***
Тобирама сразу учуял постороннюю чакру: сказывались годы, проведенные на поле боя, где выслеживание врага давало ему преимущество – эффект неожиданности. Сенсорные способности не раз спасали шиноби жизнь. Навык, отточенный до ослепительного блеска, колотился в горле, словно второе сердце, когда незримые пределы его личного пространства нарушались. К реке приходили многие: воины – освежиться после изматывающих тренировок, рыбаки – снять сети или поставить новые. Детишек в эти места к реке не пускали, слишком было быстро течение, но и они в тайне от родителей частенько забегали сюда поплескаться. Он и сам спустился к берегу, чтобы смыть с себя пот и усталость после тренировки. Но сейчас внутри всколыхнулось уже давно знакомое чувство тревоги, рука сама собой потянулась к набедренной сумке с кунаями. Чакра была с привкусом крови и смерти, с ней он чаще всего встречался на поле боя. Тобирама не сводил цепкого настороженного взгляда с растущих поодаль кустарников, со стороны которых доносился шорох шагов. Он почти привык к напряжению, в которое его вводило присутствие на землях родного клана чужаков. Воздух пропитался их омерзительным запахом. Выдержка каждый день подвергалась жесточайшей проверке, каждый нерв казался оголенным проводом. Волнение Сенджу улеглось в тот момент, когда под ногой чужака хрустнула сухая ветка. Если бы кто-то пытался подкрасться к нему, действовал бы более осмотрительно и тихо. Этот же либо был бездарным шпионом, либо не имел к слежке никакого отношения. Из своего импровизированного укрытия Тобираме открывался вид на песчаный берег, к которому, через мгновение, шурша листвой под ногами, вышла Хана. На миг Сенджу напрягся, когда ее пронзительный взгляд остановился на поросли кустарников, за которой он прятался, но в следующее мгновенье девушка опустилась на поваленное дерево и принялась снимать сандалии. Тобирама даже не заметил, как участилось его сердцебиение, а ладонь, держащая рукоять куная стала мокрой и липкой. Хана подвернула рукава кимоно, ослабила пояс и едва ли не вприпрыжку двинулась к реке. Неужто купаться вздумала? Сенджу сомневался, что она знала о течении в этом месте, о том, что погружаться здесь в воду не безопасно. Тобирама и сам некогда попался в омут манящей бездны. Тогда он был еще ребенком, и, если бы брат пришел на пару минут позже, отправился бы на корм рыбам. На территории Учиха река была тихой, почти неподвижной и мелкой. Знал Тобирама это не понаслышке - не раз приходилось переходить ее вброд. Однако, Хана сделала шаг и остановилась, так или иначе, но купаться она точно не собиралась - кимоно не сняла, и, приложив ладонь к лицу, вглядывалась куда-то вдаль. Она стояла долго, и Сенджу поймал себя на том, что неотрывно на нее смотрит. В бежевом кимоно с мелкими узорами по подолу, с распущенными, струящимися по плечам и спине черными волосами, стройная, прямая словно одинокая березка, она выглядела необыкновенно чарующе. В ней не было прежней зажатости, не думая, что кто-то следит, Хана казалась открытой, живой, настоящей. Она радовалась мелочам, улыбалась, водя пальцами по поверхности воды, и совершенно не замечала, как подол кимоно мало-помалу погружался вместе с ней в воду. А после, словно очнувшись ото сна, подхватила полы своего одеяния и ловко заправила за пояс, обнажив ноги до середины бедра. Тобирама даже не заметил, как затаил дыхание. Его внимание приковала обнаженная гладкая кожа, по которой стекали капли речной воды. Словно завороженный, он наблюдал за скольжением одной из них по бархатному пути. Тихий всплеск, и в воздух взмыли капли воды. Мелодичный смех достиг ушей, мужчина неожиданно для самого себя осознал, что тоже улыбается. Хана источала тепло и свет, сейчас она была словно пропитана солнцем. До нее хотелось дотронуться, урвать кусочек драгоценного тепла, согреть охладевшие руки и душу. Сенджу невольно подался вперед, почти нырнул с головой в густые заросли кустарника, отделявшие его укрытие от берега, где плескалась Хана. Шорох листвы привлек внимание девушки, магматический взгляд обратился к укрытию Тобирамы. Сенджу затаил дыхание и замер. Словно пойманный с поличным мальчуган, он медленно начал пятиться назад, и прежде чем девушка смогла догадаться о слежке, вскочил на ноги и ринулся прочь от реки. Немыслимый позор. Чувствуя, как щеки горят от праведного гнева на самого себя, Тобирама метр за метром отдалялся от проклятого место, от проклятой девчонки, на миг затуманившей его бдительность, пока не услышал крик и всплеск воды. Мужчина не запомнил того момента, когда развернулся и бросился обратно к берегу. Уже через мгновение он стоял на том месте, где минутами ранее плескалась Хана, и вглядывался вдаль, по направлению движения реки. Сандалии девушки все так же стояли у поваленного дерева, но хозяйка их отсутствовала. С неспокойным сердцем Тобирама набрал в легкие воздух и окликнул Хану. В воздухе еще стояла ее чакра, которая медленно рассеивалась, словно утренний туман на полях. Ответа не последовало, и Тобирама, не растрачивая времени попусту, ринулся вдоль берега, следуя за течением реки, время от времени окрикивая Хану, пока не заслышал ее отдаленный зов о помощи. Река отнесла девушку на несколько метров, она чудом избежала столкновения с подводными камнями и еще держалась на плаву. Тобирама окликнул Хану в тот момент, когда ей все же удалось ухватиться за гладкий каменный выступ и впиться ногтями в зеленую скользкую поросль. Ее перепуганное личико обернулось в его сторону. -Держись, я сейчас. – Крикнул Тобирама, извлекая из набедренной сумки кунай с телепортирующей печатью. Хана судорожно кивнула, делая глубокий вздох, когда поток воды, разбившийся о каменный выступ, окатил ее с головой. Рука скользнула по илистой поверхности, Хана беспомощно взвизгнула, чувствуя, что теряет опору, но тут же ощутила мощную хватку на своем запястье. -Держу. – Раздался совсем близко обнадеживающий голос Тобирамы. Приложив немного усилий, мужчина подтянул девушку к себе и, перебросив кунай на берег, телепортировался. Почувствовав под ногами твердую почву, Хана тут же метнулась в сторону от Сенджу, привалилась к нагретому стволу дерева и обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь и согреться. Тобирама обтер лезвие куная о мокрый подол рубахи, и вернул оружие в сумку. Фыркнул и поморщился, когда в сандалиях неприятно хлюпнула вода. Несмотря на теплый летний денек, речная вода обдала морозной свежестью, по рукам и ногам от легкого ветерка стайками побежали мурашки. Глянув на притихшую девушку, пытающуюся сдержать звучную дробь собственных зубов, Тобирама почувствовал, как в груди накаляется раздражение. Во благо чего он обрек себя на купание в ледяной воде? Чтобы спасти девчонку, которую всеми фибрами своей души не переносил? Тобирама осекся. Он не желал ей смерти. Более того, не желал, чтобы она так или иначе покалечилась. Просто хотел держаться от нее подальше, только и всего. Хана была бледной, почти белой, черные волосы облепили лицо и плечи, тонкие струйки воды стекали по щекам и падали с подбородка на руки, покоящиеся на груди. Только сейчас Тобирама заметил, что пояс юкаты затерялся где-то в бурлящей пучине, и ее длинные пальцы – единственное, что удерживало одеяние на теле. Чертыхнувшись себе под нос, мужчина сорвал свой собственный пояс и протянул девушке. -На вот, возьми. – Буркнул он, глядя куда-то в сторону. – Да в дом поскорее пойди, переоденься. -Спасибо. – Хана приняла пояс, спешно опоясала его почти два раза вокруг талии, и подняла на Тобираму глаза. Сенджу покосился на девушку. И чего она не уходит? Хана смотрела на него, будто чего-то ждала, внимательно и несколько заинтересованно, от чего Тобираме нестерпимо захотелось отвернуться. Они стояли близко, непозволительно близко, мужчина мог разглядеть каждую родинку и морщинку на ее лице. Хана убрала волосы за спину, к лицу прилила кровь, и на щеках заиграл легкий румянец. Она была слишком хороша, чтобы сейчас не признать это, но отчего-то принятие сего факта раздосадовало Тобираму. Ему хотелось видеть в ней изъяны, чтобы взвалить всю вину за свои дефекты на нее. Ведь пугающая заинтересованность этой девушкой была не что иное, как изъян в его броне. Но в Хане как будто не было недостатков. Пожалуй, кроме одного. В ней текла кровь Учиха. -О чем ты только думала? – Взвился Тобирама с гораздо большей эмоциональностью, чем хотелось бы. Рядом с Ханой он переставал владеть собой, и даже голос ему не подчинялся. – Хотела отправиться на корм рыбам? -Там была змея. – Тут же вспыхнула девушка, щеки ее заалели. – Ее несло течением в мою сторону, и я лишь хотела увернуться, но оступилась. -Здесь нет змей. – Мужчина сложил руки на груди и смерил Хану хмурым взглядом. – Наверняка, это был всего лишь угорь. -Угорь или нет, но он извивался, как самая настоящая змея. – Девушка повторила движение Тобирама и так же сложила руки. Влажные волосы облепили шею и грудь, прикрывая чуть распахнутый ворот юкаты. -А ты оказывается трусиха. – Мужчина прищурился, слова его горчили ядом. -Посмотрела бы я на тебя, если бы каждый раз перед сном ты находил под своей подушкой извивающийся комок мерзких гадов. Тобирама мгновение выглядел растерянным, но скоро осознал, о чем говорила девушка. -Мадара так развлекался? – Голос против воли прозвучал уж больно участливо, что совсем не понравилось Сенджу. Хана ничего не ответила, вскинула голову, развернулась на пятках и прямо босиком направилась в сторону селения.***
Занятие себе Тобирама нашел быстро. Половина шиноби отправилась на задание, оставшаяся половина была брошена на строительство нового полигона, куда младший Сенджу и направился, пожевывая сладко-кислый стебелек. Строительство находилось на стадии планирования, переживая изменения и достигая удовлетворительного для всех результата. Добиться согласия оказалось не просто: каждый пытался вставить свои пять копеек, от чего дискуссии не прекращались. Тобирама опустился на землю под солнцем чуть поодаль от остальных. Одежда еще была влажной, но теперь приятно охлаждала тело. Споры и смех успокаивали и расслабляли. Да, это именно та атмосфера, к которой он привык. Среди своих соплеменников. Здесь собрались почти все шиноби не занятые на миссиях и дежурствах, даже любопытные ребятишки и сведущие старики пришли посмотреть. Впервые за много лет в поселении намечалась масштабная стройка. Помимо полигона Хаширама подписал указ на строительство еще нескольких зданий. Краем глаза мужчина заметил затесавшихся среди Сенджу парней Учиха, принимавших непосредственное участие в разработке плана. Особого интереса и подозрения они не вызывали, и Тобирама, заложив руки за голову, откинулся на мягкую траву. Все проблемы отступили на второй план. Быть может все не так и плохо? И объединение кланов и состоявшаяся свадьба. Рано или поздно он все равно бы женился, дабы оставить после себя наследников. Да, выбрал бы девушку из добропорядочной семьи Сенджу, хозяйственную и заботливую, постоянную в своей любви и преданности. Но что же на самом деле означало это постоянство? Тока была предана семье и клану до последнего вздоха, постоянная в своем намерении защищать и оберегать, даже, когда под угрозой была ее собственная жизнь. Но хотел бы он себе такую жену? Согрела бы она холодными ночами его тело и душу? Тока умела брать, но не отдавать, и брала она только то, что сама считала нужным. В этом они были похожи. И именно это никогда бы не позволило им быть вместе. Тока была хорошим товарищем по оружию, верным соратником и преданным другом, но на роль жены не годилась. Возможно, потому она и выбрала войну. В пылу сражений чувствовала себя гораздо свободней, нежели в лоне семьи. Тока была постоянна, но это постоянство было скорее долгом чести, нежели любви. --Невеселый ты сегодня, Тобирама. – Послышался шорох и уже через мгновение рядом с младшим Сенджу на траву опустился Тоши. Работа в конюшне не принесла ему ничего хорошего. Норовистая необъезженная кобыла лягнула его прямехонько в руку, сломав ее в двух местах. Мито собирала бедолагу по косточкам, а Хана ей в этом помогала. Именно тогда Тоши и принес Учиха свои извинения. Если девушка еще обижалась, то вида не подала. Ухаживала за пациентом ничуть не хуже, чем за другими. Травма не освободила Тоши от обязанностей конюха, но надолго вывела из строя. – Неужто слухи уже и до тебя дошли? Вот люди, ничего нет в них святого. Тобирама, быть может, и не обратил бы на слова шиноби внимание. Тоши был любителем собирать слухи и отпускать колкие шуточки. Порой слова его были сверх меры остры и ядовиты, от чего даже у сдержанного Тобирамы кулаки чесались проучить хохмача. Говорил он много, а по делу - почти ничего. Но сейчас тон Тоши был непривычно серьезным, а в голосе звучала напряженная нотка, что насторожило младшего Сенджу. -О чем ты говоришь? – Тобирама нахмурился, но головы не поднял, лишь повернулся в сторону соплеменника. -Так ты не знаешь? – Взгляд у Тоши, что у кота, пойманного на краже куска мяса с хозяйского стола. Каким бы слух не был, даже у этого сплетника не рождалось желание делиться им. -Говори. – Младший Сенджу привстал на локтях и прямо посмотрел в бегающие глаза шиноби. – Живо. – Добавил не терпящим возражения голосом. Тоши воровато огляделся по сторонам, словно боялся, что их могут подслушать, и склонился к самому лицу Тобирамы. -Жена твоя, это … - Тоши запнулся и опустил глаза. – В прелюбодеянии уличена. -В прелюбодеянии? – На лицо Тобирамы опустилась тень. – Хочешь сказать, что Учиха мне изменяет? -Не я это говорю. – Пылко ответил мужчина, пытаясь оградиться от обвинений. – Люди на улицах шепчутся. Но знаешь, что самое грязное в этой ситуации? Тобирама сам не заметил, как махнул головой, толи соглашаясь, толи отрицая. Тоши еще ниже склонился, почти носом уткнулся в белесую шевелюру, приняв кивок за положительный ответ. -Женушка твоя с братцем со своим связалась. – Едва слышно проговорил он и отпрянул, будто боялся, что Тобираме после слов таких вздумается кулаками махать. -С Изуной что ли? – Ошалело выдохнул Тобирама, еще не определив своих истинных чувств по отношению к столь пикантному делу. Видел он, как близки были Изуна с Ханой, как заботливо гладил он ее по голове и касался невзначай. Неужели за братской лаской и заботой скрывалась столь мерзкая личина. Тоши минуту глядел растерянно, словно враз перестал понимать речь, и смысл слов Тобирамы не достиг его разума. -Ками с тобой. – Наконец всплеснул руками шиноби. – Изуна хоть и Учиха, но человек совести и чести. – Тоши вновь склонился к Тобираме. – Чего нельзя сказать про его братца. По спине Тобирамы пробежал пронзительный холодок, замерший в районе лопаток. Что именно испытал он в тот момент - злость или досаду, описать было сложно. Он просто хотел убить. Хану ли или Мадару, не все ли равно? Они оба замарали его имя, превратили в рогоносца за спиной. В слова Тоши поверить было легко. Не зря ли про Учиха молва шла, как о нравственно-низких людях, отмеченных печатью похоти и распущенности. Мадара мог решиться на подобный поступок, быть может не для своего удовольствия, но чтобы уязвить достоинство Сенджу. Хана же согласилась, чтобы лишний раз доказать, что даже собственный брат был любовником достойней его, Тобирамы. Тошно и гадко, даже учитывая, что никаких чувств к своей жене он не испытывал. -С чего…такие слухи? – Тобирама с трудом сдерживал эмоции, не подавая вида, что его сколько-то это заботит. Будь он проклят, если хоть один мускул лица дернется и выдаст его. -Пару дней назад на рынке шумиха была. На Хану наш народ накинулся. Сожрал бы ее наш люд, даже косточек не осталось бы, да Мадара заступился. А после схватил ее и увел за собой. – Тоши шумно выдохнул, потирая поврежденную руку. - Куда уж утянул девушку Мадара - не знает никто. В шумихе и не заметили. Кто-то говорит, видел, как в хлев ее увлек, и долго они там наедине были. Тобирама припомнил день, когда Хана ворвалась в их комнату, словно бес за ней гнался. Вид у нее был крайне затравленный. Чего стоили ее большие, испуганные глазищи, взиравшие на него с невообразимым ужасом. Спроси он ее о случившемся тогда, наверняка, все карты раскрылись бы. А теперь выставлен он на всеобщее обозрение, как простодушный дурак. Току отверг, дабы не спровоцировать конфликт, тогда как Учиха было плевать и на межклановый раздор, который мог родиться на основании их бесстыдных действий, и на нравственные аспекты своего вызывающего поведения. Намеренно ли это выставлялось напоказ или по-другому Учиха не умели? Тобираме было плевать. Важнее всего была собственная честь, посрамленная грязными выродками. Тобирама один махом вскочил на ноги, лицо его побелело, исказилось от бессильной злобы. В сердце его клокотала дикая неуправляемая ярость. Он задушит ее собственными руками. Думая, что поступок ее останется безнаказанными, смела спокойно гулять по его землям с надменной улыбкой, словно говорящей: «Ты -рогоносец, Сенджу». А он еще за ней в реку прыгнул. Невиданная глупость. -Постой, Тобирама. – Тоши кинулся следом, силясь нагнать удаляющегося мужчину. – Да подожди ты. Не руби с плеча, может, это только слухи. Народ настроен против Ханы, будет говорить все, что может очернить ее имя. -Не ты ли говорил мне, что Учиха - самый распутный клан? – Сквозь зубы цедил Тобирама, не замедляя шага. -Замечу, я такого не говорил. Скорее наоборот, я говорил об их холодности и безучастности. – Пытаясь переменить настрой разговора Тоши говорил вкрадчиво и добродушно. – Хана не могла так поступить. Не захотела, не стала бы. -С каких пор ты защищаешь эту грязную потаскуху? – Яростно рычал Тобирама, глядя прямо перед собой. -С тех пор, как сам пообщался с ней. И тебе советую. -Ты говоришь, что моя жена – шлюха и тут же опровергаешь слухи и советуешь с ней завести беседу? – Тобирама резко остановился и оскалился. -Я лишь советую тебе не создавать ситуаций, из которых нет выхода. Сожжешь этот мост и уже никогда не придешь к взаимопониманию. Сначала выясни, а уже потом верши правосудие. -И когда ты стал таким рассудительным. – Фыркнул Тобирама, продолжая прерванный путь. – Пойдешь за мной, вторую руку сломаю.