь меня от подробностей. – Тобирама порывисто приложил ладони к ушам и поморщился, словно вкусил гнилой плод. –Это совсем не одно и тоже. Я к Учиха на пушечный выстрел не подойду. -Хана оказалась в той же ситуации, что и ты, если не хуже. Она совсем одна в чужом клане, и если собственный муж не выказывает ей должное уважение, то ни о каком взаимоуважении между кланами и речи быть не может. Вы должны выступать примером для остальных… -Ты себя слышишь? – Вскинулся Тобирама, в ярости сжимая кулаки. – Какой к черту пример? -Хорошо, поговорим на твоем языке. – Хаширама говорил тоном родителя, пытающегося разъяснить глупому ребенку очевидные истины. - Ты считаешь, что принес себя в жертву? Так сделай, чтобы эта жертва не была напрасной. Младший Сенджу одарил брата ядовитым взглядом, закинул на плечо рубаху, снятую во время тренировки, и быстрым шагом двинулся прочь с тренировочной площадки. Хотелось, как можно скорее уйти от пристального взгляда Хаширамы, который никак не мог понять, чего стоила ему эта ненавистная женитьба. Тобирама чувствовал себя разбитым и сонным после ночи, проведенной на соломе в амбаре. И все бы ничего, как воин он привык спать урывками в самых неподходящих местах и неудобных позах, но вчерашний день вымотал его больше, чем он мог себе представить. Во время боя с врагом Сенджу не чувствовал такого острого напряжения, как на собственной свадьбе. Морально он был истощен. И почему, собственно говоря, именно он покинул комнату? Нужно было выдворить нахалку, что решила дерзить и выказывать какие-то недовольства. Тогда бы она раз и навсегда поняла, кто здесь хозяин и в следующий раз не артачилась. Противен он ей. Да Сенджу сам бы никогда не прикоснулся к ее порочному телу даже под пытками. Она была красива, словно природа вложила в свое творение всю силу своего таланта, и ядовита, словно черная мамба. Дай слабину, тут же воспользуется ею и нашлет гендзюцу своими дьявольскими глазищами. Нет, Тобирама не собирался попадаться на такие уловки, тем более какой-то девчонки. Выйдя на полигон, где тренировались воины клана, младший Сенджу почувствовал себя в своей стихии и позволил внутренне немного расслабиться. Хотелось вымотаться настолько, чтобы даже Учиха не помешала ему уснуть этой ночью в собственной постели.* * *
-Мужчины многое потеряли, не придя на такой завтрак. – Заулыбалась Мито, доедая ароматно пахнущий бисквит, воздушный и сладкий, как сахарная вата. Сидели девушки в небольшой комнате, еще вчера вмещавшей в себя всех прибывших гостей, сейчас же разделенной фусума с изображением птиц и цветов. Хана была огорчена отсутствием мужчин. Уж очень ей хотелось пообщаться с Хаширамой, убедиться, что внешний вид его не обманчив, а доброта, сквозящая в карих глазах и широкой улыбке, не надумана. Девушка помогала собирать посуду со стола, когда одна из кухарок, мрачная на вид женщина, в белоснежном переднике и повязанной поверх каштановых волос косынке, выхватила у нее глиняные тарелки из рук и вылетела из комнаты. -Не обращай внимание. – Махнула рукой в сторону женщины Мито. – Хобо не со зла, она любит свою работу и ненавидит, когда кто-то в нее вмешивается. -Я просто хотела помочь. – Хана растерянно проводила удаляющуюся кухарку взглядом и опустилась на циновку, протяжно вздыхая. Она привыкла брать на себя домашние дела, но сейчас, оглядываясь по сторонам, замечая бегающих по дому кухарок и помощниц, девушка с тяжестью на сердце понимала, что здесь такого не будет. Чем же занимается Мито, если не работой по дому? -Не беспокойся, если тебе что-то понадобится, Хобо или кто-то из ее помощниц будут рады выполнить твою просьбу. Хана покосилась на застывших у окна девушек, немногим старше ее самой, взгляды которых пронизывали холодом. Учиха очень сомневалась, что здесь кто-то будет рад выполнять ее просьбы. К тому же, по своей натуре она не любила просить о чем-то других и всегда старалась по мере возможностей делать все сама. Мито поймала печальный взгляд невестки, встала с места и подхватила ее под руку. -Пойдем, прогуляемся. – Сенджу ободряюще улыбнулась и увлекла Хану на улицу. Учиха спиной чувствовала оценивающие взгляды, показательно выпрямилась и вскинула голову. Ни под одним человеком из клана Сенджу она не прогнется, ни одна из этих девчонок не увидит в ее глазах страх и волнение. Девушки шли по узкой дорожке, петляющей между домами. Жена Хаширамы показывала своей невестке владения клана Сенджу, что зеленым ковром простирались на полсотни тё** вдаль, и их невозможно было охватить взглядом. Местность была ухоженной и восхитительно плодородной. Территория клана Учиха не могла похвалиться обилием растительности, все было предельно просто и строго. Здесь же почти у каждого дома за частоколом раскинулись небольшие садики, пестрящие цветами, и мохнатыми, аккуратно подстриженными кустиками. Встречающиеся на пути девушек прохожие почтенно кланялись Мито, а на Хану смотрели, как на диковинную и, в тоже время, смертельно опасную зверушку. Про свадьбу Учиха и Сенджу прознала уже вся деревня, но не всем еще выпала возможность взглянуть на новобрачную воочию. Неприязнь и подозрительность мало кому удавалось скрыть. Хана и вовсе сомневалась, что люди хотели это скрывать, напротив, казалось, выставляли напоказ и лишь из уважения к Мито не плевали в спину. Пусть она стала женой брата главы клана, места ей среди Сенджу никогда не найдется. -Не принимай близко к сердцу. – Мито коротко кивнула женщине, торгующей цветами, загораживая Хану от назойливых взглядов прохожих. – Им, как и тебе, нужно привыкнуть. -Я знаю. – Ответила девушка, с досадой сжав зубы, заслышав в мимолетной беседе двух женщин у прилавка: "Учиха". Произносили они это так, словно подобное слово было оскорблением. Хана успела заметить, что на улочках практически не было мужчин, только ребятишки, женщины и старики. -Мужчины, способные поднимать оружие и сражаться, проводят свободное время в тренировках. – Был на то ответ. - Война между нашими кланами была лишь одной из множества. А сейчас, когда мы объединились, нужно разработать тактику ведения боя, ведь никогда прежде Сенджу и Учиха не сражались плечом к плечу. Моему мужу придется много поработать над этим, но я уверена, он справится. Хану восхитила незыблемая вера Мито в мужа. Заручиться поддержкой жены было едва ли не главным составляющим семейного счастья в это неспокойное время. Ведя непринужденную беседу, девушки и не заметили, как вышли из населенной части клана и теперь ступали по тропе, убегающей к расселине меж двух холмов, поросших невысокими деревцами и кустарником. Хана уловила громкие мужские голоса и хлесткие звуки ударов металла об металл. -Здесь недалеко открытый полигон. - Пояснила Мито. – Хочешь посмотреть? Хана сомневалась всего секунду, после чего любопытство взыграло, и девушка согласно кивнула.* * *
-Тобирама-сенсей, вы сегодня особенно полны желания прикончить меня. – Высказался молодой шиноби, в пятый раз поваленный на землю неожиданной подсечкой младшего Сенджу. -Зато у тебя его как раз-таки не хватает, чтобы помешать мне это сделать. – Тобирама нахмурился, от чего на переносице проступили морщины, но руку все же подал, помогая молодому воину подняться на ноги. -Неужели молодая жена тебя так плохо удовлетворила ночью, что ты кидаешься на всех, словно пес, спущенный с цепи? – Только что освободившийся от спарринга шиноби одарил Тобираму многозначительной улыбкой. – Ходит слушок, что все женщины клана Учиха холодны и безучастны в постели, но ты не переживай. Наши-то бабы куда более горячие и страстные. А у тебя проблем-то с этим не будет, ведь как брат главы клана ты можешь заполучить самую завидную бабенку. -Что-то ты сегодня много говоришь, Тоши. – Проскрежетал сквозь зубы Тобирама. Ему совершенно не хотелось выставлять свою персону на обсуждения, к тому же в таких личных делах. – Спарринг с юнцом тебя, по всей видимости, не так сильно вымотал, раз ты еще можешь языком трепать. - Да будет тебе, нам же всем интересно, правда, ребята? – Мужчина заулыбался, видя согласные кивки остальных воинов. Даже совсем еще юные не остались в стороне, воспылав любопытством, замерли, ожидая интересных взрослых историй. Некоторые из них даже женщину еще не познали, но уже навострили уши. – Мы все заметили, какая твоя жена ладная. Так какого это, обладать такой красотой? Небось отыгрался на Учиховской сучке за все, что ее клан сделал нам? Тобирама резко выпрямился, на лицо его опустилась густая темная пелена. Паренек напротив нервно сглотнул и шагнул в сторону. Видит Ками, он пытался не реагировать на слова Тоши, но тот зашел слишком далеко. Одно дело ненавидеть клан Учиха, другое – оскорблять перед всеми воинами клана его представительницу, обсуждать, словно падшую девку. Тобирама не мог этого стерпеть, хотя и понимал, что надо бы. Как можно было винить всех этих людей в открытой ненависти и презрении, когда он и сам испытывал схожие чувства? Но, в конце концов, кем он будет, разрешая подобным речам произноситься в его присутствии? Если сейчас это не пресечь, кто знает, во что в будущем это может вылиться. -А ты, Тоши, небось, хорошенько отыгрался бы на, как ты там выразился "Учиховской сучке", если бы тебе выпала такая возможность? – Тобирама развернулся, взгляды их встретились, но воин не заметил плескавшегося гнева в глазах оппонента. -Еще бы. – Тоши ухмыльнулся, облизал губы и глянул на людей клана, ища одобрение и поддержку. – Она бы у меня неделю ходить не могла. Эффект, которого он добивался, достиг своей цели. Воины захохотали, заулюлюкали, поддерживая грязные слова товарища, а Тобирама, недолго думая, подскочил к Тоши и рванул того за полы рубахи. -Не забывайся, друг мой. – Тобирама всеми силами держался, чтобы не сорваться на крик. – Учиховской сучкой ты называешь мою жену. -Только не говори мне, что тебя это задевает. – Тоши скривился, но в глазах промелькнула неуверенность. – Не сам ли мне говорил неделей ранее, что предстоящая женитьба – фарс, а девка не вызывает никаких чувств, кроме ненависти и отвращения. Или увидев ее воочию ты поменял свое мнение? -Я не отказываюсь от своих слов, и до сих пор так считаю. Но не соглашусь с тобой в одном – оказаться с этой девчонкой в одной постели не такая уж заманчивая перспектива. – Тобирама ругнулся под нос, злясь на самого себя. Да что он делает, ведь это совсем не похоже на него: говорить то, что хотят слышать окружающие, противореча своим принципам, было не в его характере. – Все Учиха несут в себе зло и проклятие крови. Видимо, я более осмотрителен, нежели ты, потому что девчонку держу от себя на расстоянии, и скорее земля разверзнется, и из нее полезут черти, чем я лягу с ней в постель. Тоши вздернул брови, лицо его приняло восторженное выражение. -Тьфу ты, Тобирама, а я уже подумал, что ты девку защищаешь. – Воин миролюбиво отбросил от себя руки Сенджу и оправил на груди рубаху. – Уверен, многие согласятся со мной – товару нельзя простаивать и, если он не нужен тебе, поделись им с другими. Сенджу словно обухом по голове ударили, выбив в раз все слова и мысли. Ситуация обретала достаточно опасные обороты, так и норовя вылиться в грандиозный скандал, а после, вероятно, в очередную войну. Ни один из Учиха не потерпит такого отношения к соратнице, и дело даже не в большой любви к самой Хане. И Сенджу, и их противникам, ставшим по роковому стечению обстоятельств, союзниками, было не по душе подписанное соглашение о перемирии, и, понимая шаткость мнимого мира, они с удвоенными силами искали повод разорвать договор и развязать войну. Надругательство над Ханой достаточно весомый мотив для этого, ведь она принадлежала семье главы клана. Так чего же хотят Сенджу? Неужели им не осточертело видеть каждый день кровь и смерть, хоронить своих отцов, детей, братьев? Неужели ненависть и жажда отмщения, затуманили их разум? -Что же ты молчишь, Тобирама? – Тоши беспечно оперся о ствол дерева и сложил руки на груди. – Дашь своим людям поиграть с девчонкой? Младший Сенджу с места сдвинуться не успел, Тоши повалил с ног достаточно мощный и неожиданный удар в лицо. Хаширама, взявшийся, словно из воздуха, склонился над поверженным воином и, едва сдерживая клокотавший внутри гнев, процедил сквозь зубы: -Месяц будешь чистить конюшни, а, если еще хоть раз я услышу от тебя подобное – изгоню из клана. Серьезность наказания осознавали все, включая и присмиревшего Тоши. Так поступали лишь с ворами и трусами, бежавшими с поля боя. Повисла тишина, Тоши пытался остановить кровь из носа, закидывал голову назад, прикладывал к нему рукав рубахи, остальные воины, затаив дыхание, наблюдали за молчаливым поединком между братьями, но мало-помалу их взгляды начали терять заинтересованность, найдя нечто более любопытное за спиной младшего Сенджу. Заметив это, Тобирама резко обернулся и, чертыхнувшись под нос, помрачнел пуще прежнего. В нескольких тё от тренировочной площадки стояли Мито и Хана. Лицо Учиха не выражало никаких эмоций, но в глазах горели всполохи понимания и покорности. Тобирама готов был увидеть в них что угодно: ненависть, ярость, вызов, ожидал услышать проклятия, вперемешку с угрозами, но никак он не ожидал встретить молчаливое смирение. На мгновение Тобирама растерялся, отголоски вины предательски замельтешили в подсознание. Одного взгляда на Мито было достаточно, чтобы понять – девушки все слышали. Глаза Узумаки метали гром и молнии, впервые младший Сенджу видел в них столь открытое осуждение. Сжав кулаки, Мито сделала несколько шагов в сторону шиноби, и Тобирама не был уверен, кого именно хотела вознаградить смертельной техникой жена брата: Тоши или его самого. -Не нужно, жена. Это мужские дела. – Прозвучало над самым ухом младшего Сенджу. Хаширама поднял руку, останавливая Мито, лицо его преобразилось, разгладилось и смягчилось. Узумаки стиснула кулаки, сжала губы, но перед воинами мужа ослушаться не посмела. На мгновение взгляды братьев встретились, схлестнулись, и Тобирама впервые за очень долгое время увидел в глазах Хаширамы неодобрение и гнев. Последний раз старший брат так смотрел на него много лет назад, после того, как по приказу отца Тобирама проследил за ним, дабы выяснить причины долгих отлучек. Об этом не хотелось вспоминать. Тогда Хаширама не разговаривал с ним почти месяц, всячески избегая. И в прошлый раз, и сейчас причина распри между братьями носила самое ненавистное для слуха Тобирамы имя – Учиха. – Ты разочаровал меня, брат. Ведь это должен был сделать ты. Младший Сенджу прекрасно понял, о чем говорил Хаширама, скрепя в ярости зубами осознал, что брат не так уж и не прав. Пожалуй, он действительно дал слишком много вольности Тоши, неосознанно позволил ему говорить то, что из-за уязвленных чувств хотел слышать в этот самый момент. Хаширама был поражен непреодолимым желанием надавать оплеух не только Тоши, чей язык без костей не раз приносил нерадивому шиноби немало неприятностей, но и собственному брату, в благоразумии которого начал сомневаться. Впервые гнев на Тобираму переходил все разумные границы. За слова брата было стыдно, словно он сам произнёс их. Не обращая внимания на ропот за спиной, Хаширама прошествовал к растерявшейся на краткий миг невестке, и по-братски обнял за плечи. Мито встала рядом, всем своим видом выказывая свое полное презрение к каждому шиноби, стоящему сейчас напротив нее. Хана натянулась, словно струна, готовая порваться, хотела было вырваться и отстраниться, но на удивление самой себе в объятьях недавнего врага почувствовала себя в безопасности, и неосознанно прильнула к мужчине ближе. -Вы огорчили меня. – Голос главы клана звучал жестко, но учтиво. Хана чувствовала щекой вибрации его голоса, и это было приятное ощущение, словно урчание большого кота.– Особенно огорчил меня брат, выказавший неуважение моей невестке, а значит и нашей семье. Хана теперь часть семьи и клана. А, значит, любое оскорбление, брошенное в ее сторону, будет приравниваться к оскорблению, брошенному в сторону меня, моей семьи и нашего клана. Я не потерплю этого, и покараю каждого, кто осмелится еще раз обидеть эту девушку. В том числе и своего брата. Глаза Хаширамы поймали раздосадованный взгляд Тобирамы, и младший Сенджу с ледяным спокойствием осознал, что брат не шутит. Молчаливое сражение длилось не больше минуты, после чего Тобирама с напускным равнодушием двинулся с поляны в неизвестном даже ему направлении. Уже второй раз за этот день он постыдно сбегал. Тобирама чувствовал себя преданным собственным братом. Он понял бы Хашираму, если бы тот отчитал его наедине. Поворчал бы, покривил брови, цокнул языком и ушел бы восвояси, тут же забывая его слова. Но отчитать его перед воинами, словно нашкодившего мальчишку, было крайне унизительно. Конечно, он должен был заступиться за честь Ханы, не для того, чтобы показать всем, что она только его и ничья больше, а с целью напомнить всем о хрупкости заключенного мира. Тобирама тренировался в одиночестве, у реки, выплескивал свой гнев и доселе неведанное, тянущее чувство, похожее на вину. Уставший, изможденный, с покрасневшими от нещадно пекущего солнца плечами, он заметил, что на землю опустились сумерки, только когда без сил рухнул на берег у самой кромки реки, зачерпывая руками воду, выплескивая ее на лицо, шею и горящие плечи. Подходя к дому, не чувствуя от усталости рук и ног, Тобирама с оглушающим спокойствием осознал, что больше не ощущает обиды и гнева. Сам перегнул палку, сам не повлиял на ситуацию, сам нарвался на немилость брата. Все сам. И вечным поискам виноватых пора было положить конец. Ничего уже не будет как прежде. Пусть еще и слишком рано, но пора учиться принимать ситуацию такой, какая она есть. В доме было тихо и темно. Тобирама на ощупь пробрался к лестнице, ухватился за перекладину и, с трудом переставляя ноги, принялся подниматься по ступеням, замирая каждый раз, когда под ногами скрипел порог. Младший Сенджу никогда не признавался, что в доме все уже было старо. Игнорировал, откладывал разговор на потом, и упорно ничего не предпринимал. Для Хаширамы дом был памятью, которую он с легкостью бы перекроил, для Тобирамы же – страхом перед новым. Младший Сенджу был в душе закоренелым консерватором: любое изменение в привычном устое жизни пошатывало его мир. В душе у него все было разложено по полочкам, на которых не находило место новое и неизвестное. Вторжение в жизнь незнакомки пошатнуло его мироздание. Душа отвергала ее, словно что-то чужеродное, а принадлежность девчонки к вражескому клану только подпитывала неминуемое отторжение. При этом Тобирама никак не мог утолить жажду к новым знаниям, совершенствовал и оттачивал свои техники, не жалея ни сил ни времени. Сложный, противоречивый, но в своих привычках и заложенных правилах, до абсурдного постоянный. Сейчас Тобирама пребывал в смятении. С одной стороны, были годами заложенные истины, которых он придерживался, от которых не отступал даже в минуты отчаяния и безвыходности. Но с другой – брат, единственный, горячо любимый человек, ради которого младший Сенджу готов был пойти на что угодно. Ради которого он готов был поступиться своими принципами. Седзи в спальню были закрыты, но в щель между ними и полом пробивалась тонкая полоска света. Учиха еще не спала. Ждала ли или не спалось, как ему прошлой ночью, на жестком покрывале из сена? Тобирама застыл, как вкопанный. Что говорить, и как вести себя он не знал. Извиняться не хотел, обвинять было, собственно говоря, не в чем. Ругаться попросту не было сил, а он догадывался - переступи порог, и тут же захлебнется в потоке обвинений. Простояв под дверью еще с минуту, Тобирама осторожно развернулся и почти крадучись вернулся к лестнице. Перспектива провести еще одну ночь в амбаре уже не казалась такой уж ужасной. Оценивая степень усталости, Сенджу не сомневался, что сегодня будет спать сном младенца.